Вслед за нашумевшей концепцией эмоционального интеллекта Дэниел

Перестраиваем нижний путь
Дэвиду Гаю было 16, когда его первый раз накрыла боязнь публичных
выступлений. Это случилось на уроке английского, когда учитель попросил
его прочитать вслух свое сочинение. Перед внутренним взором Дэвида
тогда неожиданно пронеслись лица одноклассников. Сам-то он уже решил
стать писателем и экспериментировал со стилями, но остальным ученикам
в классе на писательство было решительно наплевать. Они с типичным
подростковым презрением относились к любым притязаниям, а в сарказме
не знали пощады. Отчаянно пытаясь уклониться от того, что нарисовало
его воображение, то есть от неизбежных насмешек и издевательств, Дэвид
вдруг обнаружил, что не может выдавить из себя ни слова. Страх
публичности буквально парализовал его: лицо горело, ладони потели,
сердце билось так быстро, что он задыхался. И чем больше он пытался
заговорить, тем сильнее паника сжимала его в своих объятьях.
Страх выступлений так и не покинул его. В год выпуска Дэвида
номинировали на “должность” президента класса, но он отказался, потому
что иначе ему пришлось бы произносить речь. Даже много лет спустя,

---

когда ему было уже за 30, Дэвид не мог найти в себе силы предстать перед
публикой и зачитывать отрывки из своего первого, только что
опубликованного романа
[219]
.
Дэвид Гай далеко не одинок в своей боязни публичных выступлений.
По данным опросов, это самая распространенная фобия, она одолевает
каждого пятого американца. Но боязнь выступлений – всего лишь одна из
форм социофобии, как именует любые тревожные состояния в присутствии
других людей диагностическое руководство по психиатрии. Социофобия
может принимать самые разные формы, от боязни знакомства с новыми
людьми и разговоров с незнакомцами до неспособности есть при
посторонних или пользоваться общим туалетом.
Как и в случае с Дэвидом, первый приступ фобии обычно происходит
в подростковом возрасте и страх остается на всю жизнь. Люди прилагают
огромные усилия, лишь бы избежать пугающих ситуаций, поскольку даже
от одной мысли о том, чтобы оказаться в таких обстоятельствах, их
охватывает сильнейшая тревога.
Страх публичности может оказывать впечатляющее физиологическое
влияние. Достаточно вообразить себе презрение аудитории, как
активируется миндалина, заставляющая организм вырабатывать огромное
количество гормонов стресса. Дэвиду хватило представить насмешливые
лица
одноклассников,
чтобы
в
нем
разыгралась
настоящая
физиологическая буря.
Такими выученными страхами мы отчасти обязаны нейронной сети с
центром в миндалевидном теле. Саму миндалину нейробиолог Джозеф
Леду часто называет Центральным вокзалом страха
[220]
. Леду знает ее
нейронную карту не понаслышке: это скопление клеток он не одно
десятилетие изучал в Центре нейронауки Нью-Йоркского университета.
Как он выяснил, картина разрядки нейронов миндалины, регистрирующих
сенсорную информацию, и соседних нейронов, порождающих страх,
заметно меняется с момента, когда страх становится выученным
[221]
.
Наши воспоминания – это не совсем точное воспроизведение
прошлого, а в какой-то мере реконструкция. Каждый раз, когда мы
извлекаем что-то из памяти, наш мозг слегка переписывает эту
информацию, приводя прошлое в соответствие с нашими нынешними
интересами и представлениями. На клеточном уровне, как объясняет Леду,
вызов
воспоминания
из
памяти
предполагает,
что
оно
будет
реконсолидировано, то есть закреплено заново с небольшими изменениями
на химическом уровне из-за синтеза новых белков
[222]
.

---

Таким
образом,
всякий
раз,
когда
мы
вызываем
какое-то
воспоминание, мы подправляем саму его “химию”: в следующий раз, когда
мы обратимся к нему, оно окажется таким, каким стало в ходе последнего
изменения. Какой именно будет новая консолидация, зависит от того, что
мы узнаем, вызвав воспоминание. Если мы испытаем лишь приступ
старого страха, то углубим нашу фобию.
Но верхний путь может призвать нижний “взяться за ум”. Если во
время приступа страха вы скажете себе что-то такое, что ослабит панику,
воспоминание перезапишется так, что в дальнейшем будет иметь меньше
власти над вами. И постепенно вы добьетесь того, что травмирующее
воспоминание уже не будет провоцировать приступы тревоги. Как
утверждает Леду, клетки миндалины при этом перепрограммируются таким
образом, что условный рефлекс, поддерживающий страх, исчезнет
[223]
.
Иными словами, одной из терапевтических целей можно считать
постепенное изменение нейронов, отвечающих за выученный страх
[224]
.
Иногда в ходе лечения пациенту предлагают напрямую “посмотреть в
глаза” своему страху. В начале терапевтического сеанса пациенту помогают
расслабиться – например, просят несколько минут медленно подышать,
задействуя диафрагму и мышцы живота. Затем его погружают в
травмирующую ситуацию, постепенно усугубляя ее до наиболее
травмирующего варианта.
Одна сотрудница дорожной полиции Нью-Йорка призналась, что
испытала приступ ярости, когда один водитель назвал ее убогой стервой. В
ходе терапии погружением ее заставляли многократно выслушивать эту
фразу: сначала слова произносили нейтральным тоном, затем все более
эмоционально и наконец в сочетании с оскорбительными жестами.
Терапию признали успешной, когда инспектор научилась сохранять
спокойствие, как бы грубо ни звучала заветная фраза. Судя по всему, эта
женщина сможет невозмутимо выписывать штрафы любым грубиянам
[225]
.
Порой психотерапевтам приходится прилагать огромные усилия,
чтобы воссоздать травмирующие пациента социальные обстоятельства в
безопасной обстановке. Один когнитивный терапевт, прославившийся как
специалист по избавлению от тревожности, использует терапевтические
группы в качестве публики для пациентов с боязнью выступлений
[226]
.
Пациент учится применять методики расслабления и противостоять
мыслям, вызывающим тревогу. Тем временем терапевт подговаривает
группу вести себя так, чтобы усложнить эту задачу: бросать ехидные
реплики, изображать на лице скуку или недовольство.

---

Разумеется, пациента можно погружать в проблемную ситуацию лишь
в тех пределах, в каких он способен ее выдержать. Одна женщина, узнав,
что ей предстоит выступать перед столь недоброжелательной аудиторией,
отпросилась в туалет, закрылась там и отказалась выходить. В конце
концов, правда, ее удалось уговорить продолжить терапию.
По мнению Леду, иногда бывает полезно даже просто неоднократно
обсудить старую травму с человеком, который поможет взглянуть на
события с иной точки зрения. Воспоминания при этом перекодируются и
станут менее болезненными. Возможно, отчасти поэтому, когда пациент с
помощью психотерапевта переформулирует проблему, он чувствует
облегчение: во время разговора мозг иначе перезаписывает информацию о
том, что нас тревожит.
“Это чем-то похоже на то, что происходит само собой, когда мы вновь
и вновь перемалываем в голове тревожные мысли и в итоге начинаем
воспринимать их по-другому”, – говорит Леду. То есть мы используем
верхний путь для перестройки нижнего
[227]
.