Образ писателя-рассказчика в романе иена макьюэна

3.3. Дискурс судьбы
Тема ностальгии - одна из самых разработанных в британской литературе конца XX - начала XXI в. Наряду с общими причинами, свойственными текущей эпохе, это связано, несомненно, и с национально-историческим контекстом - пре вращением Британии из колониальной империи в страну, потерявшую былую власть и мощь. Понятие ностальгии нашло отражение во множестве текстов социального, политического, психологического и даже медицинского характера, равно как и в художественной литературе, и стало, таким образом, одним из ключевых в современной английской культуре. Это неоднократно отмечалось исследователями (в особенности культурологами и политологами) как в самой Британии, так и за ее пределами (см. например: [Wilson 2005]). Существующее в современном английском языке определение ностальгии подразумевает тоску по ушедшему времени, обычно с его идеализацией [A Dictionary 1989], и, как отмечает Л. Хатчеон, в отличие от традиционно го понимания, означавшего тоску по дому, ностальгия в обновленном значении становится тоской по чему-то абсолютно невосполнимому, а само это слово заключает в себе «и гордость, и вину» [Hutcheon]. Можно сделать вывод, что ностальгия по утраченному и невозвратимому - явление, психологически неизбежно затронувшее большинство ныне живущих британских писателей, - несомненно, побуждает их к попыткам восстановить в своих произведениях атмосферу недавнего прошлого в контрасте с последующими изменениями, а также осмыслить причинно- следственную логику событий, приведших к существующему положению вещей. Такое воссозданное прошлое в литературном произведении - это зачастую и идиллические моменты в воспоминаниях о жизни литературного героя, и перекликающиеся с ними «великие» картины империи, причины распада и варианты иного развития которой до сих пор остаются предметом об суждений и споров. Интерес к национальному аспекту ностальгической темы не ослабевает. Обратимся к произведениям Иэна Макьюэна (род. 1948), лауреата Букеровской премии, одного из наиболее значительных современных британских писателей. В его романах возникает мотив непоправимой ошибки, определяющей дальнейшее развитие событий и их исход. При этом на уровне формальной по этики Макьюэн также часто использует прием двух временных планов, хотя и не перекрещивает их, делая более поздний план лишь средством взглянуть на происходившее «издалека» и оценить его с позиций изменившегося опыта. Так он строит свои романы «Искупление» (Atonement, 2001), «Невинный, или особые отношения» (The Innocent, 1990), «На Чизил-Бич» (On Chesil Beach, 2007) (в русском издании 2008 г. - «На берегу»), подвергая анализу возникающие в жизни причинно-следственные связи и находя объяснение масштабным событиям в малозначительных проступках, что осознается героями позднее. Категория судьбы у Макьюэна центральный материал для исследования, причем зачастую причиной для развития действия в произведении становится желание героя, терзаемого чувством вины, исправить случившееся, поскольку «внешний конфликт порождает новый, конфликт с самим собой» [Jensen 2005: 11]. Так, например, наиболее известный роман Макьюэна - «Искупление» - повествует об ошибке, которую героиня, осознав, пытается исправить через много лет. Автор прослеживает все, даже незначительные причины, создавшие ключевое событие; а героиня сходным образом восстанавливает его в памяти - она и выбирает для этого романную форму, чтобы с помощью написанного во всем разобраться и представить читателям истинную картину. Одна из основных тем романа - развитие творческой личности, ее ответственность за созданное собственным воображением и привнесенное в реальность. Слишком богатая фантазия тринадцатилетней Брайони Толлис приводит к обвинению любовника сестры в изнасиловании, которого он не совершал. Роберт вместо изучения медицины отправляется в тюрьму, а оттуда на фронт, сестра Сесилия навсегда уходит из семьи, а Брайони, словно наказывая себя, становится санитаркой, хотя могла бы учиться в Кембридже. В то же время истинные виновники происшедшего остаются безнаказанными, и лишь после их смерти можно будет попытаться что-то исправить. Особенность этого воссозданного текста в том, что Брайони - автор и герой - выступает здесь в двух ипостасях. Она писательница. И Макьюэн наравне с ней изучает сам процесс создания сюжета. Для него самое интересное - это сюжет и «тело» получившегося в итоге романа. Макьюэн следует постмодернистской тенденции, от которой Исигуро отказывается, - выводить героя-литератора, исследователя собственного текста; и этот текст уже никоим образом не должен претендовать на изложение объективной реальности. Неисправимость случившегося размывается, уступая мастерству создателя новой истории. Разумеется, при таком подходе категория судьбы, исследуемая автором, не могла не претерпеть изменений. Рассказ остается попыткой разобраться, как все было «на самом деле», восстановить цепь причин и следствий. В «Искуплении» Макьюэн (а вместе с ним и Брайони) подходит к этому со всей тщательностью, раскрывая предысторию, обстоятельства, сформировавшие характеры героев, учитывая всевозможные детали и мелочи. Так, он показывает зарождение и развитие писательской карьеры Брайони, ее интерес к своим будущим героям, психологическую мотивацию действий этих героев и самой Брайони; а затем реконструирует события вечера, неоднократно подчеркивая их значимость, - повествователю «кажется» и «смутно видится», где ключевые точки его истории. Однако образа неотвратимой судьбы из этих частностей не складывается. Причина в том, что для Макьюэна категории судьбы в традиционном понимании не существует. «I do not believe in destiny <...>, - he says - I believe that life is a happy and tragic accidents. And this is happening just a coincidence - of course, we can say that it makes life meaningless, but at the same time it offers tremendous opportunities writer.» (цит. по: [Борисенко 2003: 294]). В сущности, все происходящее - не более чем череда случайных событий, следствие комплекса, состоящего из воспитания героев, их взглядов, отношений и множества иных взаимодействий, которые невозможно предсказать. Вся история последних дней перед «событием» в «Искуплении» доказывает это: детская влюбленность Брайони в Робби, подсмотренная и неверно истолкованная ею сцена у фонтана, случайно перепутанная записка, случайное бегство близнецов, случайный их приезд, вызванный причудами матери, случайный свидетель... И писатель подчеркивает, что все эти многочисленные случайности были предотвратимы: «if she came into the room the twins instead to pass up. "(210)," if Robbie went to find them one. "(211)," it is unclear why went to the library "(189)," she suggested Laura that talk» (215). В этом ряду и смерть героев становится случайностью, необязательным и неправильным завершением их истории в глазах Брайони, требующей исправления. Итог «искупления», без преувеличения, страшен: если все описанное - лишь цепь случайностей, сколько же раз это можно было предотвратить! Макьюэн допускает и подчеркивает наличие в каждой истории «если бы», т.е. выходов, что де лает любую ситуацию обратимой и решаемой. Его интересует само развитие действия, которое становится возможно благодаря случаю и напоминает устройство хитроумной машины или известный «эффект бабочки», - малые события по рождают большие, привычная жизнь оборачивается драмой. Как пишет критик: «Open the wrong door, walk the wrong street at the moment am vigilant, says McEwan, and you shagnesh the meeting nightmare» [Malcolm 2002: 156]. Так, если в «Искуплении» детская наивность разбивает судьбы двух людей, то в романе «Невинный, или особые отношения» камерная любовная история после ряда неудачных совпадений неожиданным образом приводит к провалу американской контрразведки. «Невыносимая любовь» (Enduring Love, 1997) демонстрирует, как пара незначительных фраз может стать стимулом для рождения целой фантастической картины в больном сознании (и здесь же второстепенный эпизод - улики, якобы неопровержимо говорящие об из мене мужа, а на самом деле оказывающиеся случайной подтасовкой). А в минималистском романе «На Чизил-Бич» действие также сконцентрировано на одном поворотном моменте, навсегда определившем судьбу участников, но в этот раз момент максимально тривиален: это неудавшаяся первая брачная ночь; а в роли судьбы вы ступают фатальные различия в воспитании героев, вызвавшие взаимное отторжение. Еще тщательнее проработана эта тема в «Букеровском» романе «Амстердам» (Amsterdam, 1998). Двое старых друзей, газетный редактор Вернон Хэллидей и композитор Клайв Линли, впечатленные мучительной смертью их общей подруги Молли Лэйн, обещают друг другу, что если одному из них выпадет подобное испытание, то другой увезет его в Голландию, чтобы избавить от унижения при помощи разрешенной там эвтаназии. До этого Клайв должен успеть написать великий «гимн тысячелетия», а Вернон - спасти свою газету от банкротства, опубликовав компрометирующие фото министра иностранных дел. Но из-за нескольких неудачных решений, вызванных досадными случайностями, планы обоих героев рушатся: они резко расходятся во взглядах, ссорятся и мстят друг другу - и в итоге карьера Вернона перечеркнута, а симфония, которая должна была создать имя своему автору, так и не написана. На фоне всех изменений запланированная осуществленная смерть героев меняет свою значимость: вместо задуманного финального аккорда, демонстрации взаимного благородства, она оборачивается местью, просто вычеркивающей обоих из мира. Примечательно то, что в этом романе случайности часто уже являются следствием обдуманного выбора: Вернон сам решает, публиковать ли ему компромат, а Клайв выбирает между будущим гимном и помощью жертве маньяка, и в обоих случаях герои предпочитают не поступаться своими интересами. Непрочной оказывается и их дружба, отступая перед эгоизмом. Так что все произошедшее с ними является вполне заслуженным итогом, который, однако, не был бы оправдан, если бы не эта череда случайностей. Таким образом, становится уже очевидной одна из основных категорий в философской системе Макьюэна. В мире, управляемом случаем, практически исчезает понятие судьбы, взамен которого на первый план выступает абсолютизируемое понятие личной вины. Ностальгия, которой оказываются подвластны герои, у Макьюэна раскрывается практически как побуждение к действию - либо к такому «литературному» исправлению мучительной ошибки, либо к острым сожалениям и фантазиям на тему иного развития событий. Но в обоих вариантах она влечет за собой неизменное чувство вины. Само ее переживание задерживает героев в прошлом, заставляя вновь и вновь возвращаться и «прокручивать» ключевые моменты, осознавать свою роль в содеянном. Тогда написанный роман - сознательное изменение истории - оказывается единственным выходом из положения. Подобное расхождение между двумя современными британскими авторами, исследующими один и тот же мотив ностальгии вкупе с вопросом «А можно ли "исправить" жизнь?», показывает, насколько разнообразны могут быть подходы к этой теме. Благодаря психологическим, культурным и поэтологическим установкам рас сказ о давних событиях может определять как выявляющуюся в повествовании категорию судьбы, так и категорию ответственности героя за происходящее, что, в свою очередь, свидетельствует о принципиально иной роли литературного текста, наделяемого силой исправлять неисправимое. Но установленные различия в восприятии причинно-следственных отношений не лишают писателей общего стремления обращаться в своих произведениях к прошлому и «перечитывать» его заново, чтобы лучше понять настоящее.