Ritzer modern sociological theory fifth

Этнометодология
Несмотря на существенные различия этнометодологию и феноменологию неред- ко приравнивают друг к другу (Langsdorf, 1995). Данный факт отчасти можно объяснить тем, что создатель теоретического направления Гарольд Гарфинкель был студентом Альфреда Шюца в Новой школе. Интересно, что Гарфинкель преж- де учился у Толкотта Парсонса, и именно объединение идей Парсонса и Шюца способствовало тому, что этнометодология оформилась в самостоятельное на- правление социологии.
Гилберт (Hilbert, 1992) недавно пролил свет на источники идей Гарфинкеля и основы этнометодологии в целом. Несмотря на то что Гарфинкель был студентом
93

Парсонса, он отвергал структурно-фукциональные взгляды последнего и лишь постепенно пришел к тем классическим социологическим идеям, которые отра- жены в трудах Дюркгейма и Вебера (Hilbert, 1992). В частности, соглашаясь с ос- новными идеями Парсонса, например, важностью нормативных предписаний и со- вместных соглашений, Гарфинкель отклонял главную его предпосылку, которая гласит: нормативный порядок независим от поведенческого порядка и влияет (по- средством социализации) на соблюдение правил поведения. Вместо теоретиче- ских абстракций Парсонса в центре внимания Гарфинкеля находились эмпири- ческие исследования повседневного мира. Таким образом, Гарфинкель продолжал заниматься парсонианскими проблемами порядка и общества не в теории, а «де- тально их прорабатывая применительно к действительной ситуации... чтобы эти проблемы разрешить» (Button, 1991, р. 6-7). В своих исследованиях Гарфинкель открыл разнообразие социологических принципов, согласующихся с работами Дюркгейма и Вебера. Во-первых, он обнаружил, что социальный мир не ове- ществлен. Это не соответствует тенденции Парсонса овеществлять культурные (и социальные) системы, зато перекликается с отказом Вебера материализовать со- циальную структуру и тенденцией Дюркгейма исследовать, не овеществляя, внешние и принудительные социальные факторы. Во-вторых, обязательное для Гарфинкеля эмпирическое исследование противоречит стремлению Парсонса создать научную теорию и более соответствует склонности Вебера и Дюркгейма к эмпиризму.

Получив в 1952 г. в Гарварде степень доктора философии, Гарфинкель обосновал- ся в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе (Heritage, 1984; Rawls готовит- ся к изданию). Именно там Гарфинкель вместе со своими аспирантами разработал этнометодологию. С годами из его окружения вышел ряд крупных этнометодологов. Если мы посмотрим, где в первую очередь развивалась этнометодология, то увидим, что она явилась первым характерным детищем социологической мысли Западного побережья и долгое время занимала там центральные позиции. Сегодня этномето- дологов можно встретить и на остальной территории Соединенных Штатов, а так- же в других уголках мира, особенно в Великобритании.
К этнометодологии широкое общественное признание стало приходить с пуб- ликацией в 1967 г. «Исследований в этнометодологии» Гарфинкеля. Хотя книга была написана сложным и непонятным языком, она вызвала большой интерес. Тот факт, что книга вышла одновременно с «Феноменологией социального мира» Шюца, а также с «Социальным конструированием реальности» Бергера и Лукман- на, казалось, указывал, на то, что социология повседневности достигла пика своего развития.
В своей основе этнометодология представляет собой исследование «структу- ры разумного знания и серии операций и соображений [методов], посредством которых обычные члены общества понимают смысл этого знания, получают к нему доступ и действуют по обстоятельствам, в которых находятся» (Heritage, 1984, р. 4). С большой натяжкой можно сказать, что писатели этого течения работают в на- правлении исследования повседневной жизни. В то время как социологи-фено- менологи стремились сосредоточиться на том, что люди думают, этнометодологов в большей степени интересовало то, что люди делают. Таким образом, этномето-
94


дологи уделили много внимания подробному исследованию разговоров. Подобные мирские интересы были совершенно противоположны увлечениям многих социо- логов основного направления такими абстракциями, как бюрократия, капитализм, разделение труда и социальная система. Этнометодологов, возможно, интересовал способ, посредством которого эти структуры воссоздаются в повседневной жизни; сами по себе подобные структуры как феномены их не интересовали.
Этнометодология носит эмпирический характер. Этнометодологи, главным образом, склонны теоретизировать о социальном мире, предпочитая изучать его на месте. Это ставит под сомнение правомерность включения этнометодологии в данную книгу. Как говорит Баттон, «Этнометодология... никогда не была вовле- чена в дело теоретизирования» или «Мысль, что Этнометодология есть теория... привела бы в недоумение многих этнометодологов» (1991, р. 4, 9). Но Этномето- дология рассматривается в этой книге, по крайней мере, по двум причинам. Во- первых, основной предпосылкой ее возникновения была враждебная критика разных аспектов социальной теории, и из этих нападок мы многое узнаем об этнометодоло- гии (и традиционной теории). Во-вторых, открытия этнометодологических иссле- дований используются для создания теорий повседневной жизни (как мы увидим на примере творчества Энтони Гидденса).
По-видимому, существовало что-то, связанное с этнометодологией, что пуга- ло социологов основного направления, все еще находящихся во власти дисцип- лины. Фактически, как феноменология, так и, что еще важнее, Этнометодология, были предметами несколько жестоких нападок со стороны социологов основного направления. Вот два примера. Первый взят из рецензии Джеймса Коулмена на
«Исследования в этнометодологии» Гарфинкеля:
Гарфинкелю совершенно не удалось проникнуть в суть данного подхода... Возможно, программа была бы более успешной в руках кого-то более проницательного, но в данном случае она оказалось на редкость неэффективной Эта глава — еще одно
большое бедствие, в котором сочетается холодный расчет специалистов, вызывающих восхищение своими математическими познаниями, технический сумбур и заблуждения, характеризующие впечатлительного клинициста, а также отсутствие проницательности и технической компетенции способного творчески мыслить и хорошо подготовленного социолога.
Опять же, Гарфинкель хорошо разрабатывает вопросы, которые настолько банальны, что могли бы показаться пошлыми, если бы были сформулированы на простом англий- ском. Поскольку это так, то коэффициент отношения времени чтения ко времени, не- обходимому для передачи информации, очень высок, так что в процессе чтения триви- альности не замечаешь (Coleman, 1968, р. 126-130)
Второй пример — президентское обращение Льюиса Коузера к Американской Социологической Ассоциации, сделанное в 1975 г.. Коузер находил в этномето- дологии мало положительных качеств и подвергал ее жесткой критике, по боль- шому счету очерняя и наклеивая ярлыки «банальной», «массового бегства от действительности», «оргии субъективизма» и «потакающего своим желаниям предприятия». Горечь этих и других нападок может быть показателем того, в ка- кой степени эти нападки представляли угрозу положению дел в социологии.
95

Сегодня этнометодология преодолела важный этап ранней оппозиции и в зна- чительной степени стала признанным компонентом социологической теории. Например, в настоящее время привычно встречать работы социологов на страни- цах главных журналов основного направления социологии, таких как «Американ- ское социологическое обозрение» (например, Greatbatch and Dingwall, 1997). Од- нако это признание далеко не полное, как шутливо заметил Поллнер (Pollner, 1991, р. 370): немногие социологи хотят, чтобы их дети сочетались браком с эт- нометодологом, а тем более были этнометодологами сами, и поэтому редко об- ращаются к ним. Тем не менее, дисциплина признает и начинает воплощать вкла- ды того, к чему когда-то относилась как к отвергнутому. Другие этнометодологи жалуются на то, что их направление искажено, доведено до абсурда и неправиль- но понято (Button, 1991).

Последние несколько страниц этой книги были посвящены некоторым микро- теориям: теории обмена, феноменологической теории и этнометодологии. Хотя в последних двух теориях разделяется мнение о вдумчивом и творческом действу- ющем лице, подобный взгляд не поддерживается сторонниками теории обмена. Тем не менее все три теории изначально имеют микроориентацию на исполните- лей, их действия и поведение. В 1970-х гг. подобные теории упрочились в социо- логии и были готовы заменить более макроориентированные теории (такие, как структурный функционализм, теория конфликта, неомарксистские теории) в ка- честве доминантных теорий в социологии (Knorr-Cetina, 1981a; Ritzer, 1985).
Расцвет и упадок (?) марксистской социологии
В конце 1960-х гг. марксистская теория наконец начала «вторжение» в американ- скую социологическую теорию (Cerullo, 1994; Jay, 1984). На это есть ряд причин. Во-первых, господствующая теория (структурный функционализм) подвергалась враждебной критике по ряду позиций, включая излишнюю консервативность. Во- вторых, радикальная социология Миллза и теория Конфликта, хотя и не представ- ляли собой сложное марксистское учение, заложили основу американской теории в рамках марксистской традиции. В-третьих, 1960-е гг. стали эрой негритянских протестов, пробуждением женского и студенческого движений, а также движения против войны во Вьетнаме. Многих из молодых социологов, обучавшихся в этой атмосфере, привлекли радикальные идеи. Сначала данный интерес проявлялся в том, что тогда называлось «радикальной социологией» (Colfax.and Roach, 1971). Радикальная социология была полезной, поскольку она работала, но подобно творчеству Миллза, она была довольно неубедительной в том, что касалось дета- лей марксистской теории.
Трудно выбрать какое-либо одно произведение, ставшее существенным для развития марксистской теории в Америке, но «Социология Маркса» Генри Лефев- ра (Lefevr, 1968) на самом деле сыграла важную роль. Ее важность заключалась в основном аргументе, который гласил, что Маркс хотя не был социологом, все же в своих работах затрагивал многие социологические проблемы. Возрастающее число социологов обращались как к работам самого Маркса, так и многих маркси- стов за идеями, которые могли бы способствовать развитию марксистской со-
96

циологии. На первых порах это означало, что американские теоретики, наконец, всерьез занялись чтением Маркса, в дальнейшем американские социологи отме- тили важность многих положений марксистского учения.

Американских теоретиков больше, чем кого-либо другого, привлекала деятель- ность критической школы, в частности из-за того, что она объединяла теории Мар- кса и Вебера. Многие произведения были переведены на английский, а некоторые ученые написали книги о критической школе (например, Jay, 1973; Kellner, 1993).
Вместе с тем рост интереса явился институциональной поддержкой для по- добного направления. Несколько журналистов уделили значительное внимание марксистской социологической теории, включая «Теорию и общество», «Телос»,
«Марксистские исследования». Секция марксистской социологии была создана в Американской Социологической Ассоциации в 1977 г. Не только первое по- коление теоретиков-критиков стало хорошо известно в Америке, но также по- лучили широкое признание мыслители второго поколения, особенно Юрген Хабермас.
Развитие важных положений американской социологии, сделанных с марк- систской точки зрения, имело огромное значение. Так одна группа социологов занималась исторической социологией в соответствии с марксистскими воззре- ниями (например, Skocpol, 1979; Wallerstein, 1974, 1980, 1989). Другая же груп- па анализировала экономическую сферу с точки зрения социологии (например, Baran and Sweezy, 1966; Braverman, 1974; Burawoy, 1979). Во многом увлечение традиционной эмпирической социологией диктуется здравым смыслом, заклю- ченным в марксистской теории (например, Kohn,1976).
Однако с распадом Советского Союза и крахом марксистского строя в мире в 1990-х гг. марксистская теория переживала тяжелые времена. Некоторые остались неперестроившимися марксистами; другие создали видоизмененные версии марксистской теории (см. ниже обсуждение пост-марксистов; также существует журнал, называемый «Переосмысление марксизма»). Иные пришли к заключе- нию, что марксистскую теорию следует оставить. Выразителем последней точки зрения стал Рональд Аронсон со своей книгой «После марксизма» (1995). В са- мом начале книги рассказывается такая история: «Марксизм закончен, и мы те- перь сами по себе» (Aronson, 1995, р. 1). И это мы слышим от признанного маркси- ста! Несмотря на допущение Аронсона, что некоторые продолжат работать с марксистской теорией, он предостерегает, что их деятельность не станет частью более крупного марксистского проекта социальных преобразований. Это значит, что марксистская теория больше не связана, как хотел Маркс, с планом, нацелен- ным на изменение базиса общества; это теория без практики. Бывшие марксисты сами по себе в том смысле, что не могут больше полагаться на марксистский план, а скорее должны бороться с современным обществом своими «собственными си- лами и энергией» (Aronson, 1995, р. 4).
Аронсон входит в число наиболее радикальных критиков марксизма, принад- лежащих к марксистскому лагерю. Другие признают трудности, но пытаются раз- ными способами адаптировать некоторые варианты марксистской теории к со- временной действительности (Brugger, 1995; Kellner, 1995). Тем не менее более
97


крупные социальные изменения поставили под серьезное сомнение теоретиков- марксистов, которые отчаянно пытаются приспособиться к этим изменениям раз- личными способами. Что бы ни говорилось, «дни славы» марксистской социаль- ной теории миновали. Общественные теоретики-марксисты различных типов выживут, но они не достигнут статуса и силы своих предшественников в недав- ней истории социологии.
Вызов со стороны феминистской теории
Начиная с конца 1970-х гг., как раз в тот момент, когда марксистская социология получила признание со стороны американских социологов, новое теоретическое направление, возникшее за рамками социологии, бросило вызов упрочившимся социологическим теориям и даже самой теории Маркса. Это более поздний вид радикальной социологической мысли — современная феминистская теория, кото- рая расширила свои рамки, стала более сложной и повлияла на социологию в XX в. Развитие современной феминистской теории основано на новом подъеме активности женщин в борьбе за полное гражданское равенство — так называемая
«вторая» волна женского движения, начавшегося в 1960-е гг (Первый этап, или волна мобилизации, относится к первым годам столетия и последнему десятиле- тию; он достиг высшей точки своего развития в 1920, когда женщины добились права принимать участие в голосовании.)
Возникновению новой волны феминистской активности способствовали три фактора: общая атмосфера критического мышления, которым характеризовал- ся тот период; сексизм, проявляемый либералами и радикалами-мужчинами по отношению к стремлению женщин принимать активное участие в движении за гражданские права, в антивоенных и студенческих выступлениях и приводив- ший лидеров женских движений в ярость (Densimore, 1973; Evans, 1980; Shreve, 1989; Snitov, Stansell, and Thompson, 1983); а также предвзятость и дискримина- ция, которые женщины постоянно испытывали при найме на работу и получе- нии высшего образования (Bookman and Morgen, 1988; Caplan, 1993; Garland, 1988; MacKinnon, 1979). По этим причинам, в особенности последней, женское движение продолжало существовать и в 1990-х, несмотря на то что многие дру- гие движения 1960-х гг. угасли. Более того, все эти годы политическая актив- ность женщин и во имя женщин стала международным феноменом, который охватил представительниц прекрасного пола многих обществ и живущих в наи- более стратификационных поселениях Северной Америки. Творчество фемини- стов сейчас переживает свою «третью волну», благодаря произведениям жен- щин, которым предстоит большую часть сознательной жизни провести в XXI в. (С. Baily, 1997; Огг, 1997).
Главная черта данного международного женского движения — появление но- вой литературы, посвященной женщинам, что делает открытыми все до сих пор скрытые аспекты женской жизни и переживаний. Эта литература, которую назы- вают исследованиями женщин или новой наукой о женщинах, представлена твор- чеством писателей из разных стран и различных областей знаний, рожденным как в стенах, так и за пределами университетов, и адресованным как широкой обще-
98

ственности, так и специфически академической аудитории. Одним из самых ярких примеров последних лет, подтверждающих, что интеллектуальная дея- тельность активно продолжается, служит тот факт, что феминисты впервые подвергли многосторонней критике ту систему, в которой женщины занимают подчиненное положение, благодаря чему стала очевидной сложность этой си- стемы.

Феминистская теория — теоретическая «нить», проходящая сквозь литера- туру подобного рода: иногда она прослеживается в произведениях на такие са- мостоятельные проблемы, как работа (Daniels, 1988; Devault, 1991; Hochschild, 1989, 1997; Kanter, 1977; Pierce, 1995; Rollins, 1985) или изнасилование (Sanday,
1990, 1996; Scully, 1990), или поп-культура (McCaughey, 1997; Radway, 1984); иногда феминистская теория четко представлена и занимает центральное мес то, как, например, в анализах материнства Адрианны Рич (Rich, 1976), Ненси Чодороу (Chodorow, 1978) и Джессики Бенджамин (Benjamin, 1988); и все в боль шей степени становится единственной, четкой темой ряда произведений. Опре деленные утверждения этих, опубликованных недавно в большом количестве ра бот исключительно теоретического содержания, признаны особенно выдающимися в социологии, потому что они направляются в данную область знаний людьми, хорошо сведущими в социологической теории (Chafetz, 1984; P.Collins, 1990, 1998; LengermannandNiebrugge-Brantley, 1990; Lengermann and Niebrugge, 1995;
D. Smith, 1979, 1987, 1990a, 1990b, 1992, 1993; Stacey and Thorn, 1985; Wallace, 1989). В число журналов, представивших феминистскую теорию вниманию соци ологов, входят «Знаки», «Исследования феминизма», «Социологическое исследова ние» и «Тендер и общество», так как этим занимается профессиональная ассоциа ция «Социологи за положение женщин в обществе» (Sociologists for Woman in Society, SWS) и Национальная ассоциация изучения женщин (National Women's Studies Assotiation, NWSA).
Феминистская теория смотрит на мир глазами женщин — ранее не признавае- мого и не замечаемого меньшинства. Ее цель — открытие важных, но непризнанных методов, благодаря которым деятельность женщин (находящихся в подчиненном положении по половому признаку и подвергающихся разнообразным воздействи- ям других стратификационных категорий, таких как класс, раса, возраст, вынуж- денная гетеросексуальность и геосоциальное неравенство) помогает создавать наш мир. Эта точка зрения коренным образом меняет наше понимание социаль- ной жизни. На этом основании феминисты-теоретики бросили вызов социологи- ческой теории.
Те, кто бросает этот вызов, доказывают, что социологи упорно отказывались включать положения нового учения о женщинах в свое понимание социального мира в рамках дисциплины. Напротив, социологи-феминисты были изолированы от основного направления социологии, а исчерпывающая феминистская теория социальной организации сводилась к единственной исследовательской перемен- ной — полу, и простому социально-ролевому образцу — тендеру (Alway, 1995; Laslett and Thome, 1992; Lemert, 1992b; D. Smith, 1990b; Stacey and Thome, 1985, 1996; R. Wallace, 1989; Yetman, 1987). Сначала эти обвинения кажутся обоснован-
99

• 
  ными. Причины, по которым феминистская теория несколько обособлена от со- циологии, возможно, кроются в глубоких антиженских, антифеминистских пред- рассудках и сомнении насчет научной достоверности этой теории, тесно связан- ной с политической активностью. Также полному принятию феминистской теории метает тот факт, что для социологической теории и практики смысл первой пред- ставляется глубоко радикальным, что заставляет относиться к ней с осторожно- стью. Кроме того, эти феминистские произведения сейчас составляют критиче- скую массу в социологии. Они предлагают существующую парадигму для изучения социальной жизни. А те, чей опыт и восприятие делают их восприимчивой ауди- торией для этой теории — женщины вообще, а также женщины и мужчины, на- ходящиеся под влиянием феминизма в частности, теперь, возможно, составляют численное большинство в социологическом сообществе. По всем этим причинам феминистская теория все более проникает в дисциплину, занимая все ее подраз- деления, влияя на многие из ее давно упрочившихся теорий, как макро, так и мик- ро, и взаимодействуя с новыми постструктуралистскими и постмодернистскими разработками, описываемыми ниже.
  

Структурализм и постструктурализм
Событием, имеющим отношение к данному вопросу, которое мы уже немного за- тронули выше, явилсяся рост интереса к структурализму (Lemert, 1990). Обыч- но наблюдавшийся во Франции (и часто называвшийся французским структу- рализмом [Clark and Clark, 1982; Kurzweil, 1980]) структурализм в настоящее время стал международным феноменом. Несмотря на то, что его истоки лежат вне социологии, структурализм проложил себе путь в социологию. Проблема состоит в том, что структурализм в социологии еще настолько не разработан, что ему сложно дать точное определение. Ситуация обостряется тем, что хотя струк- турализм развивается более-менее одновременно в ряде областей знаний; труд- но отыскать какое-либо одно последовательное утверждение структурализма. Действительно, разные направления структурализма значительно отличаются друг от друга.
Мы можем получить предварительное представление о структурализме, опи- сывая основные различия, существующие между сторонниками структуралист- ского направления. Одни делают акцент на «глубинных структурах разума», как они именуют данный феномен. Их точка зрения заключается в том, что эти под- сознательные структуры заставляют людей думать и действовать так, как они и поступают. В качестве примера этого течения может быть рассмотрено творчество психоаналитика Зигмунда Фрейда. Другие структуралисты во главу угла ставят незримые более крупные структуры общества и рассматривают их в качестве де- терминант действий людей, а также общества в целом. Иногда полагали, что этот вид структурализма применял Маркс, акцентировавший внимание' на невидимых экономических структурах капиталистического общества. Еще одна группа рас- сматривает структуры как модели социального мира, которые эти структуры со- здают. Наконец, ряд структуралистов занимается изучением диалектических от- ношений между индивидами и социальными структурами. Они рассматривают
100


связь между структурами разума и структурами общества. С этой точкой зрения часто связывают имя антрополога Клода Леви-Стросса.
По мере того как структурализм развивался в рамках социологии, вне социо- логии разрабатывалось движение, выходившее за пределы ранних предпосылок структурализма: постструктурализм (Lemert, 1990). Основной представитель постструктурализма — Мишель Фуко (J. Miller, 1993). В своих ранних работах Фуко заострял внимание на структурах, но позже вышел за границы структур, чтобы сосредоточиться на власти и зависимости между знанием и властью. В об- щих словах, постструктуралисты принимали важность структуры, но выходили за ее пределы, чтобы охватить более широкий диапазон других интересов.
Постструктурализм важен не только сам по себе, но еще и потому, что его часто рассматривают в качестве предвестника социальной теории постмодернизма (ко- торая будет обсуждена позднее в этой главе). На самом деле, очень сложно, если не сказать невозможно, провести четкую линию между постструктурализмом и социальной теорией постмодернизма. Таким образом, Фуко, постструктуралист, часто рассматривается как постмодернист, тогда как деятельность Жана Бодрийа- ра (Baudrillard, 972/1981), к которому часто приклеивают ярлык постмодерниста, на самом деле имела постсруктуралистский характер, особенно в начале его карь- еры.