Великобрита- в едва ли не единственное поле компромиссов и единства нии в начале

Политическое * 5 . ₀„„ _
развитие уходом с политической арены в 1оУи г. Ьисмарка в вильгельмов- развитии германского государства начинается но­ской Германии вая эпоха. Ключевую роль в изменении характера общественно-политической жизни Германии сыг­рали канцлеры Хйодвиг Гогенлоэ (1894—1900) и Бернхард фон Бюлов (1900—1909). В период их правления был окончательно за­креплен курс на государственное стимулирование форсированного
экономического роста, усиление правовых механизмов саморегу­лирования общественных отношений (большую роль в этом отно­шении сыграло принятие Гражданского кодекса в 1896 г. и Торгово­го кодекса в 1897 г.). Экономическая политика правительства при­обрела более прагматичный и адресный, ориентированный на интересы конкретных групп землевладельческой и предпринима­тельской элиты характер. В отличие от Бисмарка, пытавшегося со­здавать государственную систему, отстраненную от партийного про­тивостояния, Гогенлоэ и фон Бюлов делали ставку на активизацию лояльных политических сил и их консолидацию вокруг правитель­ства. Окончательные формы этот курс «сплочения» приобрел в пе­риод канцлерства фон Бюлова, выдвинувшего идею «соединения консервативного и либерального духа». Препятствием являлся лишь нежелательный для правительства состав парламента, образовавший­ся после выборов 1898 г., — преобладание в рейхстаге католической партии Центра (104 места) и социал-демократической партии (81) при достаточно скромных позициях консервативных и либеральных партий (Немецкая консервативная партия — 52, национал-либера­лы — 51, «Свободомыслящая народная партия» — 20). Если ранее при полном политическом бессилии парламента соотношение фрак­ций не играло существенной роли, то в свете новой правительствен­ной политики оно приобрело принципиальное значение.
Лишь в 1907 г. фон Бюлову удалось добиться образования ши­рокого проправительственного большинства в рейхстаге. Поводом стал роспуск парламента, отказавшегося голосовать за законопро­ект о дополнительных ассигнованиях на подавление восстания гот­тентотов в Юго-Западной Африке. В преддверии новых выборов был сформирован блок консерваторов, национал-либералов и «сво­бодомыслящих», получивший название «готтентотского». На вы­борах ему удалось одержать убедительную победу, увеличив пред­ставительство консерваторов до 62 мест в Рейхстаге, национал-ли­бералов — до 55, «свободомыслящих» — до 27. Правительство также могло рассчитывать на поддержку Имперской партии (24 места), антисемитов (25), «Свободомыслящего Союза» (14). Фракция партии Центра сократилась до 104 мест, а социал-демократической партии — до 43. Однако уже вскоре между участниками правитель­ственной коалиции обнаружились серьезные расхождения. Клю­чевым вопросом стало отношение парламента к характеру дальней­ших социально-экономических преобразований.
Немецкая консервативная партия все более активно выступала против либерализации в политико-правовой и экономической сфе­рах, в том числе против проведения жесткой финансовой и налогог вой политики, призванной обеспечить сбалансированность бюдже­та, за последовательное осуществление охранительного протекцио­нистского курса. В рядах консерваторов выделилось радикальное националистическое крыло, ориентированное на приоритет хрис-тианско-монархических и имперско-патриотических ценностей. Оно сблизилось с внепарламентской крайне правой оппозицией — Союзом сельских хозяев (оплотом влияния прусского юнкерства), экспансионистским Пангерманским союзом, «Христианско-соци-альным движением» А. Штекера, проповедующим религиозно мо­тивированный антисемитизм. Реформистское либерально-консер­вативное течение, выступавшее в духе идей фон Бюлова за разви­тие конституционно-монархических принципов и продолжение политики либерализации, напротив, стремительно теряло влияние. В 1909 г. его представители окончательно вышли из консерватив­ной партии и образовали «Свободно-консервативное объединение». Однако какой-либо существенной роли эта партия впоследствии так и не приобрела. Достаточным влиянием среди консервативно-реформистских сил продолжали пользоваться лишь сторонники идеи «социальной империи», по сути разрабатывавшие политичес­кую программу Бисмарка. В этом отношении особенно выделялась группировка катедер-социалистов под руководством Луйо Брента-но — влиятельное движение университетской интеллигенции, а также небольшая Имперская партия.
Потенциальным союзником консервативных политических сил было антисемитское движение и многочисленные группировки на­роднического типа — «фелькише». Немецкий антисемитизм в это время в целом уже утратил религиозную мотивацию (за исключе­нием таких локальных политических группировок, как «Христи-анско-социальное движение» Штеккера), отражал сугубо эконо­мические и социальные аспекты «антимодернизационного бунта». В публицистических работах его классиков Е. Дюринга, О. Гла-гау, В. Марра антисемитская пропаганда тесно увязывалась с идея­ми народной общности, национального социализма. С конца XIX в. крупнейшие антисемитские движения — «Социальная имперская партия», «Немецкий народный союз», «Лига антисемитов» — эво­люционировали в сторону образования легальных политических движений с широкой социальной базой и парламентским предста­вительством. Они все более тесно смыкались с широким спектром общественно-политических организаций, выступавших с идеями германского народного социализма — «дойч-фелькише». В центре фелькишской идеологии находилось понятие народа как особой органической общности, единого социального организма с соб­ственной душой, характером, волей, судьбой. Именно народ — не­делимый на автономные единицы носитель коллективного разума,
морали, веры — обладал, по мнению фелькише, правом определять пути общественного развития, выступать связующим звеном меж­ду прошлым и будущим. Радикальная критика буржуазного образа жизни как ложного и чуждого национальным традициям сочета­лась у фелькише с идеей единства «крови и почвы», обостренным национальным чувством, переходящим в социал-дарвинисткие, расистские идеи. «Социализм» фелькишских группировок носил подчеркнуто «немецкий» характер, претендовал на возрождение «истинно немецкого образа жизни» как в нравственном, психоло­гическом, так и в расово-биологическом, генетическом отношении. Антисемитизм и фелькишское движение стали политическим вы­ражением негативной энергетики маргинальной массы, противопо­ставлявшей себя модернизированному обществу и остро нуждав­шейся в консолидирующих ценностях. Симбиоз маргинального радикализма и правоконсервативной идеологии создавал предпо­сылки для рождения особого направления политической мысли — консервативно-революционного, расцвет которого в Германии при­дется уже на послевоенные годы.
Политические движения либерального толка, поддержавшие по­литику «сплочения», не сумели противопоставить консерваторам активный и дееспособный парламентский блок. Генетической осо­бенностью немецкого либерализма была его преимущественно тео­ретическая ориентация, оторванность от проблем реальной полити­ки, что, в свою очередь, являлось следствием достаточно узкой соци­альной базы и специфики исторических задач либерального движения в стране «запаздывающей модернизации». Немецкий ли­берализм так и не приобрел черт классической фритредерской док­трины, сохраняя влияние органической концепции государства и протекционистской экономической теории. В самом либеральном лагере в начале XX в. обособились два крыла. Одно из них состави­ла Национал-либеральная партия, тесно связанная с Центральным союзом германских промышленников, Пангерманским союзом, Не­мецким колониальным обществом. Национал-либералы поддержи­вали идею сильного национального государства и программу внеш­неполитической колониальной экспансии. Близкой к ним по духу была группировка «либеральных империалистов», духовным лиде­ром которой являлся Макс Вебер. «Либеральные империалисты», а также протестантское Национал-социальное движение Ф. Наумана и левая часть движения катедер-социалистов образовывали конту­ры нового идейно-политического течения, которое можно признать специфическим аналогом концепции социального либерализма, по­лучавшей распространение во многих странах Запада в начале XX в. Отличием этого течения в Германии была «социализация» либераль­ных идей за счет имперской, экспансионистской идеологии, а также протестантского христианско-социального учения. Это открывало дорогу к сотрудничеству национал-либералов с консервативно-ре­формистскими партиями, но значительно ослабляло собственно ли­беральный лагерь. Либеральные партии более классической ори­ентации — «Свободомыслящая народная партия», «Свободомыс­лящий союз», «Немецкая народная партия» — выступали против решения социальных проблем на пути колониальной экспансии, за более последовательный реформистский курс внутри страны. В 1910 г. эти партии объединились в Прогрессивную народную партию, которая быстро утратила влияние в период предвоенной патриотической эйфории.
Идейно-политическую нишу собственно социального либера­лизма, с присущими ему идеями правовой демократии, социаль­ной справедливости, гражданской ответственности, общественной взаимопомощи, в Германии начала XX в. заполнила Социал-де­мократическая партия Германии, в рядах которой все большую роль играло социал-реформисткое крыло Э. Бернштейна. СДПГ пользовалась поддержкой достаточно большой части электората, однако в целом так и не сумела преодолеть моральную изоляцию в немецком обществе. Унаследованное от эпохи Бисмарка положе­ние политических изгоев мешало социал-демократам интегриро­ваться в государственную систему Германии и сколько-нибудь серьезно повлиять на определение правительственного курса. Кон­солидации рабочего движения под эгидой СДПГ препятствовала и внутрифракционная борьба. Наряду с бернштейнианским крылом в ее составе сохранялась мощная группировка сторонников рево­люционного центризма, лидерами- которого являлись Карл Каутс­кий и Рудольф Гильфердинг. Постепенно активизировалось и лево­радикальное течение под руководством К. Либкнехта и Р. Люксем­бург. Противоречия в рядах СДПГ, особенно явно проявившиеся на партийном съезде в Магдебурге в 1910 г., емко отразили назре­вающий раскол в международном рабочем движении и углубляю­щийся кризис II Интернационала.
Еще одной влиятельной оппозиционной партией довоенной Гер­мании оставалась католическая партия Центра. Ее .программные установки отражали достаточно противоречивую смесь христиан-ско-социальных идей, программы гражданской эмансипации като­ликов и охранительного конфессионального пафоса, рожденного гонениями эпохи бисмаркского «Культуркамфа». Оппозицион­ность Партии Центра во многом была связана и с моральным про­тивостоянием протестантского Северо-Востока Германии с като­лическим Юго-Западом.
Глубокие разногласия между ведущими политическим партия­ми Германии предопределили скорый распад «готтентотского бло­ка». Уход фон Бюлова с поста канцлера символизировал провал попыток трансформации германской империи в монархию парла­ментского типа. В 1909 г. его пост занял Т. Бетман-Гольвег. Новое правительство попыталось опереться на консервативно-клерикаль­ное большинство в рейхстаге («черно-голубую коалицию»). Одна­ко Немецкая консервативная партия и Центр, составившие его ос­нову и ратовавшие за изменение реформаторского правительствен­ного курса предыдущих лет, с трудом находили согласие по вопросам дальнейшей политики. Ситуацию обострили результаты парламентских выборов 1912 г. Партии «черно-голубой коалиции» сократили свое представительство в рейхстаге: консерваторы до 57, Центр до 91 места. Уменьшились и фракции национал-либералов (до 45), антисемитов (до 13). Сохранили свои позиции прогрессис­ты (42 места). Неожиданного успеха добились социал-демократы, образовавшие крупнейшую фракцию (110 мест), а также новое объе­динение националистов (33 места). Парламент оказался парализо­ван межфракционной борьбой. Лишь в вопросах, связанных с по­вышением обороноспособности страны, активизацией внешней политики, подготовкой к грядущей войне, рейхстаг выступал до­статочно консолидированно.
Причиной нараставшего парламентского кризиса являлись глу­бинные противоречия процесса ускоренной модернизации немец­кого общества. По мере его углубления государственно-политичес­кая система оказывалась перед необходимостью реагировать на эмансипацию отдельных социальных групп, индивидуализацию поведения человека и, в конечном счете, необходимостью перехода к самодостаточному развитию гражданского общества на основе индустриальных ценностей и стереотипов. Это противоречило мно­гим ключевым особенностям исторически сложившейся экономи­ческой системы, социальной структуры, политической культуры, ментальное™ немецкого общества и порождало все более очевид­ную контрреформаторскую консервативную волну. Вернуться к реформистской политике в духе социального этатизма Бисмарка можно было лишь при условии жесткой персонификации власти и насильственного ограничения партикуляристских партийных на­строений. Новая государственная элита Германии оказалась не го­това к подобному развитию событий. Вокруг престола нового кай­зера — Вильгельма II — сплотились сторонники прямолинейной охранительной политики, не способные к выработке гибкого, ори­гинального политического курса. Сам кайзер отличался явной ре­акционностью, властолюбием, склонностью к поспешным сужде­ниям, вызывающим поступкам. Абсолютистско-монархические идеалы Вильгельма II сочетались с повышенным самомнением, стремлением затмить славу великого Бисмарка. При полной под­держке кайзера консолидирующей политической идеей консерва­тивного лагеря стало возрождение «Великой Германии». Шовини­стическая волна, пестуемая консервативной элитой, скрывала на­растание внутренних противоречий в развитии немецкого общества и созревание революционной ситуации.

Внешняя политика Германии в начале XX в. определялась «Мировая двумя основными факторами — общими тенденциями раз-политиками _вития международных отношений в эпоху империализма и

мировая воина внутриполитической ситуацией, благоприятствовавшей на-Германии
I растанию националистических, шовинистических настрое-
ний. Поэтому, помимо сугубо прагматичных проектов коло­ниальной экспансии, германская внешнеполитическая доктрина опиралась на чрезвычайно претенциозные идеологические постулаты. Их основой стала кон­цепция «мировой политики» — превращения Германии в одну из ведущих ми­ровых держав, «способную занять свое место под солнцем^. Речь шла не только об изменении баланса сил в системе международных отношений, но и о ко­ренном преобразовании самого европейского политического пространства. В германских политических и общественных кругах активно проповедовалась идея Срединной Европы — объединения центрально-европейского региона вокруг немецкого этнического ядра. Ведущие идеологи пангерманской экс­пансии Ф. Ратцель, Р. Челлен, К. Хаусхофер опирались на концепцию «гео­политики» — теорию «государства как географического организма, воплощен­ного в пространстве». Эта идеология была тесно связана с социально-этатистс­кими, фелькишекими, расистскими воззрениями и находила поддержку среди тех политических сил, которые рассматривали внешнюю экспансию как ос­новное средство решения внутренних проблем немецкого общества.
Ключевую роль для определения внешнеполитической стратегии Герма­нии играли противоречия в ее отношениях с Францией и Великобританией. Франко-германский антагонизм имел глубокие исторические корни, а в нача­ле XX в. оказался сопряжен и с прямым колониальным соперничеством двух держав. Его апогеем стало столкновение интересов Германии и Франции в Марокко, послужившее причиной международных кризисов в 1905 и 1911 гг. Не менее острым было противостояние Германии и Великобритании. Уже в 1899—1902 гг. Германия открыто выступила в поддержку буров, сражавшихся с английской армией. С началом строительства Багдадской железной дороги, рассматривавшейся предпринимательскими кругами Германии как основное средство экономического проникновения на Средний Восток, англо-»герман-ское противостояние окончательно приобрело форму межимпериалистского конфликта. А наиболее важным поводом для его обострения стал вызов, бро­шенный Германией британскому господству на морях. После принятия в 1898 и 1900 гг. двух «морских законов» в Германии развернулась беспрецедентная гонка морских вооружений, в ходе которой ВМФ был увеличен на 60 %. Ав­тор программы перевооружения адмирал Тирпиц полагал, что уничтожение военно-морской монополии Великобритании станет сдерживающим факто­ром для всей системы международных отношений, а Германия получит воз­можность решающего политического влияния на любой конфликт.
Образование Антанты поставило германскую дипломатию и военно-по­литическое руководство перед сложной задачей — стала очевидной неизбеж­ность войны на два фронта в Европе. К 1905 г. генеральный штаб завершил подготовку соответствующего плана ведения военных действий («план Шлиффена»), предполагающего целесообразность превентивной войны. Для подготовки к ней только в 1909—1914 гг. военные расходы были увеличены на 33 %, составив половину государственного бюджета. В качестве основного со­юзника в Европе рассматривалась империя Габсбургов. Германия активно под­держала балканские притязания Австро-Венгрии, в том числе в период Бос­нийского кризиса 1908—1909 гг. В свою очередь, это послужило толчком к бы­строму ухудшению русско-германских отношений и стало еще одним шагом к мировому военному конфликту. Союзнические отношения с Италией, напро­тив, практически прекратились после отказа Германии оказать поддержку в ходе итало-турецкого конфликта 1911 г. По мнению германской дипломатии, Ос­манская империя могла стать более важным стратегическим партнером как с точки зрения грядущей войны, так и для более долговременных отношений.
Балканский кризис 1914 г. подтолкнул мир к глобальной войне. В условиях нарастающей шовинистической истерии германское общество восприняло ее начало как событие общенационального значения. Однако патриотическая эйфория к завершающей стадии войны сменилась усталостью, раздражением и озлоблением. Колос­сальное напряжение всех ресурсов нации, необходимое для веде­ния войны на два фронта против ведущих держав мира, вызвало глубочайший экономический, социальный, психологический кри­зис. В годы войны страна потеряла 2 млн человек убитыми и 4 млн ранеными. Более 1 млн немцев оказалось в плену. Массовая моби­лизация сократила количество квалифицированных рабочих на немец1шхпрещ1риятиях до 25 %. В течение всего периода войны суммарныйобъем,промышленного производства неуклонно сни­жался. .Если в 1914 г. его уровень составил 83 % от довоенного, то в 1918 г. — лишь 57 %. Гигантские воешые расходы истощили фи­нансовую систему. В стране начинался голод — в последний пери­од войны по продовольственным карточкам, введенным для город­ского населения, в день полагалось на человека 116 г муки, 18 г мяса и 7 г жира. В деревнях проводились жесткие реквизиции^р
Существенно изменилась и внутриполитическая ситуация. Партии, составлявшие основу проправительственных коалиций в предвоенный период, стремительно теряли влияние. В стране фактически устанавливается военная диктатура. Уже с 1914 г. пра­вительство обладало чрезвычайными полномочиями относитель­но контроля над сырьем и топливом, а также в распределении во­енных заказов. В 1916 г. вся полнота власти была окончательно пе­редана военному руководству. «Военное управление» во главе с главнокомандующим фельдмаршалом Паулем Гиндецфургом и ге­нерал-квартирмейстером Эрихом Людендорфом получило неогра­ниченные права в обласш экономическощ^гулирования. Закон 1916 г. «О вспомогательной службе Отечеству» вводил обязатель­ную трудовую повинность для мужчин от 16 до 60 лет, что предпола­гало право властей на принудительна мобилизацию населения для осуществления любых видов работы. Тотальная милитаризация тру­довых ресурсов и государственного управления принесла свои пло­ды — Германия невероятно долго выдерживала противоборство фактически со всем миром. Однако моральная усталость нации от войны становилась все более очевидной. Для предотвращения внут­риполитического кризиса в 1917 г. правительственные круги пред­приняли попытку консолидации всех лояльныхлоштш^сщх сил под эгидой «партии Отечества». Однако сформировать сколько-ни­будь влиятельную организацию таким образом не удалось.
В 1917—1918 гг. лишь оппозиционные рабочие партии сохраня­ли значительную активность. Не выступая с антивоенной пропа­гандой, социал-демократы тем не менее отказались от политичес­кого сотрудничества с военно-монархическим режимом. СДПГ, воз­главляемая Ф. Эбергом и Ф. Шейдеманом, ратовала за созыв Учредительного собрания и демократическое реформирование го­сударственно-правового механизма. На революционных позициях стояла Независимая Социал-Демократическая партия Германии, образованная вышедшей в 1917 г. из состава СДПГ группой Г. Гаазе и В. Дитмана. НСДПГ призывала германский пролетариат к соци­алистической революции, которая должна будет покончить с мо­нархией и стать прологом к широким социальным преобразовани­ям. Однако лидеры НСДПГ, за исключением автономной группы «Спартак» большевистского типа под руководством К. Либкнехта и Р. Люксембург, под революцией понимали скорее последователь­ную демократизацию государственного строя Германии, нежели насильственное навязывание какого-либо общественного строя.

Провал последнего наступления германской армии