Языковой и стилистической нормой. Языковая норма

М. С. Эрназарова
ных предложениях. Это полностью нашло свое отражение и в толкованиях грамматического значения.
Во-вторых, социальный заказ разработки норм узбекского литературного языка и его вне- дрение в социальное сознание выдвигает на по- вестку дня необходимость определения каждого грамматического явления, изучения их семанти- ческих и синтаксических задач, внедрения ре- зультатов в образовательный процесс. Для этого было необходимо распределить слова по частям речи, определить морфологические особен- ности и синтаксические задачи каждой части речи, выбрать среди их грамматических форм соответствующие литературной норме, диф- ференцировать фонетические варианты форм от их диалектальных вариантов, разработать литературные нормы их применения. «В исто- рии узбекского языкознания они изучены по от- дельности согласно рациональному методу, со- бран богатый фактический материал. Узбекские лингвисты с достоинством выполнили задачи этого этапа, на очередном этапе появились по- требность и возможность решения на их осно- ве проблем морфологической формы как и всех языковых единиц» [3. С. 115].
К 70-м гг. прошлого столетия завершился фор- мальный (эмпирический) этап узбекского язы- кознания. Как было уже сказано выше, данный этап языкознания выполнил миссию социаль- ного заказа, возложенного на него, состоящего из разработки норм литературного языка и вне- дрения их в широкую общественность. Наряду с выполнением этих задач был подготовлен прочный фундмент, незыблемая основа для но- вого поколения языкознания. Созданы широкие возможности для научных поисков на основе за- конов и категорий диалектической логики, яв- лявшейся методологией изучения богатого язы- кового материала, собранного эмпирическим способом. В 1984 и 1986 гг. в центральных из- даниях были опубликованы материалы груп- пы тюркологов о неотложных задачах в области толкования и исследования тюркских языков. Выдвинутые в них идеи, а также цели и задачи на их основе стали логическим продолжением задач узбекской формальной лингвистики.
Эти задачи находят свое отражение и в толко- вании грамматического значения. Исследователи приступили к изучению грамматического значе- ния на основе категории диалектной общности и частности. На субстанциональном этапе уз-

Грамматическое значение в узбекском языке в единстве языковых и прагматических факторов 129

бекского языкознания было сформировано но- вое толкование морфологических форм. Прежде всего, одной из основых задач определено от- дельное изучение общих и частных сторон грам- матического значения. Эта проблема поставлена на повестку дня в исследовании Х. Г. Нигматова, посвященном изучению морфологии древних тюркских памятников [1], в прессе опублико- ваны задачи, определенные рядом языковедов [2; 3]. Эта проблема исследована в кандидат- ских и докторских диссертациях ряда ученых- языковедов. К слову, на примере категории чис- лительного в узбекском языке в кандидатской диссертации Ш. Х. Шахобиддиновой исследо- вано грамматическое значение с точки зрения деления языка и речи, а в докторской диссерта- ции — на примере грамматических категорий [6; 7]. Изучение речевой реализации граммати- ческого значения с точки зрения целостности языковой системы в докторской диссертации Б. Р. Менглиева создало предпосылки для фор- мирования нового прагматического этапа его изучения [5].
Исследование речевой реализации языковых общностей, достигнутых в результате изучения явлений узбекского языка на основе принципа «речь-язык», не только с точки зрения межъя- русового содействия, но и наряду с неязыковы- ми факторами, разработка механизмов их раци- онального и целевого использования личностью являются основными задачами прагматической лингвистики.
Сегодня мировая прагмалингвистика разви- вается в трех направлениях.
Британская прагмалингвистика в лице М. Холлидея оказала сильное воздействие на функциональный анализ языка. В его иссле- дованиях нашли свое отражение социальные функции, содержание языка, анализ офици- альной письменной и устной речи. Языковеды Синклер и Коулзарт расширили антрпоцен- трический анализ коммуникации. В антропо- центрическом анализе английских лингвистов в качестве материала анализа выбирается худо- жественная речь — особый вид литературной речи.
Американская прагмалингвистика уделяет особое внимание живой форме литературной речи — устной речи и этнокультурным факто- рам и основывается на естественном и живом общении. Основу американской прагмалингви- стики больше интересует анализ живого обще-
ния. У них языковая возможность и его речевая реализация не связаны друг с другом, объектом исследования выбираются лишь коммуника- тивные единицы и единство языковой личности и коммуникативной ситуации. Ярким приме- ром могут служить работы Гоффмана, Сакса, Счеглоффа и Джефферсона [8].
Как выясняется, в Британии и Америке праг- малингвистика, как и в других языковых явле- ниях, в грамматическом отношении тоже огра- ничивается лишь речевыми особенностями и не обращает внимания на анализ языковых грамматических значений, изучаемых структу- ралистами на протяжении долгих лет. В целом оба направления характеризуются игнорирова- нием результатов структурализма.
Особое место среди этих направлений зани- мает Пражская прагмалингвистика. В частно- сти, эта школа согласно своим традициям стро- го придерживается принципа дихотомии языка и речи и в антропоцентрического толкования грамматического значения. Его последователи рассматривают языковые единицы, в частно- сти, грамматические формы, грамматическое значение как языковую возможность; особое внимание уделяется речевому использованию этой возможности с учетом единства факторов ситуации и личности.
Итак, история изучения грамматического значения показывает, что на сегодняшний день подготовлена основа для синергетического вне- дрения речевых выражений грамматического значения, определения места и роли языковых и прагматических факторов явлений речевой системы на основе принципа сотрудничества и освещения его значимости. Узбекское субстан- циальное языкознание в настоящее время успеш- но прошло этап изысканий на основе принципа «речь-язык» в анализе грамматического значе- ния и стоит перед новым этапом своего разви- тия — необходимости проведения исследований на основе принципа «язык-речь». Одна из акту- альных задач на повестке дня — дискурсивный анализ языковых единиц на основе синергети- ческих методов исследования с опорой на науч- но-теоретические заключения по исследованию языковой структуры — языковых единиц и от- ношений.
Настоящее время требует от узбекской суб- станциональной прагмалингвистики дискурсив- ного анализа грамматических явлений на основе принципа «общности-частности».

Основными целями культуры речи как учебной дисциплины нам представляются следующие: 1) усвоение языковых норм и 2) обучение языковому мастерству, уместности данного варианта в той или иной ситуации, варьированию лексем в зависимости от целей коммуникации. В условиях Узбекистана существует серьезная сложность в создании действенных учебников и пособий по данной дисциплине: в студенческих группах с русским языком обучения уровень знания русского языка зачастую бывает неровным — часть студентов владеет лексикой и нормами русского языка свободно и на достаточно высоком уровне, но в технических и гуманитарных вузах немало и студентов со слабым уровнем подготовки по русскому языку. В таких случаях считаем необходимой модификацию учебной программы «Культура речи» и разработку системы упражнений с учетом реальной подготовки студентов и сложностей, проистекающих из типологических контрастов русского и узбекского языков. Целью данной статьи является выделение аспектов русской морфемики, словообразования и морфологии русского языка, представляющих особые сложности для узбекских учащихся в связи с наличием в их родном языке ярких типологических контрастов [1]. Для узбекской морфемики характерны стабильность фонетического состава корней и аффиксов, четкое и относительно легкое проведение морфемных границ, стабильность семантики формантов. Для русской морфемики характерно асимметричное соотношение формы и содержания основ и формантов. Флексии русского языка — это не только грамматические морфемы, они играют большую роль в процессах словообразования, так как являются обязательной составной частью суффиксального форманта или выступают в качестве самостоятельного форманта при субстантивации и нулевой суффиксации. Морфем такого класса в узбекском языке нет, в нем четко разграничены словоизменительные и словообразовательные морфемы. Для русского языка как флективного закономерно широкое использование словообразовательных средств для выражения стилистической оценки. Русский язык обладает богатым аффиксальным фондом, прежде всего суффиксальным и префиксальным; многие суффиксы и префиксы являются старославянскими по происхождению, что предопределяет стилистическую дифференциацию производных слов, среди которых широко распространена словообразовательная синонимия. Русский и узбекский языки относятся к языкам с развитыми системами словообразования, причем наибольшее сходство проявляется в субстантивных подсистемах словообразовательных систем обоих сопоставляемых языков. Однако в плане организации способов словообразования выявляется принципиальный алломорфизм сопоставляемых языков. В «Русской грамматике» выделяются следующие способы словообразования: суффиксация, префиксация, постфиксация, префиксально-суффиксальный способ, префиксально-постфиксальный способ, суффиксально-постфиксальный способ, субстантивация, чистое сложение, сложение в сочетании с суффиксацией, сращение, аббревиация [2]. Производные имена существительные русского языка образуются всеми этими способами, за исключением постфиксального, префиксально-постфиксального и суффиксально-постфиксального способов, которые в русском языке являются способами, специфическими для глагольного словообразования. Перечисленные и подробно рассмотренные в «Русской грамматике» способы ориентированы преимущественно на узуальное словообразование; И. С. Улуханов, подробно рассмотревший как узуальное, так и окказиональное словообразование русского языка, выделяет 79 способов, которые делятся на чистые и смешанные, узуальные и окказиональные [3]. В узбекском языке выделяется 4 способа словообразования: суффиксация, префиксация, сложение, аббревиация, причем термин «суффиксация», широко используемый, например, А. А. Азизовым [4], представляется не вполне соответствующим для агглютинативных языков. В свете типологического контраста флективных и агглютинативных языков более подходящим для посткорневых формантов последних является термин «постфикс». Для узбекского словообразования не характерны смешанные способы словообразования, менее разнообразны разновидности способа сложения. Такое расхождение в количестве и сущности способов словообразования в русском и узбекском языках вполне закономерно и отражает специфику детерминант сопоставляемых языков: для флективного русского языка следует отметить принципиальную множественность способов словообразования, причем тип русского словообразования можно в целом определить как флективный, поскольку система флексий входит в большинство формантов. Ограниченное число способов словообразования в узбекском языке полностью соответствует детерминанте узбекского языка, экономному и компактному использованию формантов в процессах словообразования. Вследствие отсутствия флексий как класса морфем узбекское словообразование может быть охарактеризовано как чисто аффиксальное. Дополнительными чертами типологического контраста русской и узбекской словообразовательных систем является наличие в русском языке практически обязательных морфонологических преобразований, нулевых суффиксальных формантов, унификсов, радиксоидов и унирадиксоидов, множества лексем непервой степени членимости, многозначность и вариантность формантов, что представляет значительные трудности для носителей языка с практически идеальным соотношением формы и содержания. Большую сложность для узбекских учащихся с недостаточной подготовкой по русскому языку представляют производные семантических и формально-семантических разрядов, отсутствующих в узбекском языке, например, существительные со значением женскости и невзрослости, приставочные глаголы (при наличии субстантивных приставок в узбекском языке полностью отсутствуют глагольные), конфиксальные производные. Перечислим наиболее проблемные для усвоения узбекскими учащимися темы русской морфологии. Грамматические категории рода и одушевленности, дающие проекцию на синтаксические нормы согласования, с чем связан высокий процент речевых ошибок узбекских учащихся. Категория падежа вследствие флективного выражения, многотипности склонения существительных в русском языке на фоне строго однозначного выражения падежных значений ограниченным набором аффиксов. Грамматические категории вида и залога, их семантика и формальное выражение. Причастия русского языка, поскольку причастия узбекского языка более однотипны. К стилистическим ресурсам морфологии относится разграничение вариантов форм простой сравнительной степени, которые образуют стилистическую парадигму:раньше — ранее, позже — поздней — позднее. Формы с суфф. -е (-ше) могут быть квалифицированы как нейтральные или разговорные, а формы на -ее — как книжные. Следует уточнить, что суфф. –ее- противопоставлен разговорному варианту -ей: сильнее — сильней, правильнее — правильней. Кроме того, разговорную окраску прилагательному придаёт присоединение к формам сравнительной степени приставки по-, означающей незначительное увеличение степени качества: побольше, поменьше, получше. В узбекском языке синтетическая форма сравнительной степени стабильная и единообразна: баландроқ– выше, пастроқ— ниже. чиройлироқ— красивее и т. д. Вследствие отсутствия в узбекском языке категорий рода и одушевленности, разного устройства в русском и узбекском языках категории числа и специфики мотивационных отношений, алломорфными по отношению к узбекском языку оказываются словообразовательные категории «женскость» (учительница, студентка, дежурная, блокадница, иностранка, принцесса, отравительница, медведица, орлица, зайчиха), «невзрослость» (совенок, щегленок, волчонок, цыпленок, турчонок, кенгуренок, негритенок, змееныш, утеныш, гаденыш), «единичность», (горошина, виноградина, бусина, снежинка, карамелька, чешуйка, морковка, мелок, уголек, рельсина), «вещественность» (древесина, белковина, свинина, воловина, оленина, телятина, зайчатина, индюшатина, черника, голубика, кофеин, ванилин) инек. др. Закономерно, что все существительные со значением женскости относятся к женскому роду, однако отнесенность производных со значением невзрослости и совместности исключительно к мужскому рода достаточно идиоматична; причем если от существительных со значением совместности в большинстве случаев возможно образование со значением женскости (соучастница, сообщница, сожительница, разг. соавторша), то существительные невзрослости жестко ограничены обозначением молодых существ мужского пола. И категория рода, и существительные со значением женскости и невзрослости ярко контрастивны по отношению к узбекскому языке и представляют значительные трудности для усвоения узбекскими учащимися. Идиоматичным для узбекских учащихся является и словообразовательное оформление названий животных наряду с названиями лиц (голубка, индюшка, тетерка волчица, львица, тигрица, верблюдица; совенок, щегленок, волчонок, кенгуренок, змееныш, утеныш). Это не соответствует языковой картине мира узбекского языка, в котором названия животных четко разграничиваются с личными существительными и отвечают на вопрос нима? (что?) Таким образом, обилие типологических контрастов на морфемном, словообразовательном и морфологическом уровнях (с проекцией на синтаксический уровень) связано с особыми сложностями в усвоении норм русского языка и требует особого внимания при составлении программ дисциплины «Культура речи», а также разработки продуманной, компенсирующей языковые контрасты системы упражнений.