Особенности разговорной лексики и её использование в художественных текстах

Глава 1 Особенности разговорной лексики и её использование в художественных текстах

1.1. Особенности разговорной лексики и её использован
Разговорная лексика широко используется в художественной литературе. Авторы подчиняют её своим целям, используют для создания образов своих персонажей, так как речь в художественном произведении является средством непосредственной связи читателя с персонажем без помощи автора. Так же речь - один из важнейших компонентов характеристики героев произведения. По речи мы можем определить, кто этот человек по профессии, какое образование получил, местность, где происходит действие, в какой обстановке находится персонаж. Поскольку часто авторы описывают бытовую обстановку, появляется необходимость использовать разговорную речь, чтобы максимально приблизить изображаемую сцену к реальности.
Лексический состав разговорной речи отличается стилистической пестротой. При том, что нейтральных слов явно больше, в разговорной речи вполне допустимы сниженные разговорные и даже просторечные и жаргонные слова, а вместе с тем книжные, и специальные.
Отношение морфологических классов слов. По данным Частотного словаря: существительные составляют 27% всей лексики, глагол - 17%, местоимения - 13%, а частицы - 1%, то в разговорной речи существительные составляют 14,8%, местоимения - 17%, а частицы - 15%. Характерно, что среди знаменательных слов самым употребительным в разговорной речи является глагол - 17%. Однако, по количеству разных лексем существительные значительно превышают глаголы, что обусловлено разнообразием предметов и явлений окружающего мира. В то время как меньшее разнообразие глаголов - меньшим разнообразием процессов.
Могут быть сдвиги в семантике (слово "нормальный" в значении "подходящий"). Существует определённая свобода в использовании слов: сдвинутые и сиюминутные значения, окказиональная замена одного слова другим, местоимения употребляются без опоры на контекст.
Разговорная лексика делится на две большие группы:
) общеупотребительные разговорные слова;
) разговорные слова, социально или диалектно ограниченные. Существует разделение внутри первой группы разговорной лексики, в соответствии с ним выделяют:
) разговорно-литературный пласт (лексика, связанная нормами литературного употребления)
) собственно-разговорный пласт (лексика, не связанная строгими литературными нормами)
) просторечия, которые, в свою очередь, делятся на
. Литературные просторечия - лексика приближена к собственно-разговорному пласту
. Собственно-просторечие - для лексики характерно нарушение языковых норм.
. Грубое просторечие - нарушение этической нормы, лексика содержит оскорбление.
Русская разговорная лексика со всеми своими экспрессивными и словообразовательными нюансами принадлежит литературному языку, без неё невозможна общая речевая стихия, невозможно неофициальное общение, которое занимает основное языковое пространство реального человека. Разговорная лексика, обладая набором специфических признаков, прежде всего, семантических, экспрессивных и словообразовательных, хотя и не всегда чётко, но отдаляется от нейтральной общеразговорной лексики. При этом разговорная лексика неразрывно связана с оценочной стороной языка.
Просторечная лексика также употребляется в различных видах речевого общения, но часть её находится за пределами литературного языка и вызывает неприятие большинства людей, а часть просторечной лексики представляет собой "нижний" слой разговорной лексики, пограничную зону между литературной и нелитературной лексикой.
Главным критерием для разграничения разговорной и просторечной лексики может служить проявление в яркой степени грубости и интенсивности оценки по экспрессивно-эмоциональной шкале. При этом яркое проявление положительной оценки всё же не переводит слово из разговорной в просторечную.
При недостаточно чёткой дифференциации разговорных и просторечных слов, с одной стороны, и разговорных и книжных - с другой, вследствие наличия стилевой переходности, можно всё-таки достаточно определённо сказать, что разговорные слова воспринимаются как стилистически сниженные по отношению к книжным, а просторечные как стилистически сниженные по отношению к разговорным. Естественно, что градации достаточно подвижны.
Разговорно-литературный пласт. Как просторечная, так и собственно-разговорная лексика имеет эмоционально-экспрессивную окраску (ласкательности, бранности, шутливости и т.д.). Что касается содержательной стороны разговорно-литературной лексики, то она имеет, как правило, конкретное значение (читалка, столовка, зачётка), реже встречаются слова с отвлечённой семантикой (похвальба, бессмыслица, ворожба). Наряду с разговорными могут употребляться и нейтральные в стилистическом отношении слова, имеющие в качестве разговорного (или просторечного) одно из своих возможных значений, например "встряхнуться" - в значении "оживиться, ободриться". Может быть и специфическое наименование по функции, заменяющее название конкретных примеров: Дай чем написать (карандаш, ручка).
Литературно-разговорная лексика образуется с помощью специальных суффиксов и приставок
Характерны образования с суффиксами субъективной оценки: головка, пылинка, вечерок, сладенький. Например, с помощью суффикса - ик - (телик, велик), с помощью суффикса - ыш - (детёныш, зародыш). Она может представлять типичные конденсаты (подсобка, зачётка, напряжёнка), субстантиваты (контрольная, дипломная, докторская), о которых писала И.П. Глотова. Она подчёркивает, что сокращённые усечённые и конденсированные номинации в разговорной речи выполняют две функции:
) реализуется принцип экономии речевых средств;
) удовлетворяется "жажда экспрессии" (В.Д. Девкин).
В морфологическом отношении для такой лексики характерно существование параллельных форм: в отпуске - в отпуску, в цехе - в цеху (формы на - е имеют книжный характер, формы на - у разговорный и просторечный, иногда просторечно-профессиональный); стилистические варианты (фиксируются и в формах именительного падежа множественного числа у существительных), например, названиях лиц по профессиям: инженеры - инженера, слесари - слесара (варианты на - а - разговорны). Однако, в ряде случаев такие варианты служат дифференциации значений: кондуктора (работники транспорта) и кондукторы (технический термин). Стилистические варианты подобных форм нельзя путать с формами, связанными с разными значениями слов, образованных от слов-омонимов. Такие формы стилистически не реализуются. Например: корпусы (туловища) - корпуса (зданий), мехи - меха, образы - образа и др. Существуют также особые звательные формы: Мам! Пап!
Собственно-разговорный пласт. Собственно-разговорная лексика образуется: имена прилагательные с суффиксами - ущ-, - ющ-, - енн - (толстущий, длиннющий, широченный). С суффиксом - аст - (грубастый, рукастый). С помощью особого словосложения: ротозей, треклятый, зубоскал. Существительные с помощью суффиксов: - ль - (враль), - ун - (крикун, болтун), - ин-, - ён-а (сластёна), - ух-а (грязнуха, показуха), - ежк-а (делёжка), - ушк-, - юшк - и т.д. Ещё более сниженная окраска фиксируется в просторечной лексике. Необходимо заметить, что деление на принадлежность суффиксов к разговорно-литературному пласту и собственно-разговорному пласту, а так же к просторечной лексике, условно. Всё зависит от словообразующего слова: чаще всего слова, образованные непосредственно от нейтральных слов, получают разговорную окраску, а образованные от разговорных - просторечную. Например: разговорное громила - от нейтрального громить, просторечное вышибала - от разговорного вышибать. Так же образуется с помощью изменениям нейтральных слов. К словам, образованным таким образом относятся и усечённые слова, русские и иноязычные (маг - магнитофон, рэ - рубль). Нейтральные слова могут приобретать новые значения. Оттенок разговорности возникает в немаркированных словах, используемых в ином значении. Например, слово старик, обращённое к мальчику, употребляется в значении "друг", у слова "рыцарь" появилось ассоциативное значение "самоотверженный, благородный человек".
Для лексики собственно-разговорного пласта характерны: приставочные глаголы, например: выбранить, выругать, заполучить, заиметь; формы инфинитива на - ть - вместо - ти - (несть, снесть); существительные общего рода: неряха, показуха. Существительные женского рода при литературно-нейтральных формах мужского рода, например: секретарша, билетерша (в официальном стиле секретарь, билетер, если речь идёт о женщине), профессорша (такая форма рождает двусмысленность: профессор сама жена профессора), инженерша. Многие из таких образований закрепились только как стилистически сниженные названия "жены по мужу": генеральша, губернаторша. В отдельных случаях схожие формы не имеют стилистической окраски и являются единственными в своём роде наименованиями, порождёнными профессиональной речью: спринтерша, пловчиха, ткачиха. Образуются на базе словосочетаний: сгущёнка, маршрутка, подземка, неотложка. Часты в употреблении глагольные междометия: бах, бац, плюх (в воду). Специфические предикативы-оценки: Он не ахти, так себе, ничего.
Просторечия. Понятие "просторечие" до конца не определено, можно сказать, что это цельная лингвистическая категория русского национального языка, находящаяся в его разговорной разновидности, одной стороной входящая в литературный язык, другой соприкасающаяся с нелитературными подразделениями (жаргонами, диалектами).
Большинство просторечных слов обладает оценочностью, экспрессивностью, эмоциональностью и образностью. Е.М. Вольф отмечает, что "особенностью оценки в естественном языке является асимметрия между положительной и отрицательной" зонами "хорошо/плохо". Просторечные элементы с отрицательной эмоционально-оценочной коннотацией составляют около 60% (пакостник, похвальбишка, сволота). Их можно отнести к грубому просторечию. Нейтральные составляют более 20% (поверток, присловка, росстань), их можно отнести к собственным просторечиям. Слов с положительной эмоционально-оценочной коннотацией около 20% (племяшка, сподручник), такие слова максимально приближены к литературной лексике.)
Для исследования состава просторечий в лексикографии, в художественной речи важность приобретает дифференциальный подход к просторечию. Дело в том, что термин "просторечие" в применении к русскому литературному языку периода его национального развития противоречив и явно недостаточен, поскольку обозначаются функционально и во много материально разные явления. С одной стороны совокупность общепонятных речевых средств народно-разговорного характера, находящиеся вне действия литературной нормы, с другой, те из просторечных лексико-фразеологических единиц, которые по тем или иным причинам оказались вовлечёнными в сферу литературного языка, то есть, попавшие под действие литературной нормы.
Противоречивость термина "просторечие" ярче всего выявилась в лексикографической практике. Пометой "прост." отмечается слово, которое свойственно, как говорится в словаре Ушакова, "простой, непринуждённой или даже грубоватой устной, не связанной нормами литературного языка, и стоит на границе литературного употребления. Эта помета в то же время может иметь запретительный характер". Между тем по самому своему значению толковый словарь устанавливает, фиксирует лексический состав литературного языка. Очевидно, что пометой "прост." фиксируются лексико-фразеологические единицы второго рода - "принятые" как особые средства стилистической выразительности в литературных текстах.
В научной литературе сложился термин "литературное просторечие". Этот термин, способствуя расчленению понятия "просторечие", вносит существенное уточнение в саму проблему просторечия в его соотношении и взаимодействии с литературным языком.
Термин "литературное просторечие" и обоснование соответствующего понятия были предложены Ю.С. Сорокиным в 60-ых годах.
Литературное просторечие - лексико-стилистическая категория, исторически обуcловленная. Выделение этой категории совершилось в рамках русского литературного языка XIX в. в послепушкинский период. Порождённое взаимодействием литературного и народно-разговорного языка, литературное просторечие - непосредственный результат, следствие действия общенациональной литературной нормы, которая складывается в эпоху Пушкина. Его становление неразрывно связано с формированием в условиях развития национального языка разговорной литературной речи, подчиняющейся литературной норме. Литературные просторечие составляет "нижний" пласт литературного языка.
Далеко не всё, что проникает в узус носителей литературного языка и в литературные тексты, становится достоянием русского литературного языка. Те народно-разговорные элементы, которые в силу разных причин попадают в литературные тексты, первоначально фигурируют в этих текстах - при всей мотивированности их включения - как своего рода "вкрапления" иной, некодифицированной устно-разговорной сферы, четко противопоставленной литературном языку. Таково положение всех вновь вводимых в литературные тексты народно-разговорных слов и оборотов речи.
В составе литературного текста народно-разговорные слова и выражения с неизбежностью вступают в отношения с традиционными для литературными словаря единицами, шире - его пластами, разрядами. Особенно важную роль в приобщении народно-разговорных элементов к сфере литературного языка играют синонимические и широкие идеографические соответствия, которые устанавливаются в литературных текстах с книжными лексико-фразеологическими единицами, а так же контексты, которые поясняют смысл, семантику или авторское осмысление вводимого в текст слова, оборота речи.
Самобытная экспрессия и принадлежность к сфере непринуждённой, неофициальной устной речи, а так же содержательно-тематическая и идейно-эстетическая заданность включения в текст (воспроизведение колорита среды, местности, эпохи, социально-речевая характерология) определяют особое положение такого рода слов и выражений по отношению к литературной норме. Яркая экспрессивность и характерологичность единиц литературного просторечия не противоречат их нормированности. Нормированность их состоит в определении достаточно узкой области или отдельных случаев употребления. Литературно-просторечная лексика вносит дополнительное разнообразие в стилистические нормы современного русского литературного языка, углубляя их структуру, способствуют развитию его синонимических ресурсов.
Можно говорить о целой системе приёмов включения народно-разговорных слов в литературный текст и соотнесения их с литературной нормы. При включении в состав литературного языка народно-разговорного слова, созданного по словообразовательным моделям книжного характера, имеющим окраску разговорности, как правило, были очевидны деривационные связи их с литературными соответствиями.
Слова, включающиеся в литературный язык на правах единиц литературного просторечия, могут иметь разную судьбу. Одни остаются в сфере литературного просторечия до наших дней (болезный, большак, братан, гораздо, страшенный, ядреный). Другие перешли в нейтральный слой русской разговорной речи (зря, повадно, мальчуган, лебезить), третьи получают общелитературное распространение, нередко становясь достоянием книжной лексики (беднота, быт, шумиха).
Собственные просторечия. Для этих слов характерно нарушение языковой нормы. Например: ажно, айда, вдариться, вертаться, сзаду, сымать и т.д. В семантическом плане - конкретность, суженность значения, при этом имеется в виду то обстоятельство, что до своего "сужения" одно слово относилось к более широкому кругу предметов или явлений.
Собственные просторечия образуются: от основ имен существительных: путем отбрасывания перфикса: (по) стоялец, суффикса: расстрой (ство), ржавь (чина), скоп (ление), посыл (ка). Сложные существительные, включающие основы "сам" и "рук": самосуд, самоуправ, самогрей, рукодел, солнопёк, портомойня. Сниженная оценка может содержаться с основе слова, иногда к основе с конкретным значением присоединяется "книжный" суффикс). Такая форма показывает оттенок просторечности: подарение, придурковатость, скончание, небушко и др. В большинстве случаев сниженность и грубоватость просторечным словам придают специальные языковые средства и способы их использования: формы слов, суффиксы, перфиксы, ударение, произношение и др.
Такая разговорная лексика употребляется для создания повышенной тональности речи, придаёт ей выразительность, усиливает воздействующую силу высказывания. Её отличают: преимущественное употребление в обхиодно-разговорном стиле общения; соотносительность с нейтральным словом или сочетанием (дождь - дождина, огуречик - огурец, хлебчик - хлеб); включение в речевые произведения без нарушения их стилистической тональности. Можно выделить следующие разряды собственно-просторечной лексики: ласкательная (бабонька, роднуля, милашечка); одобрительная (ладный, башковитый), шутливая, ироничная (барствовать, взбрызнуть), пренебрежительная (драндулет, калымага), снисходительная (мужичонка, мужичишка), намеренно вежливая (колбаска, хлебчик), намеренно усилительная (холодрыга, дождна).
Таким образом, собственные просторечия используются при создании неэкспрессивных просторечный речевых произведений, являющегося основой обиходно-разговорного стиля общения.
Грубое просторечие. Отличительной чертой является то, что единицы речи чаще всего употребляются в экспрессивно-оценочной функции. Это ведёт к тому, что экспрессивное слово передаёт двоякую информацию:
) обозначает понятие об этом;
) содержит его характеристику, квалификацию, оценку с позиции субъекта речи.
Для грубого просторечия характерно антропоцентрическое устройство, в ней наиболее представлена группа "человек", отражающая жизнедеятельность человека во внутренних и внешних проявлениях. При этом отмечается отклонение от средней нормы, и на первый план выходит параметрическая характеристика. Помимо проявления количественного и качественного параметра квалификация может носить ценностный характер. Основанием квалификации выступает типизированное социальное представление о положительном или отрицательном содержании явления с точки зрения этических представлений. Чаще всего отмечается отступление от "социальной нормы", причём нейтральное или положительное имеет незначительное отражение. Отрицательная оценка предаётся через отрицательную эмоцию (неодобрение, осуждение, неприятие, раздражение, пренебрежение, презрение), имеющую в языке формально выраженные признаки и показатели экспрессивности.
Грубые просторечия образуются, соединяясь с литературной основой: пустобрех, симпатяга, скатёрка, скороходь. Другие, соединяясь с корнем и изменяя его фонетическую оболочку (почтарь, слых) или морфологический состав (слабина, сласть, смирена), не нарушают норму, хотя ограничивают употребление возникшего слова в литературной речи. У имён существительных с помощью суффиксов - ай-, - ак-, - ач, - ень, - их, - ох, - уй со значением лица (слюнтяй, развихляй, запивоха). - аг (а), - уг (а), - дыг (а), - уш (а) со значением общего рода (блатяга, забулдыга, вруша). У имён прилагательных с помощью суффиксов - аст-, - ат-, - ист-, - лив-, - оват, - ащ-, - ющ-, - енн - со значением избыточности признака (губатый, разговористый, гнусливый, дурковатый). Иногда суффикс в литературном слове заменяется другим, который придаёт всему слову просторечную окраску (скребка - скребница, средствие - средство). Можно встретить одновременно замену суффикса и перфикса: росшивь ("вышивка"). Глаголам, по мнению исследователей не свойственны аффиксы, вносящие эмоциональную оценку, носителем значения качества и меры экспрессии является обычно основа. Помимо формально выраженных признаков, можно выделить дополнительные показатели экспрессивности. Семантика экспрессивного слова может быть обусловлена: семантикой производящей основы (хавать - хавчик, шляпа - прошляпить, собака - собачиться). Так же семантикой производящей основы и экспрессивного суффикса (вор - ворюга, балаболить - балаболка). Семантикой деривационной базы, состоящей из словосочетаний (сматывать удочки, толстопуз). Грубые просторечия могут быть звуковой формой (тырить, фифа, цаца) - слова с размытой внутренней формой, (профукать, нюня) - звукоподражательные слова.
Получается, что формальные признаки, показатели экспрессивности, употребление в определённых жанрах речи (порицание, хула, неодобрение), автоматизм употребления определяют основную "социальную функцию" грубых просторечий - быть средством отрицательной оценки.
Сама оценочность связана с семой интенсивности признака или действия, обозначаемого словами. Для единиц характерен качественно-количественный признак (волтузить, дубасить, лупцевать - бить кого-либо с слой; валять, дуть, жарить, жечь, крыть - делать что-либо интенсивно).

1.2. Судьба человека особенности языка

В самый канун 1957 года Михаил Александрович Шолохов приехал в редакцию газеты «Правда». Шел по длинному коридору в гимнастерке цвета хаки, перехваченной широким армейским поясом. В руках – рукопись. Всех интересует, что привез любимый писатель. Он прошел в конференц-зал, где уже собрались члены редакционной коллегии литературные работники. Теплая, волнующая встреча, и он начинает читать рассказ, написанный им для новогоднего номера газеты. Забыв о времени, слушали правдисты чтение новой рукописи.

Рассказ потряс всех слушателей. Редколлегия «Правды» тут же решила: опубликовать рассказ «Судьба человека» в газете. Задача писателя – приобщить читателя к своему материалу не только посредством рассказа. Писатель-художник должен и своих героев, и пейзаж, и все зримые подробности, которые попали в его живописную орбиту, не отражать как в зеркале, а воссоздавать в своеобразном, ему одному свойственном ритме, в своем стиле. У каждого писателя-художника свое чувство языка. Стиль – выразитель творческой психики и жизненной философии писателя. Недаром живет старый афоризм: стиль – это человек. У Михаила Шолохова свой, удивительный по меткости словарь, свой стиль и свой ритм чудесного русского языка. Во всем его богатстве – все качества, которые и создают писателя-художника.

Жириновский раскрыл свою пенсию Почему Ленина не хоронят на самом деле Почему кошка гадит на кровать Почему финики — самый нужный для женщин продукт Ряд тонких, ценных наблюдений над образом автора и героев в рассказе «Судьба человека» сделал В. Кожинов. «Образ автора на протяжении всего рассказа формируется и развивается» (1, 202). В начале произведения у автора и Соколова «нет ничего общего». Авторский язык заметно отличается от языка Соколова литературностью, живописностью. Драматически ускоренный рассказ Соколова резко контрастирует с замедленным эпическим зачином автора. «…В рассказе Соколова очень мало изобразительных эпитетов (и даже определений вообще), между тем как авторский текст насыщен ими». В. Кожинов даже уточняет, что Соколов употребляет их «в двадцать с лишним раз реже, чем автор» (1, 202).

Язык Соколова, по сравнению с авторским, более экспрессивен, отличается разговорным характером, употреблением просторечных слов («тюкнуть», «огромадный», «ихний», «милаха», «посымали»), в том числе разговорно–просторечных вводных слов («стало быть», «может»). Стилистические особенности текста интересовали также и других ученых – лингвистов. Языковой анализ текста «Судьба человека» осуществили в своих исследованиях А.В.Огнев, О.Форш, Б.Ларин и другие). Целью нашего исследования является изучение особенностей авторской речи и языка героев рассказа.

Особенности языка рассказа М.А. Шолохова «Судьба человека» Структура рассказа и язык героев Журналистка из США рассказала, что с ней делали в русской бане В конце эфира Норкин "уложил" студию анекдотом о русской бане После 17 лет, проведенных под землей, шахтер был найден живым! По своей структуре рассказ «Судьба человека» представляет сказ в рассказе – здесь два субъекта: рассказчик-персонаж, бывалый человек Андрей Соколов, и автор, который выполняет функцию собеседника и слушателя; его повествование как бы обрамляет рассказ Соколова (автору принадлежит вступление и заключение).

Композиционно рассказ Соколова представляет собой ряд новелл, в каждой из которых идет речь о каком-то эпизоде из его жизни. В каждой из этих новелл обнаруживает себя скрытая от поверхностного чтения упорядоченность языковых единиц, выражающих строй мысли и чувства рассказчика. И в каждой новелле выступают языковые средства, с помощью которых выражается отношение Соколова к обстоятельствам. Так, о первых впечатлениях от пребывания в плену Соколов рассказывает следующее: И в каждом последующем эпизоде рассказа Соколова о пребывании в плену непременно выступают языковые средства, имеющие значение долженствования. С точки зрения отношения к обстоятельствам оценивает Соколов действующих лиц своего рассказа в эпизоде, где речь идет о ночевке пленных в церкви. Главным в его оценке человека в каждом случае является верность своему гражданскому и воинскому долгу. Кульминацией эпизода в церкви является рассказ Соколова о взводном и Крыжневе. В речи Крыжнева употреблена пословица Своя рубашка к телу ближе. Во всем рассказе «Судьба человека», кроме этой, употребляется еще одна пословица, в речи самого Соколова, адресованной автору: «Дай, думаю, зайду, перекурим вместе. Одному-то и курить и помирать тошно».

Образный смысл двух этих пословиц обусловлен тем, что они соотнесены между собой семантически – они выражают крайне противоположное отношение Соколова и Крыжнева к окружающему миру, к людям. Как отмечалось в рассказе «Судьба человека», повествование ведется не только от лица Соколова, но и от лица самого автора. Авторская речь составляет введение к рассказу Соколова и заключение к нему. Специфика образа автора в рассказе «Судьба человека» состоит в том, что он подвижен — в пределах рассказа в определенном отношении изменяется строй его мысли и чувства. В авторском повествовании, составляющем экспозицию рассказа «Судьба человека», речь идет о трудностях, выпавших на долю автора в пути, когда в «недобрую пору бездорожья» ему «пришлось ехать в станицу Букановскую».

В этом тексте многие предложения имеют значение объективной необходимости и семантически соотнесены со словом судьба в значении «стечение обстоятельств»: Употребляются автором и слова, заключающие в себе экспрессию преодоления: . но одолеть (т. е. «осилить, преодолеть что-либо, требующее физических усилий») их оказалось не так-то просто; Только часов через шесть покрыли (т. е. «преодолели») расстояние в тридцать километров. Таким образом, в авторском повествовании, составляющем экспозицию рассказа «Судьба человека», наблюдаются те же по характеру языковые средства, с помощью которых изображается герой рассказа.

Проделав трудный путь по бездорожью, автор рассказа рад минуте тишины, одиночества. Это был первый после зимы по-настоящему теплый день. Хорошо было сидеть на плетне вот так, одному, целиком покорясь тишине и одиночеству, и, сняв с головы старую солдатскую шапку, сушить на ветерке мокрые после тяжелой гребли волосы, бездумно следить за проплывающими в блеклой синеве белыми грудастыми облаками.

С точки зрения человека, только что преодолевшего тяжелый путь, воспринимает автор и появление незнакомого человека с мальчиком: Изменение строя, мысли и чувства автора обнаруживаются в употреблении языковых средств, соотносительных с теми, посредством которых в экспозиции рассказа было выражено предрасположение автора к тишине, одиночеству. В экспозиции рассказа было: «. следить за проплывающими в блеклой синеве белыми, грудастыми облаками». Здесь же — «словно под тугими, белыми парусами, проплывали в вышней синеве облака».

В экспозиции рассказа слово весна выступало в значении «время года». И только. Здесь же наблюдается семантический сдвиг в этом слове. Весна в этом контексте приобретает смысл: «созидающая сила, способствующая утверждению живого в жизни». В экспозиции рассказа языковые средства, выражающие исходный строй мысли и чувства автора, были стилистически нейтральными. Здесь же выступают языковые единицы, которые имеют окраску высокого стиля: в вышней синеве, минуты скорбного молчания, к великим свершениям весны, к вечному утверждению живого в жизни.

От обыденного взгляда на окружающий мир до глубокого, философского его осмысления — так изменяется строй мысли и чувства автора в рассказе «Судьба человека». Наконец автор берет слово уже в эпилоге рассказа: Два осиротевших человека, две песчинки, заброшенные в чужие края военным ураганом невиданной силы. Что-то ждет их впереди? И хотелось бы думать, что этот русский человек, человек несгибаемой воли, выдюжит и около отцовского плеча вырастет тот, который, повзрослев, сможет все вытерпеть, все преодолеть на своем пути, если к этому позовет его родина. В этом фрагменте авторской речи «поправляется»,углубляется одно из высказываний Соколова.

Свой идеал поведения на войне Андрей Соколов выразил так: «На то ты и мужчина, на то ты и солдат, чтобы все вытерпеть, все снести, если к этому нужда, позвала». Слово вытерпеть и его синоним снести означают «перенести, выдержать страдания». Слово преодолеть, употребленное вместо слова снести, более точно выражает характер его действий, поступков, а формула если к этому позовет его родина, употребленная вместо если к этому нужда позвала — более определенно называет мотивы действий и поступков Андрея Соколова. В речи Соколова звучат слова и выражения, взятые из языка шофера, солдата, крестьянина, эпитеты и метафоры, связанные с народно-поэтическим творчеством.

В том, что и как отбирает герой в неоценимом фольклорном богатстве, что оказывается наиболее близким его душевному строю, с достаточной отчетливостью проявляются его нравственно-психологические особенности. Соколов любит ласковые обращения, слова с уменьшительными суффиксами (они особенно свойственны фольклорным произведениям).

В соответствующем контексте они принимают ласкательную окраску, отражают открытость, душевность, дружелюбные чувства героя («милая Иринка», «милок», «браток», «детишкам», «папанька», «воробышек», «звездочка»). Различия в языке автора и героя не приводят к разностильности произведения; общее в его стилистическом фундаменте заключается и в том, что «как в речи автора, так и в речи героя — то и дело смыкаются, скрещиваются, срастаются извечные, отшлифованные столетиями речения и сегодняшние разговорные обороты, подчас еще совсем не освоенные литературой». Это общее в ходе развития повествования крепнет, приобретает более широкие очертания, более глубокую основу.

В «Судьбе человека» постепенно сближаются и сливаются голоса автора и героя, столь различные, несовместимые в начале рассказа. Андрей Соколов, заново пережив в рассказе свою судьбу, поднимается на высоты человеческого сознания и сливается в самом своем слоге с художником.