Горе от ума

7 Заказ № 2426 97
Второе действие насыщено монологами. Это понятно: перед
столкновением стороны излагают свою программу. Однако если
не замечать развития действия во втором акте, действительно,
получится, что Чацкий «мечет бисер». Стало быть, нужно открыть
в аналитическом чтении не только смысл монологов, но
позволить ученикам понять, по каким мотивам они произнесены,
каким чувством наполнены. При этом обнаружится комизм речей
Фамусова и драматическое напряжение, оправданность монологов
Чацкого. Второе действие начинается монологом Фамусова «Петрушка,
вечно ты с обновкой». Чем раздражен Фамусов в начале
монолога и почему он успокаивается к концу его? Разумеется, его
волнует не разодранный локоть слуги и манера его чтения. Приезд
Чацкого встревожил Фамусова. От «сорванца» жди только
неприятностей, нарушения порядка. Фамусов хочет восстановить
равновесие, усевшись за календарь. Это для Фамусова священнодействие.
Неопрятность Петрушки нарушает торжественность
происходящего, потому Фамусов и бранит его. Но, принявшись за
перечисление предстоящих дел, Фамусов приходит в самое благодушное
настроение. В самом деле, предстоит обед с форелями,
погребение богатого и почтенного Кузьмы Петровича (превознося
его, Фамусов ничуть не скорбит о его смерти, и это делает его
одушевление комическим), крестины у докторши. Вот основы
жизни — рожденье, еда, смерть. Этим и ограничен круг его жизни.
Работа над монологом помогает обнаружить глубинные пласты
комедийности. Фамусов так ободрен этими прочными и понятными
ему опорами существования, что встречает Чацкого
любезно. Но Чацкий Проницателен, Фамусов не может скрыть
от него внутреннего беспокойства. Поняв, что Чацкий готов посвататься,
Фамусов выдвигает условия: Чацкий должен управлять
имением, служить, а главное — перестать быть «гордецом».
И в качестве достойного образца для подражания появляется
Максим Петрович. Речь Фамусова о нем так наступательна, что
Чацкий не может не обороняться. Смысл его поведения не в том,
что «он вольность хочет проповедать» в присутствии Фамусова.
Чацкий признается: «Длить ссоры не мое желанье». Любя
Софью, Чацкий вынужден вступить в общение с Фамусовым.
Разговаривая с ним, он не может не отстаивать своей позиции,
отталкиваться от той морали, которую ему навязывают.
Так появляется монолог Чацкого «И точно, начал свет глупеть
». Это не упражнение в красноречии, не попытка «просветить
» Фамусова — это вынужденная и страстная защита тех начал
жизни, которые ему дороги и от которых он отказаться не
может. Конечно, Чацкий молод, горяч и увлекается тем, о чем
говорит. Но не прямолинейно ли объяснять, как это делают
обычно на сцене, его следующие реплики, когда Фамусов буквально
врубается в монолог своими воплями-возражениями, только
инерцией пылкости? А может быть, он дразнит Фамусова, как
раз видя, что перед ним противник, и только потом, вспомнив
98^
о Софье, хочет-погасить раздор («Я наконец вам отдых дам»).
Наивность Чацкого не в том, что он пространно объясняется
с Фамусовым. Это только форма наивности, и потому не она для
нас прежде всего важна. Наивность Чацкого в том, что он считает
«век минувший» отошедшим. Чацкий полагает, что «век
нынешний» уже сделал свои завоевания:
Хоть есть охотники поподличать везде,
Да нынче смех страшит, и держит стыд в узде.
И как опровержение этой иллюзии Чацкого появляется Скалозуб.
Он немногим старше Чацкого, но так ли велико его отличие
от «века минувшего»?
Далее в уроке мы предлагаем ученикам сопоставить поведение,
судьбу, идеалы Скалозуба с воителями или кумирами «века минувшего
». Разница оказывается невелика. Так по ходу аналитического
чтения даются характеристики так называемых «второстепенных
действующих лиц»: в первом действии — Лизы, во втором
— Скалозуба, в третьем — гостей Фамусова, в четвертом —
Репетилова.
Скалозуб настолько ничтожен, что не в состоянии понять,
на чьей он стороне в споре Фамусова и Чацкого. И, слыша, как
Фамусов «жалеет» его, Чацкий не может удержаться от негодования.
Монолог «А судьи кто?» рожден протестом Чацкого: его
отдают на суд Скалозуба! Сдержанность оставляет героя, его пылкость
не убита презрением, без которого нет законченной трезвости.
Да и как остаться холодным, когда именно здесь Чацкий
понимает свою несовместимость с московским кругом и почти
точно предсказывает свою судьбу («Теперь пускай из нас
один...»)!
Седьмое — четырнадцатое явление второго действия мы не
рассматриваем на уроке подробно. Этот материал переносится на
заключительные занятия. Но общий итог второго действия необходимо
выяснить. Падение Молчалина и обморок Софьи как будто
бы окончательно должны были убедить Чацкого в ее нелюбви.
Но Чацкий забывает о Молчалине, он занят лишь спасением
Софьи. Сосредоточенность чувства, волнение не позволяют Чацкому
трезво воспринять происходящее, хотя он старается остро
все подметить. Несмотря на то что Софья смеется над участливостью
Чацкого, прямо говорит ему: «На что вы мне?», Чацкий
уходит омраченным, печальным, но не прозревшим.
В домашнем задании мы предлагаем ученикам ответить на
вопросы:
1. Как и почему изменилось настроение Чацкого от начала
к концу второго действия?
2. Что знают зрители комедии об истинных отношения^ Чацкого,
Софьи и Молчалина и почему Грибоедов не позволяет этого
сразу понять героям?
7* 99
3. Почему неизбежно столкновение Чацкого с фамусовской
Москвой в третьем действии?
Урок о третьем действии комедии назовем словами, которые
повторяет хор гостей: «Безумный по всему...»
Урок начинается с ответов на вопросы задания и переходит
в осмысление первых явлений третьего действия. Затем устное
словесное рисование помогает наметить портреты гостей. Но главная
задача урока — показать, как возникает и почему так стремительно
распространяется слух о сумасшествии Чацкого. Этот
урок сложен, «многолюден», поэтому остановимся на нем подробнее.
В сонную тишину фамусовского дома Чацкий, ворвался, как
ветер. Но его порывистое дыхание, бурная радость, громкий и неудержимый
смех, искренняя нежность и пылкое негодование неуместны
здесь.
В доме, где все построено на притворстве и обмане, где дочь
прячет свою влюбленность в Молчалина от отца, а отец свои
«шалости» с Лизой — от дочери, искренность Чацкого — «незваная
гостья». Здесь откровенность под запретом и пылкие признания
Чацкого кажутся странными. В доме, где смиренное
безмолвие Молчалина почитается добродетелью, красноречие
Чацкого, выглядит дерзким. В доме, где все расписано по календарю,
порывистость Чацкого сулит лишь неприятные неожиданности.
В обществе, «где тот и славился, чья чаще гнулась шея», независимость
Чацкого делает его «опасным человеком». Раболепие
не уживается с вольностью, а Чацкий «властей не признает»,
так же как не признает чинов и богатств, «отцов отечества», которые
«грабительством богаты», и права их суда над ним.
И потому в доме Фамусова Чацкий встречен холодно и неприязненно,
потому его «дичатся как чужого». Но зачем он здесь?
Зачем он терпит холодность и колкости Софьи, поучения и сожаления
Фамусова, спесь и остроты Скалозуба? Ведь Чацкий знает,
что «к свободной жизни их вражда непримирима». Он почти
предсказывает свою судьбу в монологе второго действия:
Теперь пускай из нас один,
Из молодых людей, найдется — враг исканий,
Не требуя ни мест, ни повышенья в чин,
В науки он вперит ум, алчущий познаний;
Или в душе его сам бог возбудит жар
К искусствам творческим, высоким и прекрасным,—
Они тотчас: разбой! пожар!
И прослывет у них мечтателем! опасным!!
Чацкий превосходно понимает свою несовместимость с миром
Фамусовых и молчалиных. Его афоризмы резки и тверды:
Служить бы рад, прислуживаться тошно;
100
Дома новы, но предрассудки стары.
Порадуйтесь, не истребят
Ни годы их, ни моды, ни пожары.
Эти отточенные реплики Чацкого как бы очерчивают границу
между ним и «веком минувшим», но не отжившим еще, не умершим.
Что же заставляет Чацкого самого переступать эту границу,
посещать дом, где ему не рады? Любовь к Софье. Чацкий —
человек пылких, но не быстротечных чувств. Уехавши влюбленным,
он возвращается с чувствами, усиленными разлукой. Его
признания трепетны и стремительны, и он пытается отбросить все
очевидные возражения, преграды его любви:
И день и ночь по снеговой пустыне
Спешу к вам голову сломя.
И как вас нахожу? в каком-то строгом чине!
Вот полчаса холодности терплю!
Лицо святейшей богомолки!.. —
И все-таки я вас без памяти люблю. —