Настоящей выпускной квалификационной работы «Поэтика имени в творчестве И. А. Бунина». Количество страниц работы: 136. Список использован

«Сельское кладбище»: 
«Пустошь»: 
«Под кровом черных сосн и вязов наклонен-
ных, 
Которые окрест, развесившись, стоят, 
Здесь праотцы села, в гробах уединенных 
Навеки затворясь, сном непробудным спят. 
<…> 
И здесь спокойно спят под сенью гробовою 
«<…> За садом 
Погост рабов, погост дворовых на-
ших: 
Две десятины пустоши, волнистой 
От бугорков могильных. Ни креста, 
Ни деревца. Местами уцелели 

---

76 
– 
И скромный памятник, в приюте сосн гус-
тых, 
С непышной надписью и резьбою простою, 
Прохожего зовет вздохнуть над прахом их. 
Любовь на камне сем их память сохранила, 
Их лета, имена потщившись начертать; 
Окрест библейскую мораль изобразила, 
По коей мы должны учиться умирать»
[Жуковский, 1999: 53] 
Лишь каменные плиты, да и то 
Изъеденные временем, как оспой... 
<…> Кто знает 
Их имена простые? <…>»
[I, 214]. 
«Праотцы села» в варианте Бунина становятся «рабами». Вместо пыш-
ного свода деревьев – пустошь, вместо надписи – голая каменная плита, ко-
торую «скоро выберут», вместо резьбы – болезненные следы старения.
В «кладбищенской» элегии процесс углубления медитации лирического 
героя в определенный момент достигает той точки, где герой переступает 
границу жизни и смерти и обретает способность вживаться в Другого. Этой 
точкой является именно созерцание эпитафии. В.И. Козлов определяет ее как 
место, откуда в принципе и вырос сам жанр «кладбищенской» элегии [Коз-
лов, 2013: 51], то есть жанрообразующим мотивом в ней является не само 
пространство кладбища, а могильный памятник, и, еще более локально, – 
надпись на нем. Исследователь пишет, что потенциал эпитафии раскрывается 
в «кладбищенской» элегии через свою функцию напоминать живым об 
умершем и о его важнейших деяниях [Там же: 50]. Это переводит нас ко вто-
рой части стихотворения Бунина.
Читая «непышную надпись» о деяниях на скромном надгробии неиз-
вестных, лирический герой Жуковского преодолевает границу между жиз-
нью и смертью, и в своем воображении может видеть судьбы умерших, их 
повседневную жизнь. Этот мотив сохраняется и в «Пустоши» Бунина. Ср.: 

---

77