Ломоносов, Михаил Васильевич

Оценка вклада в развитие русского языка
«В отечественной филологической историографии сложилось научно обоснованное представление об основополагающей роли М. В. Ломоносова в процессе формирования русского национального литературного языка (наряду с огромным влиянием на судьбы нашего языка Н. М. Карамзина и классиков русской литературы во главе с А. С. Пушкиным). Видные деятели культуры конца XVIII — первой трети XIX в. и авторитетные исследователи истории русского литературного языка подчёркивали роль Ломоносова как великого реформатора русского языка, определившего пути его развития в статусе языка национального».^[16]
Другие гуманитарные науки
С пятидесятых годов учёный облекает плоды размышлений и исследований в живую форму своих речей, произносимых на собраниях Академии и в качестве представителя науки перед общественностью — когда он свободно высказывает свои теоретические взгляды, не стесняясь требований полноты и строгости академического мемуара — и здесь, объединив в своём лице оратора, естествоиспытателя, популяризатора научного знания и литератора — он «даёт указания, выражает надежды, вырабатывает планы новых снарядов и опытов, приводит … результаты собственных изысканий в лаборатории и кабинете»^[24].
История
Основной труд по истории — «Древняя Российская история»^[113], изданная уже после смерти автора. М. В. Ломоносов начинает историю славян и «россов» со времён Римской империи. Сравнительный анализ античных верований восточных славян обнаруживает множество сходных элементов. По его мнению, корни формирования языческого пантеона одни и те же.
Сокращённой версией «Российской истории» стал опубликованный раньше её «Краткий российский летописец с родословием»^[114]. Здесь в сжатой форме излагались все основные события русской истории с 862 по 1725 г. Эта книга облегчала пользование летописями и другими историческими документами, давала краткий, но содержательный свод исторических фактов. Ещё при жизни Ломоносова «Летописец» был переведён на немецкий язык, а затем дважды, в 1767 и 1771 гг., переиздавался. В 1767 г. вышел его английский перевод^[115].
Историографы относят Ломоносова к «либерально-дворянскому направлению»^[116][117] в российской историографии XVIII века. Ломоносов был сторонником сарматской теории этногенеза славян, о чём свидетельствует написанный по заказу императрицы Елизаветы его труд «Древняя российская история»; так, он отождествлял аорсов и роксан (россан) с «россиянами», якобы находящимися в единстве с аланами, причём считал их не ираноязычными предками осетин^[118], а славянами, одного корня с варягами-россами^[119] и опровергал тогдашнюю норманнскую теорию, ссылаясь среди прочего на «Окружное послание патриарха Фотия». В своей полемике с Г. Ф. Миллером Ломоносов утверждал, что отвергать на основании исторической критики такие официально одобренные легенды, как посещение Андреем Первозванным Руси^[120] политически опасно, что Миллер умышленно принижает достоинство русских и что задача историографии — подчёркивать величие и древность русского народа, а о тёмных страницах в его истории следует умалчивать (в то же время Ломоносов был согласен со Шлёцером, что недопустимо выдумывать исторические факты); он высказался против публикаций работ Миллера по русской истории, кроме сибирской. Впоследствии происходили официальное расследование и обыск у Миллера, в котором Ломоносов лично участвовал^[121]. Мнение Миллера, что имя родного села Ломоносова Холмогоры произошло «от Голмгардии, которым его скандинавцы называли», опровергалось объяснением Ломоносова: «Имя Холмогоры соответствует весьма положению места, для того что на островах около его лежат холмы, а на матерой земли горы, по которым и деревни близ оного называются»^[122]. Миллер и после дискуссии с Ломоносовым, признав возможность приглашения варягов из устья Немана, настаивал, что Гольмгардом, как называют саги Новгород, вначале именовали Холмогоры, «столицу Биармии». В шведском и в других скандинавских языках имеется 12 весьма значимых заимствований из древнерусского, например, «lodhia» — лодья (грузовое судно)^[123], «torg» — торг, рынок, торговая площадь, «besman» («bisman») — безмен, pitschaft — печать и др. Ломоносов утверждал, что варяги — не единый этнос, а искатели приключений с Балтийского моря разных этносов, причём варяги, приглашённые во главе с Рюриком на княжение в Новгород, упоминаемые в «Повести временных лет», были не скандинавами, а балтийскими варягами славянского происхождения (славянами он считал не только балтийских славян, но и балтов)^[124][125]. Ломоносов удревнял историю славян, утверждая, что они участвовали в Троянской войне, а затем заселили область Венето^[121].
В то же время Ломоносов первый указал, что если бы варяги-правители из рода Рюрика были скандинавами, то в эпосе современных народов Скандинавии сохранились бы сведения об этом, а их нет. Указывал он и на отсутствие заимствования скандинавских слов в терминах, касающихся мореходства и торговли в древнерусском языке. Ломоносов, акцентируя внимание на том факте, что Перуна «почитали, в поганстве будучи, российские князья варяжского рода», а культ его был распространён на славянском побережье Балтийского моря, пришёл к выводу, что варяжская русь вышла именно оттуда и говорила «языком славенским». Не отрицая существования среди варягов скандинавов^[126], он первым указал на возможность приглашения варягов-князей из народа русь с берегов Немана. В 1761 году его оппонент Г. Ф. Миллер, когда наконец издал свою речь 1749, вписал в неё о возможности приглашения княжить к славянам готов-роксоланов, переселившихся на берега Немана (устье которого называлось Русой), синтезировав разные предположения Ломоносова о южном и балтийском происхождении древней правящей династии. Таким образом, Ломоносов является предшественником не только антинорманизма, но и сформированного классического норманизма Миллера и М. П. Погодина, который тоже в конце жизни склонялся к версии приглашения варягов-руси с берегов Русы (устья современного Немана), но считал их говорящими на скандинавских языках и, возможно, остатками племён, которые были предками современных скандинавов и жили на Немане, а затем уже их потомки заселили Скандинавию. Признавал Погодин и возможность, что большинство варягов были славянами, как полагал Ломоносов, но считал, что своеобразие князей из народа русь обусловлено их скандинавоязычностью.
Многие взгляды Ломоносова получили поддержку не только норманистов, но их противников. По мнению Г. Эверса, считавшего, что язык варягов-русов из правящего рода мы никогда не узнаем и можем говорить только о их материальной культуре, всё же «беспримерным и неестественным мне кажется, чтоб завоёвывающий народ переменил собственное имя на другое, употребляющееся у соседа, и сообщил сие принятое имя основанному им государству»^[127][128].
Ломоносов считал, что Птолемей называл славян ставанами. Возможным он также считал происхождение славян от амазонок, название которых он переводил как «самохвалов» и объяснял браками с ними славянизацию сарматов. В своём «Несторе» Шлёцер постоянно ссылается на своих предшественников и современников и обычно ставит Ломоносова рядом с Татищевым, Миллером, Щербатовым. В историографической главе Шлёцер ставит Ломоносова на первое место и пишет: «Тут сжалился профессор химии Ломоносов и написал Краткий Российский Летописец. Он принялся было и за большее сего сочинение, но довёл его только до 1054 г.; по смерти его Академия напечатала этот отрывок в 1766 г. (140 стр.) с моим (хотя переделанным) предисловием. И то и другое переведено на немецкий язык: Краткий летописец — Штелином младшим (1767), второе издание 1771 (исправленное мною, как сказано в предисловии к оному), а Древняя Российская история — Бакмейстером, которая переведена также и на французский язык. Таким образом вышло довольно сносное руководство к русской истории».^[129]
В рукопись Вольтера «История России при Петре Великом» Ломоносов внёс существенные поправки и подготовил значительную часть материалов. В IV и V главах своей «Истории» Вольтер почти дословно воспроизвёл сочинение Ломоносова «Описание стрелецких бунтов и правления царевны Софьи», оговорив это в примечаниях. Другие современники Ломоносова, как российские, так и западные, в отличие от Шлёцера, оценили его исторические работы невысоко, в частности, Вольтер счёл возведение славян к троянцам приёмом средневековой, а не современной историографии. Известной особенностью средневековой литературы был компилятивный принцип, возводивший в наивысшую заслугу учёного пересказ всего, что писалось по данному вопросу до него, а его оппоненты не знали русский и церковнославянский языки, и в этом отношении Ломоносов был грамотнее их. Но не придавали серьёзного значения его работам также М. М. Щербатов, Н. М. Карамзин и другие. Новый интерес к историческим работам Ломоносова связан с почвенническим движением XIX в. и с «борьбой с космополитизмом» в 1940—1950-е гг., когда исторические заслуги Ломоносова ставились выше остальных^[121].