Эхо во тьме

«Он любит ее! – понял он, пораженный этой мыслью. – И ему все равно, как к этому отнесутся другие».
– Ты ушла, ни с кем не попрощавшись, – сказал Марк, и голос его снова стал тихим. – Ни с Лавинией, ни с Юлием. Даже с матерью.
– Прости, – сказала Хадасса. Она едва могла говорить от сильного волнения.
– Ты бежала от меня?
Она опустила глаза, не в силах смотреть на него.
– Мама пыталась мне сказать, что ты жива, но я ее не понимал.
– Я думала, что будет лучше, если ты не будешь знать об этом.
– Почему, Хадасса? – его голос задрожал. – Ты думала, что я тоже виноват в том, что произошло? Ты думала, мне было известно, что Юлия отправила тебя на арену?
Не в силах говорить от переполнявших ее противоречивых чувств, Хадасса качала головой и молчала. Отчаянная печаль его голоса отзывалась в ней болью – но именно из‑за любви к нему ей так тяжело было остаться в этой семье.
– Клянусь тебе, я ничего не знал о том, что ты на арене. Могу призвать Бога в свидетели, что об этом я узнал только сидя на трибуне вместе с Юлией и… – его голос осекся, и лицо исказилось от страшных воспоминаний.
Александр взглянул на Рашида.
– Когда я увидел тебя, я уже ничего не мог сделать, – прохрипел Марк. – Я сидел с Юлией, пил вино, смеялся над шутками Прима, делая вид, что мне весело, потому что я хотел забыть тебя. – Он горько усмехнулся. – Ну а потом христиан выгнали навстречу львам. – Он тяжело вздохнул, испытывая глубочайший стыд.
– Сколько раз я целыми днями смотрел на то, как умирают люди, и ничего при этом не испытывал, но я не мог смотреть, как умирают христиане. Я знал, что среди них могла оказаться и ты. – Он снова вздохнул. – Чтобы забыться, я решил взять еще вина. Мне хотелось просто напиться и ничего не помнить. Но Юлия не дала мне этого сделать. Она сказала, что приготовила мне сюрприз. Сказала, что сделала нечто такое, от чего у нас снова все будет хорошо. И вот когда я посмотрел ей в глаза, я понял все. – Хадасса видела, как боль воспоминаний отразилась у Марка на лице, в его глазах. – О Боже, в душе я понял, что она сделала, но не мог в это поверить! И потом я увидел тебя. Ты отошла от остальных и пошла к центру арены. Помнишь? Ты стояла в одиночестве. – Лицо Марка снова исказилось от невыносимых воспоминаний.
Марк подошел к Хадассе ближе, желая видеть сквозь покрывало ее глаза и понять, о чем она думает.
– Ты веришь мне, или все равно думаешь, что и я в этом виноват?
– Я верю тебе.
– Ты боялась, потому что не знала, что я с тобой сделаю, если мне станет известно, что ты жива.
Она покачала головой.
– За тебя боялись другие люди, – сказал Марк, посмотрев на Александра и Рашида. – И не напрасно. Юлия снова могла бы убить тебя.
– Я знала это.
– Но ты не знала, что мог бы сделать я, – грустно сказал Марк. – Так ведь? – Когда Хадасса ничего не сказала в ответ, он решил, что не ошибся в своих рассуждениях. – Ты помнишь, как говорила мне, что молишься о том, чтобы Бог открыл мне глаза? Он открыл их мне, Хадасса. Святой местью. Я увидел тот день. Я увидел все. Я увидел Юлию, ее друзей, самого себя так, как если бы в темной комнате зажгли светильник и все вдруг предстало в истинном виде. – Марк сжал кулаки.
– Когда лев сбил тебя с ног, я почувствовал, что во мне не стало самой жизни. Не стало ничего, что для меня когда‑то что‑то значило, – все это сдуло, как пыль ветром. Я во всем винил Юлию. Самого себя. Иисуса.
Александр не отходил от Хадассы. Марк смотрел на него и понимал, что этот человек тоже любит ее. Именно он позаботился о ней, когда она сильнее всего нуждалась в помощи. В какой‑то момент в Марке пробудилась гордость, подсказывающая, что лучше ему уйти и позволить Хадассе остаться с Александром. Зачем изливать душу, если тебе все равно укажут на дверь? Но уйти он не мог. Какими бы ни были отношения между Хадассой и этим врачом, Марк должен сказать ей все, будь проклята эта его гордость.
Он снова вздохнул, чтобы успокоиться, и продолжил:
– Я отправился в Палестину, чтобы проклясть Бога, потому что был уверен, что Он отверг тебя, как и я. Я поехал туда, потому что любил тебя. И по‑прежнему люблю.
Александр нахмурился. Повернувшись к Хадассе, он увидел, что она вся дрожит. И все же, когда Марк протянул к ней руку, она отстранилась. Что заставило ее сделать это? Страх? Или же что‑то еще?
Рашид тоже нахмурился, обеспокоенный и смущенный такой откровенностью Валериана. Римлянин нисколько не стыдился открыть свою душу перед женщиной. Но стало ясно одно: этот человек не виноват в том, что Хадасса оказалась на арене. Он скорее сам был готов выйти на арену, навстречу львам.
Над двором повисла звенящая, напряженная тишина.
Александр медленно вздохнул и печально скривил губы. Он посмотрел Марку в глаза, потом сделал шаг назад.
– Мы оставим вас.
Рашид нехотя спрятал свой нож обратно в ножны.
Хадасса схватила Александра за руку.
– Прошу тебя, не уходи, – прошептала она.
Он положил руку ей на плечо.
– Ты знаешь, я люблю тебя, – тихо сказал он. – Но лучше тебе выслушать его до конца, а потом решить, что тебе действительно нужно.
– Это ничего не изменит, – сказала Хадасса, едва не плача. – Ничего.
– Ничего? Ты забыла то, что сама утверждала, Хадасса? Для Бога нет ничего невозможного. – Александр нежно дотронулся до ее покрывала. – Тебя удерживает Божья воля или твоя собственная? – Когда Хадасса ничего не ответила, он взял ее за руку. – Лучше тебе сначала в этом разобраться. – Поцеловав ей руку, он отошел от нее и сделал знак Рашиду.
Когда Александр и Рашид ушли, Хадассе стало по‑настоящему страшно. Марк стоял и смотрел на нее таким взглядом, от которого у нее закружилась голова.
– Я люблю тебя, – снова сказал он. – Я любил тебя тогда, люблю и сейчас. Я любил тебя всегда, даже тогда, когда был уверен, что это не ты, а кто‑то, называющий себя Азарь.
Она почувствовала, что теряет силы.
– Это огромная честь для меня, – сказала она дрожащим голосом, едва справляясь со слезами.
– Честь… – произнес Марк. – Но мне нужны не какие‑то пустые слова, мне нужна твоя любовь.
У нее перехватило дыхание.
– Я не знал, что такое прощение, пока ты не открылась Юлии, – с трудом проговорил Марк. – Когда в Галилее я принял Христа, я почувствовал себя прощенным, но понимать истинный смысл прощения научила меня только ты. – Простит ли она его за то, что он не защитил ее?
– Я не учила тебя ничему, Марк. Тебя научил Бог.
– Но ты была орудием в Его руках. Ты всегда была светом в моем доме, даже когда боялась меня настолько, что вся дрожала, как только я появлялся. Мне нужно было увезти тебя от Юлии, что бы ты мне ни говорила.
– И что бы потом стало с нами ? Что бы стало с ней ? – У Бога всему свое время.
Он услышал слезы в ее голосе и преодолел последние шаги, которые их разделяли. Испытывая невероятное волнение, он протянул ей свиток. Когда она взяла его, ее руки дрожали. Она все время держала голову опущенной.
– Однажды я уже просил тебя выйти за меня замуж, и ты отказалась. Ты сказала, что причина твоего отказа в том, что я не верю в Бога. Теперь я в Него верю, Хадасса.
– Это было давно, Марк.
– Для меня это было вчера.
Она отошла от него.
– Я уже не та девочка.
Ее всю трясло, колени подкашивались. Ей хотелось, чтобы он ушел… Но если он уйдет, ей захочется умереть.
– Скажи мне, что ты не любишь меня, Хадасса. Скажи мне прямо, что больше не испытываешь ко мне никаких чувств, и я оставлю тебя в покое.
Она продолжала бороться со слезами.
– Я люблю тебя так, как братья и сестры во Христе любят друг друга.
Марк провел кончиками пальцев по ее покрывалу, и она отпрянула от него.
– Поклянись мне, что ты любишь меня только братской любовью.
– Христиане никогда ни в чем не клянутся.
– Тогда скажи мне прямо. Скажи мне, что ты не любишь меня так, как я тебя.
Она покачала головой, не в силах говорить.
– Я хочу жениться на тебе, Хадасса. Я хочу, чтобы у нас с тобой были дети. Я хочу стареть вместе с тобой.
Она закрыла глаза.
– Не говори больше ничего, прошу тебя. Я не могу выйти за тебя.
– Почему?
– Ты женишься, но только не на такой женщине, как я, Марк. И твоей женой станет прекрасная юная девушка из Иерихона.
Марк взял Хадассу за плечи и почувствовал, как она напряжена.
– Есть только одна женщина, на которой я хочу жениться. Это ты. Есть только одна женщина, на которой я женюсь. Это ты.
– Тебя любит Тафата.
– Ей это только кажется, – сказал Марк без тени высокомерия. – И скоро у нее это пройдет.
Хадасса подняла голову и посмотрела на него.
– Тебе нужно как следует все обдумать. Она прекрасна, добра, любит Господа.
– Я уже говорил с Ездрой и ответил отказом. Варфоломей для Тафаты станет прекрасным мужем.
– Варфоломей?
– Молодой человек из Иерихона, который влюблен в нее. Ездра не думал о нем раньше, потому что отец юноши – грек. – Марк тихо засмеялся. – А я ему напомнил, что я – римлянин.
– Сейчас это неважно, когда ты во Христе. Мы все едины…
– Варфоломей христианин. Ездра привел его к вере. Ездре нужно только отбросить свои старые предрассудки. Этот юноша любит Тафату так же, как я люблю тебя. – Марк снова прикоснулся к ее покрывалу, и она, отстранившись, отвернулась. Он слегка нахмурился.
– Хадасса, ты помнишь тот день, когда я первый раз предложил тебе выйти за меня? Ты сказала, что не можешь быть под одним ярмом с неверующим. Ты сказала, что я сильнее тебя. И ты боялась, что я уведу тебя от Бога. Помнишь?
– Да, я помню. – Она сказала тогда, что ее желание угодить ему в конечном счете станет сильнее желания радовать Бога.
– Теперь мы будем вместе, Хадасса. Я верю, что Иисус есть Христос, Сын живого Бога.
Как она обрадовалась в душе, услышав от него такие слова! Последние несколько лет она непрестанно молилась об этом. Ее сердце начало стремиться к этому очень давно, еще в саду римской виллы. И вот теперь она не могла говорить, потому что ее душили слезы.
– Тогда ты любила меня, – сказал Марк. – Я чувствовал это каждый раз, когда прикасался к тебе. Я чувствовал это и в тот день, когда мы сидели в алькове и я взял тебя за руку. – Он видел, как с каждым ее вдохом покрывало легко вздрагивало, и его сердце забилось сильнее. – Дай мне взглянуть на тебя.
– Нет! – испуганно и болезненно отреагировала она и, прижав покрывало к лицу, снова отвернулась. – Нет!
Теперь ему было ясно, что удерживало ее.
– Так вот что нас с тобой разделяет? Твои шрамы? – Марк с силой повернул Хадассу к себе и взял ее за запястья, отводя ее руки от покрывала.
– Марк, не надо!
– Ты считаешь, что твоя внешность что‑то меняет?
– Пожалуйста, не делай этого!
Не обращая внимания на ее протесты, Марк снял с нее покрывало и бросил его на пол, как ненужную вещь. Хадасса со слезами на глазах отвернулась от него. Он взял ее за подбородок и повернул к себе. Она крепко закрыла глаза.
– О любимая! – Раны на лице были глубокими, шрамы проходили едва ли не ото лба по всей щеке к шее. Отпустив ее запястья, Марк нежно прикоснулся к ее лицу, проведя пальцами по следам львиных когтей. – Ты прекрасна. – Он обнял ладонями ее лицо и поцеловал ее в лоб, в щеку, в подбородок, в губы. – Ты прекрасна.
Когда он поднял голову, она открыла глаза, и он заглянул в них. От того, что она увидела в его взгляде, у нее пропало всякое желание сопротивляться.
– Ты для меня красивее всех женщин на земле, – сказал Марк полушепотом, – и дороже золота тысячи кораблей. – Он нежно смахнул слезы с ее щек и снова наклонился, чтобы поцеловать ее. Когда она обмякла в его руках, он прижал ее к себе. А когда она обняла его, ему показалось, что он возносится на небеса.
– О Хадасса, – сказал Марк, вдыхая ее аромат. Он поднял голову, испытывая необъяснимую дрожь, и провел пальцами по ее волосам. – Выходи за меня. Выходи за меня прямо сейчас.
Она улыбалась ему, и ее глаза сияли сквозь слезы. Бог снова свел ее лицом к лицу с самым большим страхом: Марк увидел ее лицо. Он увидел ее шрамы. Но та любовь, которую он увидел в ее глазах, стала еще сильнее и нежнее.