Девушка в поезде

Среда 24 июля 2013 года
Утро
Меня будит осторожный стук в дверь. В окна барабанят капли дождя;

---

уже девятый час, но кажется, что на улице по-прежнему темно. Кэти тихо
приоткрывает дверь и заглядывает в комнату.
– Рейчел? С тобой все в порядке? – Она замечает бутылку возле
кровати и по-настоящему расстраивается. – Господи, Рейчел!
Она подходит и поднимает бутылку. Мне слишком стыдно, чтобы
сказать что-нибудь в ответ.
– Ты не собираешься на работу? – спрашивает она. – Ты вчера
работала?
Она не ждет ответа и, поворачиваясь, чтобы уйти, произносит:
– Если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, тебя просто
уволят.
Сейчас очень удобный случай ей все рассказать, раз уж она на меня
и так злится. Мне надо пойти за ней и сообщить, что меня уволили
несколько месяцев назад, когда я вернулась после обеда с клиентом,
растянувшегося на три часа, в стельку пьяная, а с клиентом вела себя
настолько непрофессионально и грубо, что он отказался от услуг нашей
фирмы. Я закрываю глаза и вспоминаю конец того обеда – с каким
выражением официантка подавала мне жакет, как я шла, качаясь, по офису
и сотрудники оборачивались мне вслед. Как Мартин Майлз отвел меня
в сторону и сказал, что мне лучше пойти домой.
Сверкает молния, и слышится раскат грома. Я вздрагиваю и резким
движением сажусь. О чем же я думала вчера вечером, перед тем
как отключиться? Я листаю свой маленький черный блокнотик,
но последние записи сделаны еще в обед: заметки о Камале – возраст,
этническая принадлежность, судимость за домашнее насилие. Я беру
ручку и вычеркиваю последний пункт.
Внизу я наливаю себе кофе и включаю телевизор. Вчера вечером
полиция устроила пресс-конференцию, и ее показывали по каналу «Скай-
ньюс». Там был инспектор уголовной полиции Гаскилл – бледный,
изможденный и подавленный. Негодяй! Он так и не назвал имя Камаля,
а просто сообщил, что подозреваемый был задержан и допрошен,
но
освобожден
без
предъявления
обвинения,
и
расследование
продолжается. Потом на экране появляется Скотт, который понуро стоит
под прицелом камер и часто моргает – на его лице написана му́ка.
Мое сердце сжимается. Он говорит тихо, опустив глаза. Он говорит,
что не теряет надежды и, что бы ни утверждали полицейские, по-
прежнему верит, что Меган вернется домой.
Слова его звучат неубедительно, в них чувствуется фальшь, но, не видя
его глаз, я не могу понять почему. Я не знаю, почему он не верит в ее

---

возвращение: то ли потому, что его веру разрушили события последних
дней, или же он знает, что ждать не имеет смысла.
И тут я вспоминаю, что вчера звонила ему. Один раз или два? Я бегу
наверх за телефоном и нахожу его в постели. Три пропущенных звонка:
один от Тома и два от Скотта. Никаких сообщений. Том звонил вечером:
первый звонок от Скотта был около полуночи, а второй раз он звонил уже
утром, буквально несколько минут назад.
Настроение у меня чуть улучшается. Это хорошая новость. Несмотря
на поведение своей матери и то, что она выставила меня за дверь (спасибо
за помощь, можете идти), Скотт все еще хочет поговорить со мной.
Я нужна ему. Я тут же проникаюсь любовью к Кэти и благодарностью
за то, что она вылила остатки вина. Я обязана сохранить ясность мысли.
Для Скотта. Он нуждается в моей помощи.
Я принимаю душ, одеваюсь, наливаю еще чашку кофе, потом перехожу
в гостиную, сажусь на диван, кладу рядом блокнот и набираю номер
Скотта.
– Вам следовало сказать мне о себе правду, – говорит он холодным
и ровным голосом, едва сняв трубку. В животе у меня образуется ком.
Он знает. – Сержант Райли разговаривала со мной после того, как они его
отпустили. Он отрицал, что у них был роман. А свидетель, который
рассказал о нем, по ее словам, не вызывает доверия. Потому что пьет.
И возможно, психически неуравновешен. Она не назвала мне имя
свидетеля, но, судя по всему, она говорила о вас?
– Но… нет, – отвечаю я. – Нет. Я не… Я не пила, когда видела их.
Это было в полдевятого утра.
Как будто это что-то меняло.
– И копы нашли доказательства. Об этом раньше сообщали в новостях.
Они нашли…
– Нет достаточных доказательств.
Он вешает трубку.