"Этапы завоевание Средней Азии арабамы"

2.2.Формирование у населеня Мавераннахра и Хорасана идеи концепции консолидации
Историческая обстановка периода расово-деспотического режима династии Омейадов породила и другое очень серьезное, оппозиционное движение, называемое в персо-таджикской истории «Шуубия»1. Академик Бабаджан Гафуров Шуубию считал «идеологической основой»2 и вдохновителем персов-таджиков в борьбе за сохранение своих прав и исторических традиций. Шуубия обратила внимание халифов на то, что в условиях расширения исламского мира и обострения разнообразных политических и идеологических противоречий в нем нельзя было сохранять дальше тенденцию превосходства арабов над другими народами. Учитывая значимость этого движения в первоначальной период консолидации будущих таджиков, мы решили здесь рассказать о нем более подробно.
Шуубиты были выходцами из образованной части населения-«моволов»: Ирана, Хорасана, Ирака и Шама. По-своему социальному происхождению они представляли простых людей, воинов, военачальников, ученых, писцов, словом, всех недовольных своим социальным положением. Они добровольно приняли ислам и согласно доисламским традициям арабов проникли к знатным племенам на службу для получения зашиты и общественного положения3. Например, А.И. Колесников пишет, что в составе пятитысячной армии ал-Ахнаф ибн Кайса, вступившего в 652 г. в Тохаристан, участвовали в боях тысячи персов-мусульман - «моволи», хорошо владеющих языками, такими, как новоперсидский, арабский, согдийский и другими1.
«Моволи» до прихода рода Омейадов на престол Халифата (661 г.) бескорыстно служили своим подопечным арабским семьям. Арабы тоже относились к ним, как и к другим своим соплеменникам. Им давали арабские имена и кунью, считали их арабами. «Моволи» в свою очередь относились к исламу искреннее, чем сами арабы. Их воины получали собственную долю за проявленную в сражениях доблесть наравне с любимыми бедуинами. В ранний формационный период, отраженный в Коране, когда мусульманская культура находилась лишь в стадии зародыша и существовала только вера, она носила на себе следы внешних влияний, органически сросшихся с нею. «Моволи» уже занимались ее пропагандой и распространением и вместе с ней внесли огромный вклад также в распространение новоперсидского языка среди тохаринцев, согдийцев, хорезмийцев, ферганцев и населения других областей Великого Хорасана.
Но в иных условиях, когда большинство арабов-мусульман превратилось в состоятельных аристократов и стало использовать ислам как оружие наживы и социальной благодати, в их сознании политика распространения ислама отошла на второй план, и халифат погрузился в острый политический кризис, началась фитна (смута), усилилась политика арабизации общества, расовой дискриминации и истребления местных мусульман, особенно «моволов». Все это вместе взятое вызывало у них недовольство своими хозяевами, и согласно законам шариата они стали оспаривать свои привилегии.
Напимер, ат-Табари положение «моволов» Хорасана описывал так: «Мовол», по имени Солех ибн Тариф (хорасанец), примерно между 717-720 гг., при встрече с Омейядским халифом Омар ибн Абдулазизом ему рассказывал, что в Хорасане 20 тысяч «моволи» живут без оплаты и средств проживания. Несмотря на это, они активно участвуют в «газовате» (войне). Еще столько же человек приняли ислам, но платят джизию. Наш эмир ал-Джарох несправедлив и имеет местническое настроение. Всегда говорит, что я одного человека из своего рода люблю больше ста посторонних1.
Однако без достаточного анализа тогдашних взаимосвязанных исторических событий и фактов многие современные исследователи философы, писатели, историки и востоковеды, занимавшиеся изучением шуубии, называют её по-разному: «движение перевода», «культурное движение», «философское движение» и т.д., что умаляет ее универсальность, единую цельность и общенародное значение.
Мухаммад Хусейн Хайкал, бывший заведующий издательством «Ас -сиёса» и министр культуры Египта в своей книге «Зиндагонии Мухаммад» («Жизнь Мухаммада»), слово «шуубии» объясняет так: «шаъб» - толпа, нация, «шууб»- нация и «шууби» - это лица, отрицающие международные привилегии арабов, или считавшие арабов по сравнению с другими народами отстающими2. Очевидно, что М. X. Хайкал здесь объясняет содержание тех слов, которые использовались ещё тогда по отношению к противостоявшим другим народам социальных, политических и других желаний арабской мусульманской верхушки. Но его личные претензии через более тысячу лет к борцам за ликвидацию социального неравноправия в обществе мусульман, восстановление справедливых устоев ислама, выхода его ограниченности за рамки веры и объяснение его светской сущности, не являются объектными.
Дальше в своей книге он читателям объясняет, что при династии Омейадов и Аббасидов как наука и просвещение, так же стали развиваться достоверные идеи ислама, превратившиеся в игрушку политических интриг шуубии, и появилось такое направление, которое противоречило исламскому духу. Неарабские народы, иудеи, христиане, формально принявшие ислам, основали и развили новое направление. Для его совершенствования они не отказались от свершившихся событий и преданий пророка. Но то, что наговорили относительно халифов, не соответствовало их личности и состоянию их замыслов1.
Он, принципиально защищая расовые позиции арабских аристократов, угнетенные ими народы называет толпой и откровенно отрицает их огромную заслугу в развитии и совершенствовании исламской цивилизации. Мухаммад Хусейн Хайкал не обращал внимания даже на признание великого тунисского историка ибн Халдуна о том, что появление и развитие ряда отраслей исламской науки является прежде всего заслугой иранских ученых, особенно знатоков хадисов (преданные пророка), представителей фунуна, муфассири (комментаторы) Корана, фикх (законы исламского шариата-правопорядка)- словом подавляющее большинство ученых исламской науки были иранцами2.
Знаменитый русский историк А.Ю. Якубовский также подтверждает, что арабы в определенном периоде даже в классическом смысле слова не имели своих ученых историков. А позже появившиеся арабские ученые по основам своего исторического творчества и классическому методу исследования являлись учениками иранских школ3.
Другой знаменитый историк Эхсан Яршатер тоже отмечает, что в этом направлении иранцы в полном смысле слова совершали нечто более весомое, чем, скажем, сами арабы. Для подтверждения сказанного он цитирует слова одного современного исследователя ислама о том, что: «В конечном счете, я считаю невозможным отрицать, что ислам гораздо больше обязан своим побежденным новообращенным представителям неарабского происхождения, нежели нескольким побежденным арабским соплеменникам, и эта общественная истина, касающаяся как «центра», так и «периферии». За свое развитие ислам как религия и политическая теория должен прежде всего благодарить «моволи»1.
Этот объективный процесс начался в результате расширения границ исламского мира, подъема Халифата в зените своего могущества. Сознательное освоение новых сфер, прежде всего универсального административного строя, основывающегося на модели Сасанидского управления, с широким участием иранских элементов.
Однако вчерашние кочевые арабы, ставшие мусульманами и основоположниками новой политической системы, с безмерным расширением границ власти ислама среди других народов, имевшие богатые, давние, разнообразные обычаи и традиции, столкнулись с множеством новых проблем. Им нужно было доказать не только свое теоретическое превосходство над другими религиями, но также показать себя с лучшей стороны на исторической арене. Для этого они нуждались в лучших ответах на возникшие вопросы, рожденные в связи с мусульманизацией ими множества народов, их объединением в одно целое. Уже внутри границ культуры нового социорелигиозного сообщества и одновременного сложения касты арабоязычных чиновников иранского происхождения, «писцов» или «секратарей» (катибов), началась деятельность представителей других отраслей культуры и различных наук, сыгравших важную роль в развитии новой цивилизации.