Психологические типы

«И вот, эта молитва песнопевца, разрастаясь, 
коровой стала, еще до мира имевшей бытие. 
И в лоне бога этого совместное жилище 
Имеет сонм богов, единого кормления питомцев. 
Чем был древесный материал, чем было древо, 
Из коих ими вырублены небо и земля, 
Теми двоими, что, не стараясь, всегда помочь готовы, 
И в смене дней, и до восхода зорь? - 
Нет ничего, что было бы, как он, велико, 
Он бык, несущий на себе и небеса, и землю, 
Он сетью облаков, как шкурой, опоясан, 
Он властелин, несущийся, как Сурья, на бледных конях. 

---

120. 
Как солнца луч, он далеко всю землю озаряет, 
Проносится по существам, как ветер по туманам: 
Там, где он носится во образе Варуйы, Митры, 
Распространяя жаркий свет — в лесах, как Агни. 
Когда корова, что к нему пригнали, родила, 
Она, подвижная, произвела недвижное на свет, 
хотя сама паслась свободно. 
И сына родила, который был старей родителей». 
В Catapatha-Brahmanam 2, 2, 4, эта, непосредственно связанная с создателем мира, 
противоположность изображена в другой форме: 
«Вначале один лишь Праджапати [Космический творческий принцип-либидо. Taitt.-Samh. 5,5; 
2,1: «После того как он создал все твари, он пронизал их любовью»] был этим миром, и стал он 
размышлять: 
Как бы мне распространиться и размножиться? Он неустанно трудился и стал упражняться в 
тапас [Самовысиживание, аскетизм, интроверсия.]; и вот, он произвел из своего рта Агни (огонь); и 
так как он произвел его изо рта [Произведение огня во рту имеет своеобразное отношение к речи. 
/29/], то Агни стал пожирателем пищи. — И Праджапати размышлял: Этого Агни я произвел из 
себя самого, как пожирателя пищи; но здесь нет ничего, кроме меня, чем он мог бы питаться; ибо в 
то время земля была еще совершенно голой: не было ни трав, ни деревьев; все это было у него 
лишь в мыслях. Тогда Агни обратился к нему с разинутой пастью. 
Тогда присущее ему величие сказало: Пожертвуй! И Праджапати признал это: присущее мне 
величие взговорило ко мне, и он пожертвовал. И после этого взошел он тем, что там пылает 
(солнце), и поднялся он, тот, который здесь очищает (ветер). Итак, через свою жертву, 
Праджапати распространился и размножился и вместе с тем он спас себя от смерти, которая в 
лице Агни хотела пожрать его». 
Жертва есть всегда отказ от какой-нибудь ценной части; этим жертвующий спасается от 
пожирания, то есть происходит не превращение в противоположность, но соединение и 
примирение, откуда тотчас же возникает новая форма либидо и, соответственно, новая форма 
жизни, солнце восходит и поднимается ветер. В другом месте в Catapatha-Brahmanam говорится, 
что одна половина Праджапати смертна, другая же бессмертна. [Ср. мотив диоскуров /29- §294/] 
Подобно тому как Праджапати творческим актом разделяет себя на быка и корову, так он 
делится и на два принципа, manas (разум) и vac (речь). «Праджапати был один этим миром, vac 
была его самостью, vac была его вторым (его alter ego); и он размышлял: я выпущу эту vac, и пусть 
она пойдет и проникнет это Все. И выпустил он vac, и она пошла и наполнила собою это Все». [/50- 
Vol.1, Teil 1. S.206/; Pancavimsha Brahmane (Bibliotheca Ind: ca, 252). Calcutta
, 1931, 20. 14. 12] Это 
место особенно интересно тем, что речь понимается здесь как творческое, экстравертирующее 
движение либидо, в гетевском смысле — как диастола. Дальнейшую параллель составляет 
следующее место: «...поистине, Праджапати был этим миром, vac была его вторым; он с нею 
совокупился; она забеременела; тогда она вышла от него, тогда она породила эти создания, и 
потом она снова возвратилась в Праджапати». /50- Bd.1, part1. S.206; 51- Vol.9, 477/ 
В Catapatha-Brahmanam. 8, 1, 2, 9 vac, получает даже выдающееся значение: «Поистине, vac 
есть мудрый Vicvakarman, ибо через vac создан весь этот мир». Однако в Catapatha-Brahmanam 1, 
4, 5, 8, вопрос о первенстве между manas и vac разрешается иначе: «Случилось однажды, что 
Разум и Речь заспорили о преобладании. Разум сказал: я лучше тебя, потому что ты ничего не 
говоришь, чего бы я раньше не познал. На это ответила Речь: Я лучше тебя, ибо то, что ты познал, 
я возвещаю, я довожу до сведения. Они обратились к Праджапати за разрешением вопроса. 
Праджапати согласился с Разумом и сказал: конечно Разум лучше тебя, ибо ты лишь 
воспроизводишь то, что делает Разум, и бежишь по его стопам; но обычно худший подражает 
тому, что делает лучший» (Deussen). 
Эти места показывают, что создатель мира может раскалываться и на manas и vac, которые 
оказываются тогда противоположностями. Дейссен подчеркивает, что оба принципа остаются 
сначала внутри Праджапати, создателя мира, что явствует из следующего места: «Праджапати 
возжелал: я хочу стать множеством, хочу распространиться. И начал он молча размышлять в 
своем manas; и то, что было в его manas, сложилось в brihat [Название самана — песни.]; тогда он 
помыслил: это лежит во мне, как зародыш во чреве; и я хочу родить его через vac. Тогда он создал 
vac
» и т. д. /50- Bd.1. Teil 1. S.205/ 
Это место показывает, что оба принципа имеют природу психологических функций, а именно: 
manas 
есть интроверсия либидо, создающая внутренний продукт; vac, напротив, есть функция 

---

121. 
выявления наружу, функция экстраверсии. После такой подготовки мы без труда поймем и 
следующее место, относящееся к Брахману [Catapatha-Brahmanam 1,2,3]: 
Брахман создал два мира. «Вступив в потустороннюю (мировую) половину, он начал 
размышлять: как мог бы я проникнуть в эти миры? И он проник в эти миры двояким путем: путем 
образа и путем имени. — Эти два суть великие чудовища Брахмана; кто знает этих двух великих 
чудовищ Брахмана, тот сам становится великим чудовищем; эти два суть два великие проявления 
Брахмана». 
Несколько дальше «образ» истолковывается как manas («manas есть образ, ибо через manas 
мы узнаем, что оно есть именно этот образ»), а «имя» истолковывается как vac (ибо через vac мы 
схватываем «имя»). Итак, два «чудовища» Брахмана являются как manas и vac и, следовательно, 
как две психические функции, при помощи которых Брахман может «проникнуть» в два мира, 
причем, очевидно, имеется в виду «установление отношения» к ним. Через manas, путем 
интроверсии, «постигается» или «воспринимается» образ вещей; через vac, путем экстраверсии, 
называется имя вещи. И то и другое суть отношения и приспособления, или ассимиляции вещей. 
Очевидно, оба чудовища мыслятся также и олицетворенными, на что указывает еще одно данное 
им название, а именно: «явление» — yaksha, ибо yaksha означает демона или вообще 
сверхчеловеческое существо. Психологически олицетворение означает всегда относительную 
самостоятельность (автономию) олицетворенного содержания, то есть относительное отщепление 
от психической иерархии. Такое содержание не поддается произвольному воспроизведению, но 
самочинно воспроизводит само себя или, в том же порядке, уклоняется от сознания. /52/ Такое 
отщепление развивается, например, тогда, когда существует непримиримость между «я» и 
известным комплексом. Как известно, такое расщепление очень часто наблюдается между «я» и 
сексуальным комплексом. Однако и другие комплексы могут отщепиться, например комплекс 
власти, то есть совокупность всех стремлений и представлений, направленных на достижение 
личного могущества. Но существует еще и другой род отщепления, а именно: отщепление 
сознательного «я», вместе с какой-нибудь избранной функцией, от остальных компонентов 
личности. Такое отщепление можно охарактеризовать как отождествление нашего эго с какой-
нибудь функцией или функциональной группой. Это отщепление очень часто встречается у таких 
людей, которые особенно глубоко погружаются в одну из своих психических функций и 
выдифференцировывают ее в единственную сознательную функцию приспособления. 
Прекрасным литературным примером такого человека является Фауст в начале трагедии. 
Остальные составные части его личности приближаются к нему в образе пуделя, а потом 
Мефистофеля. Хотя Мефистофель — как это можно с несомненностью доказать по целому ряду 
ассоциаций — представляет собою и сексуальный комплекс, но было бы, по моему мнению, 
неправильно объяснять Мефистофеля как отщепленный комплекс, например как вытесненную 
сексуальность. Такое объяснение слишком узко, потому что Мефистофель есть нечто большее, 
чем только сексуальность, он также есть власть, он есть вообще вся жизнь Фауста, поскольку она 
не сводится к мышлению и исследованию. Об этом свидетельствует с совершенною ясностью 
успех договора с чертом. Какие только непредвиденные возможности не развиваются в 
омолодившемся Фаусте! Поэтому правильным истолкованием мне кажется то, по которому Фауст 
отождествляется с одной из функций и откалывается вместе с нею от своей личности в целом. 
Впоследствии мыслитель откалывается от Фауста в образе Вагнера. 
Сознательная способность к односторонности есть признак высшей культуры. Но 
непроизвольная односторонность, то есть неспособность быть иным, чем односторонним, — есть 
признак варварства. Вот почему мы и находим самые односторонние дифференциации у 
варварских народов, например оскорбляющие хороший вкус явления христианского аскетизма и 
параллельные явления у йогинов и в тибетском буддизме. Варвару даже всегда грозит большая 
опасность пасть жертвой какой-нибудь односторонности и тем самым упустить из виду свою 
личность в целом. С такого конфликта начинается, например, и эпос Гильгамеш. Односторонность 
движения проявляется у варвара с демонической навязчивостью; в этом есть нечто от ярости 
норманнского берзерга и от малайского менгамока. Варварская односторонность всегда 
предполагает известную степень искалеченности инстинкта, чего нет у первобытного человека; 
поэтому первобытный человек в общем еще свободен от варварской односторонности. 
Отождествление с одной определенной функцией тотчас же ведет к напряженности 
противоположения. Чем навязчивее односторонность — то есть чем необузданнее либидо, 
толкающее в одну сторону, — тем демоничнее эта односторонность. Ибо человек говорит о 
демонической одержимости или о состоянии магической очарованности тогда, когда его увлекает 
за собою его собственное необузданное, неукрощенное либидо. С такой точки зрения manas и vac 
суть действительно великие демоны, ибо они способны оказывать на человека огромное 
воздействие. Все вещи, оказывающие сильные воздействия, воспринимались как боги или 
демоны. Так, например, в гностике manas олицетворялся как змееобразный Nous, vac — как Logos. 

---

122. 
Vac 
относится к Праджапати как Logos к богу. Можно сказать, что мы ежедневно испытываем, 
какими демонами являются интроверсия и экстраверсия. Мы видим на наших пациентах и 
чувствуем на себе самих, с какой силой и неудержимостью либидо притекает вовнутрь или 
изливается наружу или с какой непоколебимостью может утверждаться интровертная или 
экстравертная установка. Поэтому если manas и vac называются чудовищами Брамы, то это 
вполне отвечает психологически данным фактам, в силу которых либидо при своем появлении 
тотчас же распадается на два течения, обычно сменяющие друг друга во времени, иногда же 
выступающие и одновременно в форме конфликта; эти два течения таковы: поток, идущий наружу, 
и поток, устремленный вовнутрь. Демоническое свойство обоих движений заключается в их 
необуздываемости и превозмогающей силе. Это свойство, правда, становится заметным лишь 
тогда, когда, с одной стороны, инстинкт первобытного человека является уже в высокой степени 
ограниченным, что мешает естественному и целесообразному противодействию односторонности, 
а с другой стороны, культура не дошла еще до той ступени, на которой человек уже настолько 
укрощает свое либидо, что оказывается в состоянии свободно и намеренно участвовать в его 
интровертирующем и экстравертирующем движении.