Рейчел Липпинкотт в метре друг от друга

«Когда свидание номер два?» — пишет он, и я улыбаюсь, глядя в блокнот и даже зная, на что действительно потрачу день.
В блокноте у меня план подготовки его дня рождения‚ который будет завтра.
ГЛАВА 20
УИЛЛ
Сижу на краю кровати и сонным взглядом наблюдаю, как спорят моя мать и доктор Хамид. Словно эти крики могут изменить результаты моих анализов. Цевафломин не дал никаких результатов.
Сегодня точно не самый лучший день моего рождения.
— Возможно, имеет место неблагоприятное лекарственное взаимодействие. Что-то мешает новому лекарству работать как следует, — бросает мать в ответ, и в ее взгляде читается отчаяние.
Тяжело вздыхая, доктор Хамиц качает головой.
— Бактерии глубоко укоренились в легких Уилла. Для проникновения в легочную ткань любому антибиотику требуется время. — Она показывает на мою дневную дозу внутривенного цевафломалина. В том числе и этому.
Мама набирает в грудь воздуха, хватается за спинку койки.
— Но если оно неэффективно...
Только не это. Я больше не вынесу. Встаю и перебиваю ее:
— Хватит! Перестань, мама. Мне сегодня восемнадцать, помнишь? Я больше не собираюсь ни в какие больницы.
Мама поворачивается ко мне, и я вижу, что она была готова к этому моменту — глаза ее полны гнева.
— Прости, что мешаю тебе веселиться, стараясь спасти твою жизнь, Уилл! Худшая мама года, верно?
Доктор Хамид медленно пятится к двери, понимая, что это ее шанс улизнуть и избежать бессмысленных препирательств. Снова перевожу взгляд на мать и сердито смотрю на нее:
— Ты же знаешь, что у меня безнадежный случай. Ты делаешь только хуже. Никакое лечение меня не спасет…
— Прекрасно! — восклицает мама. — Давай прекратим лечение. Не будем напрасно тратить деньги. Перестанем пробовать. Что дальше, Уилл? — Она раздраженно смотрит на меня. — Ляжешь на тропическом пляже и позволишь волне унести тебя? Что-нибудь глупое и поэтичное? — Подбоченясь, она качает головой: — Извини, но я живу не в сказке. Я живу в реальном мире, где люди решают свои…
Спохватившись, она замолкает, а я делаю шаг вперед, поднимаю брови, всем своим видом предлагая ей закончить фразу:
— ...проблемы. Давай, мама. Скажи это.
В этом слове выражено все, чем я для нее всегда являлся.
Она медленно выдыхает, и впервые за долгое время ее взгляд смягчается:
— Ты не проблема, Уилл. Ты мой сын.
— Тогда стань мне мамой! — кричу я, и глаза застилает красная пелена. — Когда ты в последний раз ею была?
— Уилл, — говорит она, делая шаг ко мне. — Я стараюсь тебе помочь. Я стараюсь...
— Ты меня вообще знаешь? Посмотрела хоть на один мой рисунок? Тебе известно, что здесь есть девушка, которая мне нравится? Готов спорить, что нет. — Качаю головой; злость из меня так и хлещет: — Как ты могла? Ты видишь во мне только эту долбаную болезнь!
Показываю на все книги и журналы по искусству на столе.
— Кто мой любимый художник, мам? Понятия не имеешь, правда? Хочешь справиться с проблемой? Измени свой взгляд на меня.
Мы смотрим друг на друга. Она с трудом сглатывает, берет себя в руки, тянется за сумочкой на кровати и мягко, но твердо говорит:
— Я тебя прекрасно вижу, Уилл.
Она уходит, тихо прикрыв за собой дверь. Конечно, ушла. Расстроенный, сажусь на кровать. Потом поднимаю взгляд и вижу изысканно упакованный подарок, обвязанный широкой красной лентой с аккуратным бантом. Так бы и выбросил, но вместо этого беру интересно, чем она собиралась меня порадовать. Срываю ленту, упаковочную бумагу, и на свет появляется рамка.
Не верю собственным глазам. Не потому, что не знаю эту вещь, а потому, что хорошо ее знаю.
Это политическая карикатура 1940-х годов. Оригинал, фотокопию которого я повесил в своей палате.
Подпись, дата и все такое. Даже не думал, что подобный раритет еще существует.
Вот дерьмо.
Плюхаюсь на кровать, хватаю подушку и прижимаю к лицу; раздражение в адрес мамы перерастает в острое недовольство собой.
Я так возмущался ее однобоким взглядом на меня, что не понимал: я веду себя точно так же.
Знаю ли я, куда она сейчас пошла? Знаю ли, что ей нравится делать? Я так сосредоточился на мысли о том, как мне хочется жить своей собственной жизнью, что совсем забыл — у нее она тоже есть.
И это я.
Без меня мама останется совсем одна. До сих пор я думал, что она видит во мне только болезнь. Проблему, которую нужно решить. Но она видела своего сына, старалась заставить его бороться с болезнью вместе с ней. А я только и делал, что огрызался и ругался. Она хотела, чтобы я не отступал и сражался. Я же готовился сдать позиции.
Сажусь, снимаю фотокопию и заменяю ее уникальным оригиналом в рамочке.
Мама хочет того же, что и Стелла. Больше времени.
Больше времени провести со мной.

Отталкиваюсь от стола, на ходу вынимая наушники. Последние два часа я провел за рисованием, стараясь стряхнуть с себя негатив после очередной стычки с мамой.

Понимаю, что должен ей что-то сказать. Первым протянуть руку позвонить или послать сообщение, но ничего не могу с собой поделать и все еще немного злюсь. Я имею в виду, что это улица с двусторонним движением, и она тоже далеко не все сделала со своей стороны. Если бы она показала мне, что слушает, хотя бы намекнула...
Хватаю чашку с шоколадным пудингом и свои послеобеденные пилюли с медицинской тележки и, как надлежит, принимаю. Достаю телефон, сажусь на край кровати и начинаю бесцельно листать сообщения в Инстаграме, рассчитывая обнаружить кучу поздравлений от бывших одноклассников.
От Стеллы пока ничего. С прошлой ночи она ничего мне не прислала, а я спрашивал ее о втором свидании.
Звоню ей по Фейстайму и улыбаюсь, когда она берет трубку.
— Я свободен!
— Что?.. — начинает она, и тут ее глаза расширяются. — Ах да, правильно, с днем рождения! Не могу поверить, что забыла...
Машу рукой, перебивая ее. Ничего страшного.
— Ты занята? Не хочешь прогуляться? Барб поблизости нет.
Она наводит телефон на кучу учебников, лежащих перед ней.
— Прямо сейчас не могу. Занимаюсь.
У меня падает сердце. В самом деле?
— Ладно, все нормально. Просто я подумал, что, может быть…
— Может, позже? — спрашивает она, снова обращая телефон на себя.
— Позже придут мои друзья, — говорю я, грустно пожимая плечами. — Это здорово. Мы что-нибудь придумаем. — Я в смущении смотрю на нее. — Понимаешь, мне просто не хватает тебя.
Она улыбается, взгляд теплеет, лицо счастливое.
— Вот и все, что я хотел увидеть! Эту улыбку. — Провожу пальцами по волосам. — Ладно. Возвращайся к своим учебникам.
Даю отбой, ложусь обратно на кровать, телефон бросаю на подушку.
Через секунду он начинает звонить. Хватаю его и говорю, даже не посмотрев на экран.
— Я знал, что ты переменишь свое...
— Привет, Уилл! — произносит голос на том конце. Это Джейсон.
— Джейсон! Привет, — отвечаю, слегка расстроенный тем, что это не Стелла, но все равно радуясь его звонку. Со Стеллой все получилось так быстро, что у меня в самом деле не было возможности поговорить с ним.
— Кое-что произошло, — каким-то странным голосом продолжает Джейсон. — Прости, парень. Мы сегодня не сможем к тебе прийти.
Серьезно? Сначала Стелла, а теперь Джейсон и Хоуп? Дни рождения мне явно не удаются. Но я отбрасываю эти мысли:
— О, конечно, все в порядке. Я все понимаю. — Он начинает извиняться, но я перебиваю: — Серьезно, все отлично! Подумаешь, большое дело.
Закончив разговор, громко вздыхаю, сажусь на постели, взгляд мой падает на небулайзер. Беру «альбутерол» и закидываю голову, мыча:
— С днем рожденья меня...

От вечернею сна меня пробуждает вибрация телефона — поступило сообщение. Сажусь, фокусирую взгляд на экране и пролистываю вправо, чтобы прочитать весточку от Стеллы.