Особенности развития историко-литературного процесса XIX века – романтизм

Творчество Эрнста Теодора Амадейя Гофмана.
Немецкие романтики первой трети прошлого столетия – как поэты, так и прозаики – представляют собой яркое созвездие творческих талантов, резонанс деятельности многих из них перешагнул далеко за национальные рамки Германии и за пределы их времени. И Гофман среди них – несомненно, звезда первой величины.
Творчество его получило особенно широкий отклик в России: Белинским и Герценом Гофман был отмечен как значительное явление в литературе; в немалой степени интерпретатором Гофмана был одарённый новеллист-фантаст А. Погорельский, некоторыми существенными аспектами своего творчества связан был с этим немецким романтиком Гоголь, активно интересовался им Достоевский. Весьма высокую оценку Гофману дал А. В. Луначарский, сказавший, что он «великий писатель и читать его – истинное и огромное наслаждение».
Э.Т.А. Гофман родился 24 января 1776 года в Кенигсберге в семье прусского королевского адвоката. В своём имени Эрнст Теодор Вильгельм он изменил впоследствии третью часть на Амадей в честь своего любимого композитора Моцарта. Через три года после рождения мальчика родители его разошлись, и будущий писатель рос и воспитывался в доме бабушки со стороны матери под попечением главным образом дяди, сухого педантичного человека, натура которого постоянно вступала в резкий конфликт с подвижным темпераментом племянника.
Уже с юношеских лет в Гофмане пробуждается богатая творческая одаренность. Он обнаруживает немалый талант живописца. Особенно ему удаются гротесковые карикатуры. Но главной его страстью, которой он остаётся верен на протяжении всей своей жизни, становится музыка. Играя сам на многих инструментах, он основательно изучил теорию композиции и стал не только талантливым исполнителем, дирижёром, но и автором целого ряда музыкальных произведений.
Из них стала особенно известна с большим успехом поставленная в 1816 году на берлинской сцене опера «Ундина», написанная на сюжет поэтичной романтической сказки в ту пору очень популярного в Германии романтика Фуке. Годы учения отмечены первыми опытами и на писательском поприще. Но литературное творчество ещё мало интересует Гофмана. На первом месте для него остаётся музыка.
Даже в 1813 году, будучи уже автором ряда замечательных новелл, он писал одному из своих друзей о намерении издать первый сборник своих рассказов анонимно, поскольку «его имя должно стать известным не иначе, как благодаря хорошему музыкальному произведению». Несмотря на определённые интересы в области искусства, в университете Гофман вынужден был из практических соображений изучать юриспруденцию и избрать профессию, традиционную в его семье. Он прилежно и с большим успехом штудирует право.
Став чиновником юридического ведомства, проявляет незаурядное профессиональное дарование, заслужив репутацию исполнительного и способного юриста. Но бесспорно, прав был друг писателя Гиппель, свидетельствовавший, что «Гофман рассматривал изучение юриспруденции только как средство обеспечить себе в ближайшее время кусок хлеба и покинуть дом своей бабки. Душа же его принадлежала искусству».
После окончания в 1798 году университета наступает томительная пора службы чиновником судебного ведомства в различных городах Пруссии – пора, наполненная страстной мечтой посвятить себя целиком искусству и мучительным сознанием невозможности осуществить эту мечту. Относительно светлым моментом было пребывание в Варшаве, куда он после настойчивых хлопот Гиппеля был перевёден из захолустного городишки Плоцка (тогда эти польские территории находились под властью Пруссии).
В Плоцк Гофман попал как в ссылку за язвительные карикатуры на высокое начальство. В оживлённой атмосфере культурной жизни польской столицы много времени и энергии Гофман отдаёт музыке, создавая собственные композиции, дирижируя в концертах; занимается живописью, одновременно успешно выполняя свои служебные обязанности.
В 1806 году, когда после разгрома Пруссии и вступления французов в Варшаву там была упразднена прусская администрация, Гофман лишился службы, а вместе с ней и средств, к существованию. Сокращены были штаты и во всех ведомствах в Берлине, где он безуспешно пытался определиться как юрист.
Нотоиздатели отказываются от его сочинений, не находит он покупателей и на свои рисунки. После Берлина Бамберг, Лейпциг, Дрезден – вот вехи того тернистого пути, по которому, сопровождаемый различными житейскими несчастьями и редкими проблесками удачи, шёл Гофман в качестве театрального капельмейстера, декоратора, преподавателя пения и игры на фортепьяно, перебивавшегося частными уроками, шёл через тяжёлые, а подчас и унизительные испытания, оставаясь иногда без куска хлеба.
«Продал старый сюртук, чтобы пообедать», – запись из дневника, сделанная в Бамберге. Наделив Гофмана выдающимся артистическим дарованием, природа поместила его в довольно невзрачную оболочку, к тому же весьма слабой физической конституции. Полной мерой было ему суждено испить и скорбную чашу неразделённой любви. Женитьба в 1802 году в Познани на Михалине Тржинска, дочери городского писаря, не была вызвана ни искренним чувством, ни тем более соображениями рационального порядка и вряд ли стала для него большим благом.
В то же время подлинная и единственная сердечная страсть Гофмана к юной Юлии Марк, которой он давал в Бамберге частные уроки музыки, принесла ему лишь глубокие душевные терзания, получившие свои отзвуки и в его творчестве. Шестнадцатилетняя Юлия была выдана замуж за гамбургского купца, человека необразованного и грубого опустившегося и морально и физически, но зато обладавшего преимуществом, которым, ни в коей мере не мог похвастаться бедный музыкант и рисовальщик, – у купца было много денег.
В 1814 году, едва Наполеон был изгнан из Германии, для Гофмана кончаются безрадостные скитания. Когда не оправдались его надежды получить в Берлине прилично оплачиваемую должность, в которой он мог бы применить свои познания и талант в области музыки и живописи, безвыходное материальное положение заставляет его принять выхлопотанное Гиппелем место по министерству юстиции, что было для Гофмана равносильно, по его собственным словам, «возвращению в тюрьму». Свои служебные обязанности он выполняет, однако, безукоризненно и в 1818 году получает назначение на ответственный пост.
Но не успехи по службе, а оживлённая артистическая и литературная жизнь Берлина, прежде всего, интересует Гофмана. Он устанавливает тесные отношения с романтиками Шамиссо и Фуке, выдающимся актёром Девриентом, встречается с Тиком и Брентано – писателями, тоже принадлежавшими к кругу романтиков. В литературном и музыкальном Берлине Гофман вскоре становится признанной величиной.
В эти годы происходят и совершенно определённые изменения в его общественных позициях. Прежде, как и многие ранние романтики в Германии, он оставался принципиально безразличным к политическим и общественным движениям своего времени. По свидетельству его издателя Кунца, «газет он не читал вовсе, политикой вообще не интересовался и не переносил даже разговоров на эти темы, а если я пытался рассказать ему что-нибудь действительно важное и интересное из этой области, то он обычно прерывал меня словами: «Оставим это. Давай лучше поговорим о чём-нибудь более разумном».
В связи с оживлением оппозиционного движения, преимущественно в студенческой среде, Гофман был назначен в 1820 году членом комиссии по расследованию политических преступлений. Ни в малой мере не разделяя революционных взглядов, весьма скептически и с насмешкой относясь к националистически настроенным студенческим союзам, Гофман, однако, проникается и как юрист и как гражданин духом тех новых передовых норм буржуазного права и политических представлений, привнесённых в Пруссию из-за Рейна, которые понемногу теснили полицейский произвол и ограничивали личное королевское вмешательство в судебную процедуру и решения суда.
Следует отметить, что как раз берлинская судебная палата, членом которой был Гофман, в немалой степени именно по его инициативе, порой весьма настойчиво выступала за внедрение этих новых правовых норм в прусское судопроизводство. Будучи крайне недовольным своим новым назначением, с которым он связывал «сеть омерзительного произвола, циничного неуважения ко всем законам, личной неприязни», писатель продемонстрировал гражданское мужество, открыто протестуя в своих апелляциях министру юстиции против беззаконий, чинимых комиссией. И его настойчивые демарши не были безуспешными.
Но когда стало известно, что в своей фантастической новелле «Повелитель блох» под именем некоего крючкотвора Кнаррпанти Гофман ядовито высмеял председателя пресловутой комиссии Кампца, то против новеллиста под явно надуманным предлогом разглашения служебной тайны было возбуждено судебное дело, грозившее подследственному тяжкой карой. И лишь взбудораженное общественное мнение и активные усилия друзей спасли писателя. Правда, ему пришлось изъять криминальное место из новеллы.
Наделённый от природы повышенной нервной возбудимостью, Гофман умышленно стимулировал эту аномалию всё более учащавшимися возлияниями в угловой комнате популярного кабачка Лютера и Вегенера, где в обществе друзей, в особенности Девриента, он нередко проводил целые ночи. В состоянии опьянения он чувствовал себя свободнее в душной общественной атмосфере послевоенной Пруссии; в причудливых видениях, порождённых винными парами, он искал сюжеты и образы для своих фантастических рассказов. Один из биографов Гофмана сказал о нём и Девриенте, что пили они не по случаю, а побуждаемые общественными обстоятельствами.
Слабый организм писателя не мог выдержать такой перегрузки, складывавшейся и из напряжённой творческой работы, и из добросовестного исполнения своих служебных обязанностей, и из шумных ночных бдений в кабачке. Быстро развивавшееся в этих условиях тяжёлое заболевание – прогрессивный паралич – лишает его возможности самостоятельного передвижения.
Основные особенности творчества Гофмана заключались в следующем: первая самая яркая особенность творчества Гофмана, главная прелесть его прозы – двоемирие – сочетание в пределах одной художественной реальности двух миров – реальной, обыденной Германии начала XIX века и фантастического, сказочного, чудесного мира. Многие персонажи существуют сразу в двух мирах, но в разных ипостасях, видах. До Гофмана сразу два мира одновременно описывали очень редко: либо то, либо другое.
Вторая особенность: всех своих персонажей сам Гофман делил на две части: энтузиасты и филистеры. Гофмановские энтузиасты – романтические герои, странные, наивные люди, стремящиеся к чему-то более высокому, возвышенному, идеальному, чем материальное благополучие, они мечтатели. Тот чудесный мир, который им открывается, в который они верят несмотря ни на что, является метафорой, символом высоких идеалов, существующих лишь в их мечтах. Филистеры – это просто немецкое название мещан, обывателей, не верящих ни в какие чудеса. Конечно, Гофман на стороне энтузиастов, но иногда он смеётся над излишней оторванностью от жизни своих энтузиастов.
И третья особенность, очень часто Гофман использует приём мерцания смысла, двойственности, часто невозможно понять, показалось ли некое чудесное явление герою или приснилось во сне или оно было на самом деле, потому что в мире Гофмана возможно всё. И это очень интересно.
Творческое наследие Гофмана достаточно велико. Кроме множества новелл (не все они одинаковы по своему художественному уровню) перу Гофмана принадлежат и два великолепных романа, очень несхожих и совершенно своеобразных – «Эликсир дьявола» и неоконченный роман «Житейские воззрения Кота Мурра».
Фантастика является важнейшим компонентом мировоззренческой и эстетической системы подавляющего большинства романтиков. Романтик не приемлет ту систему антигуманных общественных отношений, которые все прочнее устанавливаются усилиями буржуазии, одержавшей победу в процессе французской революции. С другой стороны, многие нормы этих новых общественных отношений, воспринимавшихся романтиками только с их отрицательной стороны, были им непонятны и осмыслялись как некое фатальное зло, исполненное иррациональной мистики.
На этой основе в художественном сознании романтика и утверждается фантастика – и как антитеза отвергаемой им действительности, и как осмысление её враждебности человеку. И одним из наиболее талантливых фантастов в романтической литературе был Гофман. Хотя, строго говоря, фантастикой его творчество не исчерпывается. Отметить это тем более необходимо, что одно из самых значительных и итоговых его произведений – роман «Житейские воззрения Кота Мурра», в сущности, совершенно лишён фантастического начала.
Композиция романа представляет собой две непересекающиеся сюжетные линии – биография кота Мурра и история жизни при дворе в карликовом немецком княжестве капельмейстера Иоганнеса Крейслера. Как предупреждает с первых строк вымышленный издатель книги, предлагаемая книга является исповедью учёного кота Мурра, являющегося одновременно и автором, и героем.
Однако, при подготовке книги к печати произошёл конфуз: когда к издателю стали поступать корректурные листы, то обнаружилось, что записки кота Мурра постоянно перебиваются обрывками совершенно постороннего текста. Оказалось, что кот, излагая свои житейские воззрения, рвал на части первую, попавшуюся ему в лапы книгу из библиотеки хозяина, чтобы использовать выдранные страницы «частью для прокладки, частью для просушки». Под кошачьи лапы попало жизнеописание Иоганнеса Крейслера и по небрежности наборщиков эти страницы тоже были напечатаны.
Таким образом, жизнеописание гениального композитора представлено как макулатурные листы в кошачьей биографии. Здесь проявилась поистине гениальная фантазия Гофмана, которая оказалась способной придать горькой самоиронии такую форму. Программный герой романа, Иоганнес, олицетворяет высшую правду. Рядом с ним в романе существует ещё художник – Абрагам Лисков – органный мастер, иллюзионист, пиротехник, устроитель праздников.
Роман написан о подлинном и мнимом романтическом герое. Кот Мурр считает себя романтическим героем, существом высшего порядка, с утончённой душой поэта, описывая свою жизнь, он использует типичные романтические штампы (и эти описания часто по-настоящему смешны). Но это только видимость, на самом деле этот необыкновенный кот – типичный мещанин, на первом месте у него всегда собственное благополучие и комфорт. Настоящий романтический герой – Крейслер, он человек не только высокого таланта, но и высокой чести, благородства и совести. Он придворный композитор в маленьком княжестве, его окружают интриги, корысть, эгоизм, лицемерие, с которыми он ведёт безнадёжную войну.
Крейслер – музыкант, а музыка, как считает Гофман, и считали все йенцы, – «высший, самый романтический вид искусства». Особенность Крейслера по отношению к героям ранних произведений Гофмана в том, что он живёт не в мире поэтических грёз, а в реальной филистерской Германии. В поисках хлеба насущного он странствует от одного княжеского двора к другому, из одного города в другой. Ему «приходится чеканить из своего вдохновения золото, чтоб дольше протянуть нить своего существования».
Роман Гофмана «Эликсир дьявола» относится к готическим романам – это мрачный, мистический роман ужасов, действие обычно происходит в мрачных средневековых замках. Сначала читать интересно, но потом закрученный сюжет так закручивается, усложняется и запутывается, количество событий и героев всё растёт, количество неправдоподобных случайностей, совпадений, допущений переходит всякие разумные границы. Самое невероятное событие – главного героя случайно принимают за другого человека, и даже любовница не замечает подмены.
Главного героя монаха Медарда ведёт по жизни и помогает ему тёмная дьявольская сила. Однажды он выпил старый элексир, которым, по преданию, сам Сатана хотел напоить, соблазнить искусить одного из самых известных католических святых святого Антония. Медарда одолевают неуправляемые страсти – гордыня, жажда земных наслаждений, и он убегает из монастыря, потом с ним происходят разные в основном страшные приключения. Завершается роман по-христиански, раскаянием героя.
В полуфантастической новелле «Кавалер Глюк» Гофман развивает одну из основных, если не главную идею творчества писателя – неразрешимость конфликта между художником и обществом. Все люди делятся для Гофмана на две группы: на художников в самом широком смысле – людей, поэтически одарённых, – и людей, абсолютно лишённых поэтического восприятия. Высшее воплощение искусства Гофман находит в музыке, и прежде всего потому, что музыка может быть менее всего связана с жизнью, с реальной действительностью.
Весьма примечательна и сказочная новелла «Золотой горшок», название которой сопровождается красноречивым подзаголовком «Сказка из новых времён». Действующие лица «Сказки...» – современники Гофмана, а действие её происходит в реальном Дрездене начала XIX века. Герой новеллы – студент Ансельм, чудаковатый неудачник, у которого бутерброд падает обязательно намасленной стороной, а на новом сюртуке непременно появляется скверное жирное пятно.
Мечтатель Ансельм наделён «наивной поэтической душой», и это делает для него доступным мир чудесного и сказочного. Столкнувшись с ним, герой новеллы начинает вести двойственное существование. В соответствии с этим и композиционно новелла построена на переплетении и взаимопроникновении сказочно-фантастического плана с реальным. Романтическая сказочная фантастика в своей тонкой поэтичности и изяществе находит здесь в Гофмане одного из лучших своих выразителей.
Повесть названа Гофманом сказкой. Это одна из трансформаций жанра сказки, введённого в литературу романтиками. События разворачиваются в Дрездене в день Вознесения Господня, со многими реалиями немецкого быта, современного писателю, и характерными чертами социальной психологии персонажей: самодовольный чиновник, занимающийся просвещением, конректор Паульман, дочь его Вероника, мечтающая о том, что она станет «госпожой советницей», регистратор Геербранд, не выходящий за рамки почтительной вежливости. Течение их жизни определяет сложившийся чиновничье-мещанский уклад, на фоне которого так нелеп и смешон студент-мечтатель Ансельм, вокруг которого сосредоточен мир чудес.
Ансельм – наивный простак и сказочный герой, упорно ищет свою Серпентину, далёкую от мира и желанную возлюбленную. В конце концов, он обретает её в Атлантиде – романтическом царстве поэзии. Бегство спасённого героя в его утопическое «хорошенькое поместье в Атлантиде» написано в торжественно-эпическом тоне. Тогда как его реальный мир со своими вечными тревогами остаётся в стороне. Но автор именно в этот момент вторгается в повествование: «А я, несчастный, скоро, уже через какие-нибудь несколько минут, я сам покину этот прекрасный зал… окажусь в своей мансарде, и мой ум будет во власти жалкого убожества скудной жизни, и, словно густой туман, заволокут мой взор тысячи бедствий».
В сказке много смешного. Ирония проникает повсюду. Она приближается к сатире в изображении мира обыденного и совершенно по-иному звучит, как только дело касается поэта и фантазера Ансельма. В счастливом конце кроется свой иронический смысл. Читатель должен сам решить, принять ли его всерьёз.
В то же время в новелле отчётливо обрисован реальный план. Не без основания некоторые исследователи Гофмана полагают, что по этой новелле можно успешно воссоздать топографию улиц Дрездена начала прошлого века. Немалую роль в характеристике персонажей играет реалистическая деталь. Например, упоминающийся не раз костюм бедного Ансельма – щучье-серый фрак, покрой которого был очень далёк от современной моды, и чёрные атласные брюки, придававшие всей его фигуре какой-то магистерский стиль, так не соответствовавший походке и осанке студента. В этих деталях отражены и какие-то социальные штрихи персонажа, и некоторые моменты его индивидуального облика.
Двуплановость творческого метода Гофмана сказалась и в соответствующем делении персонажей на две группы. Конректор Паульман, его дочь Вероника, регистратор Геербранд – прозаически мыслящие дрезденские обыватели, которых как раз и можно отнести, по собственной терминологии автора, к хорошим людям, но плохим музыкантам или немузыкантам вовсе, то есть к людям, лишённым всякого поэтического чутья. Им противопоставлен архивариус Линдгорст с дочерью Серпентиной, пришедшие в этот филистерский мир из фантастической сказки, и милый чудак Ансельм, душе которого открылся сказочный мир архивариуса.
Ансельму в его повседневной жизни кажется, что он влюблён в юную Веронику, а она в свою очередь видит в нём будущего надворного советника и своего мужа, с которым мечтает осуществить свой идеал филистерского счастья. Но причастный теперь к сказочному поэтическому миру, в котором он полюбил чудесную золотую змейку – голубоглазую Серпентину, бедный Ансельм не может решить, кому же, на самом деле отдано его сердце. В борьбу за Ансельма против покровительствующего ему Линдгорста вступают другие силы, тоже волшебные, но злые, воплощающие тёмные стороны жизни, поддерживающие прозаический филистерский быт, – это колдунья-торговка, у которой Ансельм по рассеянности опрокинул корзину с пирожками.
Двойственное существование (и здесь Гофман использует традиционные каноны сказки) ведут природа и вещный мир новеллы. Обыкновенный куст бузины, под которым в летний день присел отдохнуть Ансельм, вечерний ветерок, солнечные лучи говорят с ним, одухотворенные сказочными силами волшебного царства. Красивый дверной молоток, за который взялся Ансельм, собираясь войти в дом Линдгорста, вдруг превращается в отвратительную рожу злой колдуньи, а шнурок звонка становится исполинской белой змеей, которая душит несчастного студента. Комната в доме архивариуса, уставленная обыкновенными растениями в горшках, становится для Ансельма чудесным тропическим садом, когда он думает не о Веронике, а о Серпентине. Подобные превращения испытывают и многие другие вещи в новелле.
В счастливой концовке новеллы, завершающейся двумя свадьбами, получает полное истолкование её идейный замысел. Надворным советником становится Геербранд, которому Вероника без колебания отдаёт свою руку, отрешившись от увлечения Ансельмом. Осуществляется её мечта – «она живёт в прекрасном доме на Новом рынке», у неё «шляпка новейшего фасона, новая турецкая шаль», и, завтракая в элегантном неглиже у окна, она отдаёт необходимые распоряжения кухарке. Ансельм женится на Серпентине и, став поэтом, поселяется с ней в сказочной Атлантиде. При этом он получает в приданое «хорошенькое поместье» и золотой горшок, который он видел в доме архивариуса.
Сказка «Золотой горшок» весьма близка по своему художественному строю к сказке «Крошка Цахес, по прозванию Циннобер». В новой сказке полностью сохраняется двоемирие Гофмана, что опять нашло себе отражение в двухплановости композиции новеллы, в характерах персонажей и в их расстановке. Многие основные действующие лица новеллы-сказки «Крошка Цахес» имеют своих литературных прототипов в новелле «Золотой горшок»: студент Бальтазар – Ансельма, Проспер Альпанус – Линдгорста, Кандида – Веронику.
Однако здесь есть и существенные различия. Вторая новелла написана на исходе творческого пути писателя, когда в его идейно-эстетическом сознании наметились новые существенные тенденции, выразившиеся в усилении общественной сатиры, в обращении к явлениям современной общественно-политической жизни, от которых он, впрочем, продолжает принципиально отгораживаться в своих эстетических декларациях и в это же время пишет ряд новелл и сказок, весьма далёких от общественных тенденций.
Двухплановость новеллы «Крошка Цахес» раскрывается в противопоставлении сказочной страны Джиннистан княжеству Барсануфа, в котором происходит действие новеллы. Двойственное существование ведут здесь некоторые персонажи и вещи, поскольку они совмещают своё сказочное волшебное бытие с существованием в реальном мире. В повествование вплетается поэтическая легенда, являющаяся завязкой сюжета, о том, как в некие отдалённые времена, когда страной правил князь Деметрий, никто не замечал, что страна управляема, и все были весьма этим довольны.
Страна уподоблялась дивному прекрасному саду, что в ней вовсе не было городов, а лишь приветливые деревеньки да кое-где одинокие замки. Полная свобода, которой пользовался всякий, живший в этой стране, превосходная местность и мягкий климат привлекли сюда на постоянное жительство прекрасных фей доброго племени. Но наследник умершего князя юный Пафнутий решил ввести в стране просвещение и изгнать из неё фей, которые, как разъясняет новому князю его министр Андрес, «упражняются в опасном ремесле – чудесах – и не страшатся под именем поэзии разносить вредный яд, который делает людей неспособными к службе на благо просвещению». К тому же у них «несносные, противные полицейскому уставу обыкновения».
И вот согласно княжескому указу «полиция вламывалась во дворцы фей, накладывала арест на всё имущество и уводила их под конвоем». Но некоторых фей, «лишив их всякой возможности вредить просвещению», решено было оставить, чтобы люди, привыкнув к ним, перестали им верить. Среди них была и фея Розабельверде, ставшая под именем фрейлен фон Розеншен канониссой приюта для благородных девиц.
Добрая фея Розабельверде из жалости заколдовывает уродливого телом и душой альрауна Цахеса, так что большинство людей, преимущественно филистеры, перестают замечать его уродство. Теперь люди тянутся к нему. Любое достойное похвалы дело, совершённое в его присутствии, приписывается ему, Цахесу, сменившему своё прежнее имя на новое – Циннобер. И наоборот, стоит ему мерзко замяукать или споткнуться – виновен непременно оказывается кто-то другой.
Благодаря дару доброй феи карлик очаровывает профессора Моша Терпина (одержимого своеобразным видением «Германского духа») и его дочь Кандиду. Только влюблённый в прекрасную девушку меланхоличный студент Бальтазар видит истинный облик злодея. Правда, этой же способностью Гофман наделяет и представителей искусства (скрипач Сбьокка, певица Брагацци), а также чужестранцев.
Позже к ним присоединяются друзья Бальтазара: Фабиан и Пульхер. Цахес-Циннобер не теряет времени даром, и, пользуясь чужими успехами, быстро делает карьеру при дворе местного князя Пафнутия и собирается жениться на Кандиде. Однако, будучи предупреждённой волшебником Проспером Альпанусом за несколько часов до того, как «разразилось просвещение», о грозящей ей опасности, она сумела кое-что сохранить из своего волшебного реквизита. Им она, в частности, и воспользовалась для покровительства маленькому Цахесу, наградив его тремя волшебными золотыми волосками.
Художественные планы сопоставляемых новелл совместимы, если не полностью, то очень близко. В идейном же звучании при всей своей схожести новеллы довольно различны. Если в сказке «Золотой горшок», высмеивающей мироощущение мещанства, сатира имеет нравственно-этический характер, то в «Крошке Цахесе» она становится более острой и получает социальное звучание. Не случайно Белинский отмечал, что эта новелла запрещена царской цензурой по той причине, что в ней «много насмешек над звёздами и чиновниками».
Именно в этой связи с расширением адреса сатиры, с её усилением изменяется и один существенный момент в художественной структуре новеллы – главным персонажем становится не положительный герой, характерный гофмановский чудак, поэт-мечтатель (Ансельм в новелле «Золотой горшок»), а герой отрицательный – мерзкий уродец Цахес, тип персонажа, в глубоко символичной совокупности своих внешних черт и внутреннего содержания впервые появляющийся на страницах произведений Гофмана. А студент Бальтазар выступает уже во второстепенных по сравнению с Цахесом ролях.
Цахес не принадлежит к филистерскому миру. Это персонаж гораздо более глубокого и острого социального содержания. Традиции романтической сказки с широким использованием фольклорных мотивов подвергаются в новелле дальнейшему и более радикальному переосмыслению. «Крошка Цахес» в ещё большей степени «сказка из новых времён», нежели «Золотой горшок».
Цахес – полнейшее бездарное ничтожество, лишённый даже внятной членораздельной речи, но с непомерно раздутым, чванливым самолюбием, отвратительно уродливый внешне. В силу магического дара феи Розабельверде он выглядит в глазах окружающих не только статным красавцем, но и человеком, наделённым выдающимися талантами, светлым и ясным умом. В короткое время Цахес делает блестящую административную карьеру: не закончив ещё курса юридических наук в университете, он становится важным чиновником и, наконец, всевластным первым министром в княжестве.
Такая карьера возможна лишь благодаря тому, что Цахес присваивает чужие труды и таланты – таинственная сила трёх золотых волосков заставляет ослеплённых людей приписывать ему всё значительное и талантливое, совершаемое другими. Уродливый выскочка преуспевает и в глазах прелестной Кандиды, которая, поддавшись колдовскому дурману, вопреки своей действительной склонности к любящему её Бальтазару, соглашается стать невестой Цахеса.
Поэт-студент Бальтазар, обратившийся за помощью к магу Просперу Альпанусу, узнаёт от него тайну могущества Циннобера: он вырывает из головы карлика три огненных волоска, от которых и шла вся его магическая сила. Люди видят, каков их министр на самом деле. Цахесу ничего не остаётся, как скрыться в своём прекрасном дворце, но он тонет там, в ночном горшке с нечистотами.
Гофман здесь посредством фантастики и гротеска показал и разоблачил реальное явление, часто бывает, что высокий пост занимает полное ничтожество, а окружающие делают вид, что не замечают его несоответствия занимаемой должности. Своё мировоззрение Гофман проводит в длинном ряде бесподобных в своём роде фантастических повестей и сказок. В них он искусно смешивает чудесное всех веков и народов с личным вымыслом, то мрачно-болезненным, то грациозно-весёлым и насмешливым. В свою пору немецкая критика была не очень высокого мнения о Гофмане; там предпочитали романтизм глубокомысленный и серьёзный, без примеси сарказма и сатиры.
Гораздо популярнее Гофман был в других странах Европы и в Северной Америке; в России Белинский назвал его «одним из величайших немецких поэтов, живописцем внутреннего мира», а Достоевский перечитал всего Гофмана по-русски и на языке оригинала. В 46 лет от роду Гофман был окончательно истощён своим образом жизни; но и на смертном одре он сохранил силу воображения и остроумие.
Умер Гофман в 1822 году в Берлине, похоронен на Иерусалимском кладбище Берлина в районе Кройцберг. Творчество Гофмана, развивающее лучшие национальные традиции немецкой литературы, стало одной из её ярких страниц. Произведения Э.Т.А. Гофмана впервые переведённые на русский язык в год смерти писателя, всегда были читаемыми в России. Они оказали влияние на творчество многих российских писателей, прежде всего романтиков 30-х годов XIX века – Ан. Погорельского, В.Ф. Одоевского, Н.А. Полевого, Н.А. Мельгунова, Н.В. Кукольника, В.Н. Олина и других.
Гофмана в позапрошлом веке, казалось, читали все – Жуковский и Пушкин, Гоголь и Достоевский, Лермонтов и Аксаков, А.К.Толстой и Тургенев. Романтиков в творчестве Гофмана привлекали романтические образы и идеи, таинственность и сверхъестественность, неподражаемая ирония и мечта о неизбывном, реалистов же – обстоятельные описания немецких будней, обыденной жизни провинциальных людей, реалистические подробности описываемой действительности.
Высокий талант писателя, его острая сатира, тонкая ирония, его милые чудаковатые герои, одухотворенные страстью к искусству, снискали Гофману прочные симпатии современного читателя.