Ромул Ромул и Рем

Глава 8. ИСПЫТАНИЕ

Тяжелей обвал высочайших башен
И громады, гор привлекают чаще
Молний удары.
Гораций. Оды
Ромул покинул Габии на рассвете, на другой день после прощального свидания с Герсилией. Накануне вечером отец Лела по просьбе сына устроил прощальный пир. Были двенадцать юношей из школы, в том числе Стаций, который недавно помирился с Ремом. Они хорошо посидели, выпили приятного вина, послушали приглашённую певицу, немного попели с ней хором. Рем, который давно уже был лидером школы, обещал, что став полководцем, назначит всех собравшихся командирами отрядов, а Ромула сделает главным жрецом. Ромул не возражал, считая слова брата очередной игрой...
Ехали верхом вместе с четырьмя торговцами Агиса, вёзшими в Альбу железо. Он же и одолжил братьям коней, которые габийцы должны были привести домой. Торговцы ехали гуськом, ведя на поводу мулов, вдоль боков которых висели связки железных пластин, выкованных в форме уменьшенных бычьих шкур. Агис объяснил, что когда-то за одну такую пластину давали быка; с тех пор железо подешевело, но вес и привычная форма товара остались. Братьям, замыкавшим кавалькаду, на всякий случай выдали мечи, хотя сейчас на дороге было спокойно, и путники рассчитывали попасть в Альбу без приключений.
Сперва все клевали носами, ёжась от утренней прохлады. Ромул молчал, переживая разлуку с Герсилией, Рем поравнялся с ним и завёл разговор:
— Слушай, давай всё-таки создадим конное войско и прославимся на весь Лаций. Помнишь, я тебе рассказывал?
— Ещё бы, — ответил Ромул, — только ничего из этого не выйдет.
Недавно Рем загорелся идеей чисто конного войска. Обычно в войсках бывали всадники и легковооружённые воины в броне. Но по мысли Рема, войско из одних только конников будет намного превосходить смешанное. Он тщательно всё продумал: главной боевой единицей была центурия из 126 человек, включая центуриона, его помощника и командира десятки эскорта. Центурия состояла из трёх турм по три десятки в каждой и командирской десятки, имела 147 лошадей, из них 20 запасных, вёзших припасы, и 20 оруженосцев, которые обслуживали воинов. Само же войско складывалось из нескольких центурий и турмы полководца.
— Почему не выйдет? — возмутился Рем. — Ты не понял главного. Конное войско непобедимо и неуловимо. За два дня оно может пройти от Альбы до Капуи, появиться там, где его никто не ждёт, разбить врага и внезапно исчезнуть.
— Предположим. Но как ты собираешься его создавать?
— Постепенно. Я всё продумал. Сперва нужно собрать десятку из двенадцати человек — десяти воинов и двух оруженосцев. Для них понадобятся четырнадцать лошадей, десять верховых и две вьючных, которые могут стать и запасными. Десятка имеет при себе всё необходимое и кожаный шатёр, который ставится на копьях. Первая задача — нападать на разбойников, разгонять их и забирать награбленное. На полученные деньги создаём вторую десятку, потом третью и получаем первую турму. В конце концов у нас появляется войско, способное завоевать пол-мира.
— Рем, но это же будет не война, а разбой!
— Ну и что? Разве не ради денег Габии воевали с Лабиками? Каждый хочет разбогатеть, а побеждают только сила и ум.
— Не нравится мне эта затея, — сказал Ромул. — Войны случаются из-за обид, объявляются по правилам. И правила эти освящены богами. А ты собираешься нападать из-за угла.
— Я не собираюсь обижать латинов. Но почему бы, например, не пройтись по землям этрусков...
— Нет, Рем, твои войны будут напоминать набеги дикарей — налетели, ограбили и ушли. Но дикари-то возвращаются к себе домой, а где будет дом твоего войска? Где, например, ты собираешься хранить завоёванные богатства?
— В этом ты, пожалуй, прав, — согласился Рем. — Неплохо было бы захватить какой-нибудь город, например, Антемны.
— Антемны — город латинов, а ты ведь не хотел их трогать, — возразил Ромул.
— Ну, можно выгнать вольсков из Вителия, — беспечно ответил Рем. — Правда, Антемны держат переправу через Тибр.
— А как ты без пехоты собираешься брать города и крепости?
— Очень просто. Я перережу дороги, и города сами придут ко мне на поклон.
— Так ты только всех разоришь и овладеешь безлюдной пустыней. А те, что уцелеют, возненавидят тебя, объединятся и в конце концов разобьют.
— Нет, не хочешь ты меня понять, — обиделся Рем и поехал впереди Ромула.
Они уже въехали в лес, когда Ромул решил, что рано или поздно ему придётся объявить всем о решении жениться на Герсилии и правильней всего начать с Рема. На этот раз он сам нагнал брата, поехал рядом и, собравшись с духом, проговорил:
— Знаешь, я ведь скоро женюсь.
— На этой рыжей пигалице? — изумился Рем.
— Ещё слово... — Ромул в ярости потянулся к мечу.
— Прости, я иногда грублю. Герсилия действительно хороша. Просто я не думал, что ты относишься к ней всерьёз.
— Так ты знаешь её?
— Конечно. Я давно вас выследил, но никак не думал, что ты решишь вот так жениться на первой встречной, даже ещё из этрусков.
— Не тебе меня учить, — огрызнулся Ромул.
— Да не сердись ты, а лучше подумай, — Рем заговорил дружески. — Брак — первый шаг члена общины, и удачная партия сразу позволит тебе занять в ней нужное место. Что тебе даст Герсилия? Ничего, кроме сплетен, что женился на колдунье. Вот ты хочешь стать жрецом Юпитера. Для этого нужно, чтобы тебе благоволили видные люди. Например, если ты женишься на Приме, Гней Клелий тут же договорится с Манилием, чтобы он взял тебя в храм помощником. А так? Сколько лет тебе придётся доказывать своё рвение? Согласись, ты поступаешь неразумно. Мой тебе совет: пока не поздно, сделай шаг назад.
— И не подумаю, — упрямо ответил Ромул.
— Кроме того, — продолжал Рем, — говорят, этрусские девушки хитры и расчётливы. Уж наверняка она о тебе всё выспросила...
Ромул удивился проницательности брата:
— И что тут плохого? Ты же сам говорил, что брак — дело серьёзное.
— Вот и я думаю, какую корысть она могла найти в сыне пастуха?
— Она нагадала, что мне судьба быть царём в Альбе.
— Ну?!
— Да. И предложила, чтобы мы с тобой объявили себя детьми Марса и Реи Сильвии. Это при живых-то родителях! Но я, конечно, отказался.
— Тогда понятно, почему твоя Герсилия мной интересовалась, — усмехнулся Рем.
— Тобой?
— Да, подробно расспрашивала обо мне мою Майю. Она у тебя не дура, ведь у нас с тобой одинаковые шансы стать самозванцами; вот она и взвешивала возможности. Знаешь, — проговорил Рем помолчав, — я то не хотел оставаться в Альбе, но с другой стороны, если жениться на Приме, а потом в нужный момент заявить о правах на престол... Здесь есть над чем подумать.

Солнце уже грело вовсю, когда маленький караван углубился в чащу, и путников окружила лесная прохлада. Рем придержал коня, снова поравнялся с Ромулом и сказал:

— Слушай, отложи на годик женитьбу, давай всё-таки займёмся моим войском. Согласись, войско я придумал хорошее, но ты прав, что оно только меч, а нужна ещё рука, которая бы им владела. Наверно, нам следует сперва утвердиться в Альбе, а потом уже создавать большое войско. Но иметь для начала небольшой конный отряд было бы очень полезно. Вот смотри. В Пренесту от Антемн ведут две дороги: Коллацинская через Габии и южная, Лабикская. А представь себе, мы тайно проложим и сумеем удержать ещё одну, более южную — по долине между Тускуланскими холмами и Альбанской горой? Будем проводить по ней караваны и брать за проход вдвое меньше, чем Коллаций с Габиями и Тускул с Лабиками? Тогда, пожалуй, мы быстро станем богаче Амулия и наберём конное войско.
Братья ещё немного поспорили, потом дорога стала узкой, и Ромулу пришлось отстать. Вскоре караван выбрался из леса на высокий берег Тускулы к заново отстроенному укреплению тускульцев на той самой южной дороге, шедшей через Тускул и Лабики с наружной стороны Тускуланских холмов, о которой только что говорил Рем. Братья остановили коней, внимательно разглядывая открывшийся вход в долину Тускулы. Там сходились крутые лесистые склоны, украшенные уступами и выходами скал, которые, казалось, делали её совершенно непроходимой.
— Ну, что скажешь? Уж вьючную тропу там проложить можно? — спросил Рем, когда они пересекли речку и снова оказались в лесу.
— Скорее всего, да, — согласился Ромул.
Какое-то время они ехали молча по тропе, потом дорога вышла на памятный Каменный бугор, где Ромул когда-то видел Кальпура. Ромул остановил коня, крикнул караванщикам: «Мы скоро вас догоним!» и обратился к Рему:
— Знаешь что, наверно, твоя тропа уже есть!
— Как это?
— Помнишь, как три года назад я тут потерял нож?
— Ну?
— Тогда разбойники свернули в лес именно здесь, на Каменном бугре, и сейчас я подумал: если они ушли по тропе от Тибра в Тускуланскую долину, то она должна пересекать нашу там, где не видно следов. Давай проверим, сделаем небольшой круг слева от дороги. — И он направил коня между деревьями.
Рем последовал за братом. Вскоре Ромул остановился и указал на помятую траву и конские следы, ведущие к горам:
— По-моему, это та самая тропа, которую ты хотел проложить по долине.
— Похоже, — мрачно согласился Рем. — Значит, кто-то меня уже опередил.
Они вернулись на дорогу и быстро догнали спутников.
Караван остановился на развилке, где перед подъёмом в город от дороги отходила тропа к озеру. Братья спешились, передали лошадей и оружие караванщикам, закинули на плечи вещевые мешки и зашагали к Ференте. Внизу перед ними лежала огромная чаша озера. Окружённое полями, лугами и купами деревьев, оно нависало над уходящей к западу равниной. Ближе к склону, где берег плавно сходил к воде, виднелись землянки и хижины Ференты, над которыми царила камышовая крыша дома Фаустула.
Их заметили издали. Радостные Фаустул и Плистин встретили пришедших на полдороге к селению, обняли, забрали у них мешки и повели к дому, где уже хлопотали Акка и Лидия, выставляя на стол угощения. Приятно было вернуться домой, в знакомые с детства родные места. День прошёл в расспросах и рассказах. Вечером пришли гости, несколько пастухов — друзей отца, включая Спурия Тарпея с женой и дочкой, странной девушкой с поджатыми губами, которая по наблюдениям Ромула за весь вечер не произнесла ни слова. Было несколько подпасков, товарищей по играм, среди них Фур и Тит. Пригласили и Муция с Цезом, бывших соперников, теперь уже взрослых юношей. Анк, младший из трёх братьев, уже год как ушёл из Альбы искать счастье на стороне. Было много съедено, выпито, сказано немало добрых слов.
Гости разошлись поздно при лунном свете. Оставшись в кругу семьи, Фаустул сказал, что счастлив.
— Как хорошо у нас всё сложилось, — говорил он. — Вы, мои сыновья, выросли, обучились грамоте и военному делу, познакомились с важными гражданами Габий, не ударите в грязь лицом среди знатной публики. Я вырастил достаточно скотины, чтобы снабдить вас оружием и конями. Хочу, чтобы в списках ополчения вы заняли почётные места конников. Не стоит вам быть пастухами: переселяйтесь в город, получите наделы, растите хлеб и виноград, я куплю вам нескольких работников. Вы станете видными гражданами, прославитесь и прославите Альбу Лонгу. Пускай у вас будут хорошие жёны и много детей. И да будут благосклонны к вам Марс и другие боги!
Рем, гордый похвалой отца, поднялся и торжественно провозгласил:
— Не беспокойся, отец. Обещаю, что на состязаниях мы будем не из последних и не подведём тебя на воинском смотре.
Братья подошли к отцу, обняли его. Он радостно улыбался, вознося в сердце благодарность Марсу, который подарил ему таких сыновей и позволил подняться из простых пастухов на уровень знатных семей.
До осенних состязаний оставалось три дня, за такой срок нельзя было купить хороших коней. В Альбе табун породистых скакунов принадлежал Нумитору, и Фаустулу, человеку Амулия, коней из него не продали бы. Фаустул думал подыскать подходящих скакунов в Теллене, но не стал спешить, потому что коней для соревнований братьям предложил Гней.
Оставшиеся дни они тренировались, привыкая к животным и приучая их к себе: на рассвете отправлялись в городскую конюшню Гнея, брали коней и скакали на поляну Марса. Это был просторный луг над озером, где проводились альбанские праздники. Примыкавший к нему пологий склон служил местом для зрителей. Сейчас поляну приспособили для конных состязаний — поставили два столба, плетни, перекладины и колья, нужные для разных видов борьбы. С утра по полю кружили полсотни всадников, ревниво наблюдая друг за другом. Упражнения заканчивали до наступления жары, чтобы не переутомить лошадей.

Прима не узнала бы Ромула, не услышав случайно, как его назвали по имени. Они встретились во дворе, когда Ромул передавал конюху жеребца. Неужели этот высокий крепкий юноша с умным открытым лицом и проникающим в душу взглядом — это Ромул? Тот самый сын пастуха, который когда-то в детстве знакомил её с псом и коровой и сочинял сказку о снежной собаке?

Прима решилась заговорить с ним, хотя по положению он был значительно ниже её, и их разговор мог считаться нарушением приличий.
— Ты сын Фаустула?
Ромул обернулся и с улыбкой посмотрел на неё:
— Прима? Тебя не узнать. Такая стала высокая, красивая...
— А где твой брат?
— На поле, учит коня прыгать через перекладину. А мой, вернее, ваш конь, устал. Завтра нам выступать, пусть отдохнёт.
— Что-то тебя не было видно, — сказала она и почему-то подумала: «Мне шестнадцать, значит, ему семнадцать».
— Учился с братом в Габиях, — ответил Ромул.
— Чему?
— Всему понемногу: читать, писать, считать, скакать, колоть, рубить...
— Завтра посмотрю на ваши успехи. Я буду на первой скамейке в голубом платье.

В склон, немного выше поляны, в самом удобном для наблюдения месте, врыты два ряда белых обтёсанных камней, служащих скамьями для знатных зрителей. Когда Прима с родителями пришли, на траве склона уже сидели чуть ли не все жители Альбы. Их места на нижней скамье, выше, на второй, расположились другие почётные гости и на почтительном расстоянии друг от друга возвышались кресла царей. Нумитор уже сидел на своём, кресло Амулия пустовало.

На поле ещё никого нет, кони и люди толпятся слева под деревьями, где видны несколько шатров. Наконец слышатся приветственные крики горожан, это значит, что появился Амулий. Погрузневший царь в красной мантии тяжело шагает мимо вскочивших зрителей к своему месту. Стоит Амулию сесть, как на поле начинается суета. На краю поля перед местами почётных зрителей у белого каменного алтаря сходятся жрецы, чтобы совершить торжественное жертвоприношение в честь богини плодородия Цереры, которой посвящён этот осенний праздник.
Но вот ритуал кончается, и на середину поля выезжает всадник в белом плаще. Он гордо восседает на Ветре, лучшем скакуне табуна Нумитора, стройном, тонконогом, сером с белыми пятнами. Распорядитель состязаний, в прошлом сам непревзойдённый наездник, подъезжает к зрителям, подносит к губам блестящий медный курн, трубит нехитрую мелодию и провозглашает зычным голосом:
— Согласно обычаю города и воле его царей Амулия и Нумитора начинаем конные соревнования юношей! Действие первое — состязание колесниц! Первая, чёрного цвета...
Он объявляет имена владельцев коней, стрелков и возничих трёх колесниц-участниц. К выложенной белыми камнями линии, которая начинается у алтаря и пересекает поле поперёк, подъезжают три лёгкие открытые сзади повозки — чёрная, красная и белая, запряжённые парой. В каждой справа воин-стрелок с луком, рядом возничий. Кони останавливаются точно у центральной линии, возничие застывают, держа вожжи на весу, зрители замирают, ожидая начала.
Глашатай снова трубит. Колесницы со стуком срываются с места и, подпрыгивая, несутся вдоль поля в облаке пыли вправо к далёкому столбу у его границы. Чёрная сразу вырывается вперёд, красная и белая летят рядом, скоро становится плохо видно, но в этой гонке у Примы нет близких знакомых, и она никому в отдельности не желает победы. Разве что загадать на один из цветов какое-нибудь желание? Но пустяковое лень придумывать, а серьёзное загадывать опасно.
Тем временем в конце поля один из острых моментов гонки — огибание столба. Чёрная показывается слева от него, значит, благополучно обогнула, а красная и белая замешкались, похоже, стараясь сократить путь, сошлись и сцепились колёсами. Вот и они снова несутся по полю, теперь уже влево. А чёрная уже с громом пролетает через центральную линию, за которой на шестах натянута кожаная мишень с белым кругом в середине. Прима хорошо видит, что стрелок успевает выпустить три стрелы, но она не может разобрать, попала ли в цель хоть одна. А что же справа? Белая колесница стоит без колеса, завалившись на бок, а красная во весь опор движется к середине. Но вблизи срединной черты вдруг замедляет ход, и воин одну за другой сажает в белый круг три красных стрелы. И вот его повозка, набирая скорость, снова бросается в безнадёжную погоню за чёрной, которая уже огибает правый столб. Хитрец! Знал, что всё равно придёт вторым, велел вознице сбавить ход и поразил мишень на малой скорости.
Чёрная первой останавливается у черты, за ней — красная. Друзья участников и судьи окружают повозки. Глашатай объявляет победителей, называют и стрелка красной колесницы. Зрители кричат от восторга, сломанную колесницу убирают с поля.
Второе действие — соревнование всадников в скорости. Глашатай объявляет участников первой группы, и Прима настораживается. Это уже интересно, среди всадников названы её поклонник Лик, Ромул и Рем. Двадцать пять всадников выстраиваются прямо перед скамьёй Примы вдоль белой черты. Лику по жребию досталось самое выгодное место, крайнее слева. Рему повезло меньше, он в середине, а Ромул вообще предпоследний справа. Зато его хорошо видно. Он оборачивается, находит Приму взглядом, приветливо улыбается и сосредотачивается, ожидая сигнала.
Взвывает курн, и всадники с дробным топотом бросаются вперёд. Они теснят друг друга, сбиваются в кучу и уже через мгновение теряются в облаке пыли. Прима силится разобрать, кто где, но бесполезно. Вот они достигают столба и друг за другом появляются из-за него. Теперь это цепочка, впереди на вороном коне Лик, его легко узнать по жёлтому плащу, значит, ему удалось сохранить своё преимущество. А кто дальше? Рем! Прима узнает Маю, любимую кобылу отца, а через одного и Ромул — молодец, сумел продвинуться ближе к столбу. Всадники мчатся мимо мишени к левому столбу, появляются вновь. Судьи подаются вперёд заметить, кто раньше проскочит черту.
Победители Лик, Рем, Турн, Ромул!.. Зрители приветственно шумят. Судьи объявляют восьмерых лучших, отобранных для третьего действия — скачек с препятствиями. Потом соревнуется в скорости вторая группа из двадцати пяти всадников, и из неё судьи выбирают вторую восьмёрку.
Третье действие разворачивается в середине поля, где в два ряда поставлены разной высоты плетни и перекладины на кольях. Пара всадников, начиная с последних отобранных из каждой группы, должны преодолеть препятствия. Здесь проверяется искусство управления конём. Малейшая ошибка, и падает плетень или летит на землю перекладина. Кто придёт первым, задев меньше препятствий? Из шестнадцати участников отберут восьмёрку для заключительного действия — конных поединков на мечах.
После прохода каждой пары служители ставят на место опрокинутые плетни и упавшие жерди, и новая пара конников проходит нелёгкий путь. Наконец перед Примой лицом к зрителям выстраивается восьмёрка единоборцев. Её возглавляет победитель третьего действия Рем. Прима разглядывает его напряжённое лицо, похожее на лицо брата, но более твёрдое и властное. Они уже надели кожаные панцири и шлемы, судьи проверяют оружие — затупленные мечи, разбивают участников на пары. Лик бьётся с Сергестом, Рем с Эмилием, Ромул с Анхизом.
Прима с замиранием сердца следит, как кружатся, налетают друг на друга и взмахивают мечами всадники. Рем быстро свалил с коня Эмилия, а Лик сумел выбить меч из рук Сергеста, теперь Лик и Рем будут сражаться между собой. Во второй группе Ромул одолел Анхиза, и его соперником будет Ахат. Два следующих поединка определяют соперников в последнем. Прима хочет видеть победителем Лика или... может быть, Ромула?
Рем долго бьётся с Ликом, наконец, их кони оказываются рядом, Лик выбивает у Рема меч, но тот обхватывает соперника руками, стаскивает с коня и бросает на землю. Судьи засчитывают победу Рему. Теперь у белой черты сходятся Ахат и Ромул. Несколько раз они съезжаются, обмениваются звонкими ударами мечей, неожиданно Ромул роняет меч, и ему засчитывают поражение.
«Он выронил оружие нарочно, — понимает Прима, — не захотел сражаться с братом».
В схватке с Ахатом побеждает Рем. Зрители рукоплещут, приветствуя нового героя...
Вечером у Гнея собираются победители юношеских конных состязаний, среди приглашённых Ромул и Рем. Прима с матерью занимают за столом почётные места рядом с Гнеем. Гости говорят о конях, хитростях боевого искусства, о политике. Новички, Рем и Ромул, держатся скромно, но не скованно, и Прима с интересом поглядывает на юношей. Отец явно доволен: не зря сыновьям пастуха он дал для состязаний своих лучших коней.

Братья, возбуждённые спортивными победами и выпитым у Гнея вином, пришли домой поздно, при свете едва взошедшей ущербной луны. Правда, Ромул не заслужил никакой награды, зато Рем получил дубовый венок победителя. Отец, который вместе с Аккой и Плистином со склона над поляной Марса полдня переживал успехи и неудачи братьев, был доволен сыновьями, доказавшими, что не зря потратили время в Габиях.

— Завтра же сходим в Бовиллы, присмотрим вам лошадок, — сказал он. — До смотра пять дней, и надо, чтобы вы туда явились всадниками, владельцами коней и оружия.
Так и решили. Перед сном Рем заговорил с Ромулом о Приме; девушка ему понравилась, и он был не прочь посватать её, хотя здесь имелся и серьёзный соперник Лик. Он, в отличие от Рема, был знатен, хотя и небогат.
— Правда, мне показалось, что Прима часто смотрела на тебя, — закончил он.
— Я свой выбор сделал, — ответил Ромул.
— Ну что ж, может быть, тогда я попытаю счастья, — решил Рем. — Впрочем, её-то никто не спросит.
— Вот именно, — согласился Ромул. — Да и Гней не отдаст Приму сыну пастуха.
— Не думаю. Ему нужны верные люди, те, что будут его сторонниками. Не зря же он нас вчера приглашал! Если мы станем всадниками, происхождение будет уже не так важно.
— Поживём — увидим, — ответил Ромул и задул лампу. Он так ещё и не решился сказать отцу о женитьбе на Герсилии, и рассуждения брата о браке его раздражали.

Ромул проснулся от криков, ругательств, ржания и топота коней.

— Хватай меч, скорее! — Рем, схватив меч деда Аккила, выскочил наружу.
Ромул, подхватив лук, вскинул на плечо ремень колчана и бросился за братом. Над склоном трепетало багровое зарево, кое-где в стороне коровьих навесов проглядывали алые полоски огня. На этом зловещем фоне плясали силуэты четверых всадников. Полуголые отец, Плистин и Рем стояли, готовые защищаться.
Из-за пояса переднего всадника торчал длинный факел. Он быстро сунул в его огонь конец стрелы и вскинул её, зажжённую, к луку. Ромул и поджигатель натянули луки и выстрелили одновременно.
Ромул попал в горло коня, тот встал на дыбы. Всадник рухнул на землю, но его стрела, описав огненную дугу, уже ушла в толщу камышовой крыши. Конь, пронзительно заржав, упал на бок, всадник вскочил, отбросив факел, вскарабкался на круп коня товарища, и поджигатели ускакали прочь.
— Помоги матери! — крикнул Фаустул Ромулу. — Мы — к стадам!
В Ференте уже горело всё, что только может гореть — шалаши, навесы, камышовые крыши землянок. Люди метались, пытаясь спасти хоть что-нибудь. Акка и Лидия вытаскивали из дверей какие-то горшки. Ромул пытался сообразить, что у него в доме есть ценного, вбежал в наполненную дымом духоту, нашёл у очага фигурку домашнего лара и выскочил наружу.
— Отойдите дальше, — приказал он женщинам, вспомнив пожар тускульского укрепления. — Сейчас здесь будет очень жарко.
Все отошли к старой землянке, крыша которой была выложена дёрном и потому не загорелась. Лучший в Ференте дом полыхал долго. Когда к рассвету возвратились мужчины, шатаясь от усталости и горя, крыша уже давно провалилась, но остатки брёвен ещё горели.
— Это что, — Фаустул безнадёжно махнул рукой в сторону дома. — Полсотни наших коров увели! А царских впятеро больше.

Налёт разбойников потряс Альбу: угнали уйму коров, лошадей и овец, сожгли запасы сена, множество домов, убили нескольких пастухов, правда, большей частью рабов.

Альбанцы потом долго спорили, сколько было нападавших — полсотни, сотня, две? Поджигатели выбрали подходящее время: хмельные после праздника Цереры воины выступили из города, когда разбойники уже успели угнать добычу в лес. Несколько всадников, занявших опушку У Тускульской дороги, помешали альбанцам начать преследование. Утром они исчезли, но преследователей у границы остановили тускульцы, не желавшие видеть вооружённых соседей на своей земле. Переговоры с посылкой гонцов в Тускул и Альбу заняли достаточно времени, чтобы разбойники успели скрыться. В Альбе считали, что тускульцы были подкуплены.
Фаустул был совершенно разорён. Он потерял не только дом со всем имуществом, стадо, рухнуло и его положение в общине. Амулий решил наказать пастуха, не сумевшего уберечь Вверенное ему добро, и поставил над своими сильно пострадавшими стадами нового старшего. Уже немолодой Фаустул впал в уныние, Акка, простывшая в ночь пожара, слегла. Братья прошли смотр в числе легковооружённых воинов, стали гражданами Альбы с правом получения земельного надела, как гласил закон, «из освобождающихся в порядке очереди». Но пока что в Альбе земли не освобождались; население города росло, и молодёжи в родной общине приходилось трудно. Конечно, в случае смерти Фаустула они бы получили принадлежавший ему участок земли с домом и частичкой прибрежного луга. Вернее, не они, а один из них по жребию. Но было похоже, что им, как и десяткам других юных альбанцев, придётся искать счастье на стороне.