Девушка в поезде

Понедельник, 29 июля 2013 года
Утро
Сейчас 8.07, и я снова в поезде. Якобы еду на работу. Кэти провела
с Дэмиеном все выходные, и, когда мы увиделись вчера вечером, я не дала
ей шанса меня отругать. Я сразу начала извиняться за свое поведение,
сказала, что мне действительно очень стыдно, но я взяла себя в руки
и начинаю с чистого листа. Она приняла или сделала вид, что принимает
мои извинения. И даже обняла меня. Само понимание – по-другому и не
скажешь.
О Меган в новостях практически не упоминалось. «Санди таймс»
опубликовала комментарий о некомпетентности полиции, в котором

---

кратко излагалась суть дела, и неназванный источник из Королевской
прокурорской службы назвал это примером, когда «полиция поспешила
арестовать человека на основе непроверенных или сомнительных
доказательств».
Мы подъезжаем к семафору. Я слышу знакомый скрежет, чувствую
толчок, и электричка замедляет ход, а я смотрю на дом, потому что не могу
удержаться, но смотреть там не на что. Двери закрыты, а шторы опущены.
Видно только, что идет дождь и мутная вода собирается в лужи в нижней
части сада.
Подчиняясь внезапному порыву, я выхожу на станции Уитни.
Том не смог мне помочь, но, возможно, поможет другой – тот самый
рыжий. Я жду, пока все сошедшие пассажиры не спустятся по лестнице
вниз, и сажусь на скамейку на открытой платформе. Может, мне повезет.
Я увижу, как он садится в поезд, пойду за ним и поговорю. Ничего другого
мне не остается, это мой последний шанс. Если и тут ничего не выйдет,
то придется смириться. Без вариантов.
Проходит полчаса. Каждый раз, когда я слышу шаги на ступеньках,
мой пульс учащается. Каждый раз, когда я слышу стук шпилек, меня
охватывает трепет. Если Анна увидит меня здесь, то добром для меня это
не кончится. Том предупреждал. Он уговорил ее не обращаться в полицию,
но если я все равно…
Четверть десятого. Если только он не начинает работать очень поздно,
то я его пропустила. Дождь усилился, а мне не хочется бесцельно
болтаться по Лондону весь день. Из денег у меня только десятка, которую я
одолжила у Кэти, и мне надо на нее продержаться, пока я не наберусь
смелости взять взаймы у матери. Я спускаюсь по лестнице, собираясь
перейти на другую платформу по подземному переходу, чтобы вернуться
в Эшбери, и тут замечаю Скотта, который торопливо отходит от газетного
киоска напротив входа на станцию, закрывая лицо поднятым воротником.
Я бегу за ним и догоняю на углу возле подземного перехода. Я хватаю
его за рукав, и он, вздрагивая, оборачивается.
– Пожалуйста, – говорю я, – мы можем поговорить?
– Господи Боже! – возмущается он. – Какого черта вам надо?
Я отстраняюсь от него и поднимаю руки.
– Извините, пожалуйста, извините. Я хотела принести извинения
и объяснить…
Дождь превратился в настоящий ливень. На платформе кроме нас
никого нет, и мы оба промокли до нитки. Скотта разбирает смех.
Он вскидывает руки и не может остановиться.

---

– Пойдемте в дом, – говорит он. – Мы здесь утонем.
Он ставит чайник и поднимается наверх, чтобы принести мне
полотенце. В доме сейчас не так чисто, как неделю назад, и пахнет уже
не антисептиком, а какой-то сыростью. В углу гостиной лежит пачка газет,
на журнальном столике и на каминной полке стоят грязные кружки.
Появляется Скотт и протягивает мне полотенце.
– Помойка, я знаю. Мать сводила меня с ума, постоянно за мной что-
то убирая и вытирая. Мы немного повздорили, и несколько дней ее
не было.
Звонит его мобильный, он смотрит на экран и убирает телефон
в карман.
– Ну вот, легка на помине. Никак не оставит меня в покое.
Я прохожу за ним на кухню.
– Мне ужасно жаль, что все так вышло, – говорю я.
Он пожимает плечами:
– Знаю. И вашей вины тут нет. Я хочу сказать, что, наверное,
не будь вы…
– Пьяницей?
Он стоит ко мне спиной и наливает кофе.
– В общем, да. Но у них все равно не было достаточных оснований
предъявить обвинение.
Он протягивает мне кружку, и мы садимся за столик. Я замечаю,
что одна из фотографий в рамке лежит лицом вниз. Скотт продолжает:
– У него дома нашли ее волосы и фрагменты кожи, но он и не
отрицает, что она к нему заходила. То есть сначала отрицал, а потом
признался, что она у него была.
– Тогда почему он лгал?
– Вот именно. Он признался, что она была у него дома дважды и они
просто беседовали. О чем – он отказывается говорить: врачебная тайна
и все такое. Волосы и частички кожи найдены внизу. В спальне их нет.
Он клянется всеми святыми, что никакого романа у них не было. Но он
лгун, так что…
Скотт закрывает глаза ладонью, и вид у него отрешенный. Плечи
опущены, и сам он будто стал меньше.
– В его машине нашли следы крови.
– Боже милостивый!
– Да. Группа крови совпадает с ее. Они не знают, можно ли сделать
анализ ДНК, потому что пятнышко совсем маленькое. И постоянно
твердят, что это может ничего не значить. Как ничего, если у него

---

в машине ее кровь? – Он удрученно качает головой. – Вы были правы.
Чем больше я узнаю об этом парне, тем меньше у меня сомнений.
Он смотрит прямо на меня впервые за все время, как мы пришли.
– Он трахал ее, а она хотела положить этому конец, и тогда он… что-
то с ней сделал. Вот и все. Не сомневаюсь.
Он потерял всякую надежду, и я его не виню. Прошло уже больше двух
недель, и за это время она не включала телефон, не пользовалась
кредитками, не снимала деньги в банкомате. Никто ее не видел.
Она просто исчезла.
– Он сказал полиции, что она могла сбежать, – произносит Скотт.
– Доктор Абдик? Скотт кивает:
– Он сказал полиции, что со мной она была несчастлива и могла
сбежать.
– Он просто хочет отвести от себя подозрения и заставить полицию
думать, что вы что-то сделали.
– Я знаю. Но они, похоже, верят всему, что говорит этот ублюдок.
Взять хотя бы эту Райли – по ней все видно, когда она говорит о нем. Он ей
нравится. Бедный, несчастный беженец. – Он обреченно опускает голову. –
Может, он и прав. У нас действительно был жуткий скандал. Но я не могу
поверить… Она не была со мной несчастлива. Не была! Не была!
Когда он повторил это в третий раз, я подумала, что он пытается
убедить в этом самого себя.
– Но если у нее был роман, значит, она была несчастна, ведь так?
– Не обязательно, – говорю я. – Это может быть… как это называется?
Что-то вроде переноса чувств. Когда у пациента появляется чувство –
или ему так кажется – к своему доктору. Только доктор не должен этому
потакать и обязан объяснить, что это чувство не настоящее. Он не сводит
с меня глаз, но мне кажется, что он меня не слушает.
– А что произошло? – спрашивает он. – У вас? Вы оставили мужа.
У вас появился кто-то другой?
Я качаю головой:
– Как раз наоборот. Появилась Анна.
– Извините, – смущается он и замолкает.
Я знаю, что он собирается спросить, и говорю сама, не дожидаясь
вопроса:
– Это началось раньше. Когда мы еще были семьей. Проблемы
со спиртным. Вы ведь это хотели знать?
Он снова кивает.
– Мы пытались завести ребенка, – продолжаю я, и у меня

---

перехватывает горло. Даже по прошествии стольких лет каждый раз, когда
я говорю об этом, к глазам подступают слезы.
– Извините.
– Все в порядке.
Он поднимается, подходит к раковине, наливает стакан воды и ставит
на столик передо мной.
Я откашливаюсь и стараюсь держаться как обычно.
– Мы пытались завести ребенка, но ничего не получалось. Меня это
очень угнетало, и я начала пить. Со мной было очень трудно, и Том стал
искать утешения на стороне. А она с удовольствием его предоставила.
– Мне очень жаль, это просто ужасно. Я знаю… я хотел ребенка.
А Меган постоянно говорила, что еще не готова. – Теперь настала его
очередь смахнуть слезы. – Мы из-за этого… даже ссорились.
– И в тот день, когда она ушла, вы ссорились из-за этого?
Он вздыхает и поднимается, отодвигая стул.
– Нет, – говорит он, отворачиваясь. – По другой причине.
Вечер
Когда я возвращаюсь, Кэти уже дома. Она стоит на кухне, пьет
из стакана воду и видно, что с трудом сдерживается.
– Как дела на работе? – интересуется она, поджимая губы.
Ей все известно.
– Кэти…
– У Дэмиена сегодня была встреча неподалеку от Юстона.
Возвращаясь с нее, он столкнулся с Мартином Майлзом. Они немного
знакомы, если помнишь, с тех времен, когда Дэмиен работал в «Ленг фанд
менеджмент». Мартин тогда занимался у них связями с общественностью.
– Кэти…
Она подняла руку и сделала еще глоток.
– Ты не работаешь там уже несколько месяцев! Месяцев!
Ты представляешь, какой идиоткой я себя чувствую? Каким идиотом
выглядел Дэмиен? Пожалуйста, пожалуйста, скажи, что ты нашла другую
работу,
что
просто
мне
не
сказала.
Пожалуйста,
скажи,
что не притворялась, что ездишь на работу каждый день. Что не лгала
мне – изо дня в день – на протяжении стольких месяцев!
– Я не знала, как тебе сказать…
– Не знала, как сказать? Как насчет: «Кэти, меня уволили, потому что
я напилась на работе»? Как?
Я вздрагиваю, и она смягчается:

---

– Извини, но как же так, Рейчел? Она действительно слишком
хорошая.
– Что ты делала? Куда ты ходишь? Чем занимаешься весь день?
– Я брожу по городу, заглядываю в библиотеку. Иногда…
– Посещаешь пабы?
– Иногда, но…
– Почему ты мне не сказала? – Она подходит и кладет руки мне
на плечи. – Ты должна была мне сказать.
– Мне было стыдно, – говорю я и начинаю плакать.
Это ужасно, мне совестно, и я никак не могу остановиться.
Я всхлипываю и всхлипываю, а бедная Кэти обнимает меня, гладит мои
волосы и успокаивает, заверяя, что все у меня наладится и будет хорошо.
Я чувствую себя просто ужасно. И ненавижу себя, как, наверное, никогда
раньше.
Потом мы сидим с Кэти на диване, пьем чай, и она рассказывает,
что надо сделать. Я должна бросить пить, привести в порядок свое резюме,
связаться с Мартином и уговорить его дать рекомендацию. И перестать
тратить деньги на бессмысленные поездки туда и обратно в Лондон.
– Правда, Рейчел, я не понимаю, как тебе удавалось так долго это
скрывать.
Я пожимаю плечами:
– Утром я сажусь на электричку, которая уходит в 8.04, а вечером
возвращаюсь электричкой на 17.56. Это мой поезд. Всегда на нем езжу.
Вот так.