Поиск идеала присутствует у всех русских писателей

Глава 2. Особенности женских образов в романе

2.1 Прототипы женских образов в романе

роман война мир женский образ
В данном параграфе будут рассмотрены прототипы основных женских образов в романе Л.Н. Толстого «Война и мир».
Первый образ, на котором мы хотели бы остановиться, – это центральная героиня романа Наташа Ростова. В литературе о «Войне и мире» давно высказано соображение, что Т.А. Кузминская – прототип Наташи Ростовой. Сам Толстой не скрывал того, что личность, характер Тани помогает ему в создании любимой героини – Наташи. «...Ты думаешь, ты даром живешь у нас, – я тебя всю записываю...»¹⁰², – сказал однажды Лев Николаевич свояченице.
Татьяна Андреевна Кузминская, урожденная Берс (1846 – 1925) была свояченицей Л.Н. Толстого, младшей сестрой его жены Софьи Андреевны. Она с детства находилась в сердечной дружбе с великим писателем. После женитьбы Толстого Татьяна Андреевна, будучи молодой девушкой, часто и продолжительно жила в Ясной Поляне и называла ее «милым своим вторым родительским домом». Таня была старательной переписчицей рукописей Толстого, в частности писала под его диктовку некоторые главы «Войны и мира». Она обладала прекрасным голосом и своим пением доставляла Льву Николаевичу большое наслаждение.
В письме Толстого к художнику М.С. Башилову, иллюстратору «Войны и мира», содержатся такие строчки: «Я чувствую, что бессовестно говорить вам теперь о типе Наташи, когда у вас уже сделан прелестный рисунок; но само собой разумеется, что вы можете оставить мои слова без внимания. Но я уверен, что вы, как художник, посмотрев Танин дагеротип 12-ти лет, потом ее карточку в белой рубашке 16-ти и потом ее большой портрет прошлого года (т. е. 19 лет), не упустите воспользоваться этим типом и его переходами, особенно близко подходящим к моему типу»¹⁰³.
Примечательно признание актрисы Л. Савельевой, исполняющей роль Наташи Ростовой в кинофильме по великому произведению Л.Н. Толстого: «Перед каждой съемкой, наверное в сотый раз, перечитываю нужные страницы «Войны и мира». Очень помогли мне воспоминания Т.А. Кузминской»¹⁰⁴.
Ряд эпизодов, характеризующих взаимоотношения Наташи и князя Андрея, ведут нас к аналогичным взаимоотношениям между Татьяной Берс (сестрой Софьи Андреевны) и Сергеем Николаевичем (братом Толстого). Приведем пример:
«Ни Соня, ни Лев Николаевич не удивились предложению Сергея Николаевича. Решили ждать год, но это ужаснуло и поразило меня.
– Как целый год? Почему? – спросила я. Мне год казался вечностью, и я заплакала.
– Вы так молоды, – говорил мне Сергей Николаевич, целуя руки, – вам еще 17-ти лет нет, с моей стороны было бы преступлением жениться, не давая вам обдумать и испытать своего чувства.
– Меня испытывать не надо, – серьезно и твердым голосом сказала я.
– Я должен устроить свои дела, это тоже возьмет много времени, – продолжал он.
Мои счастливые первые минуты омрачились тем, что надо ждать год»¹⁰⁵.
И в романе «Война и мир» читаем:
«– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза...
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя…
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы проверите себя...
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду»¹⁰⁶ (10, 226).
Проф. С.М. Брейтбург дал высокую оценку книге Т.А. Кузминской. Он пишет: «Столь задушевное взаимное расположение между мемуаристкой и писателем и почти беспримерная продолжительность их общения, в сочетании с необычайно емкой памятливостью и незаурядными литературными способностями Т.А. Кузминской, обеспечили книге «Моя жизнь дома и в Ясной Поляне» многостороннее и глубокое познавательное значение в отношении жизни, деятельности и творчества Л.Н. Толстого»¹⁰⁷.
Показательно, что и отношения Наташи с Анатолем Курагиным были описаны Толстым по реальным воспоминаниям Т.А. Кузьминской, которая в своей книге нарисовала ряд сцен ухаживания за ней искусного донжуана Анатолия Шостака, являющегося прототипом Анатоля Курагина. Вот, например, сцена в театре по воспоминаниям Т. Кузминской.
«Капельдинер отворил дверь, и вошел Anatole. Вся фигура его дышала каким-то небрежным изяществом. Все, что он делал – входил в ложу, здоровался, целовал руку Julie, – все было так, как должно быть: просто, непринужденно, ласково, особенно со мной, как мне казалось тогда...
– Vous etes delicieuse aujourd'hui, cette coiffure vous va a merveille (Вы прелестны сегодня, эта прическа так чудно идет вам), – продолжал он, играя моим веером и близко нагибаясь ко мне.
Я чувствовала, что краснею, и хотела отодвинуться. «Он, пожалуй, обидится», – снова мелькнуло у меня в голове, и я осталась на месте. Опять что-то необъяснимое и страшное притягивало меня к нему.
Несколько минут длилось молчание. Он, улыбаясь, пристально глядел на меня, как бы изучая мой туалет, мое выражение лица, мою шею с бархоткой... «Нет, это не должно быть... Ведь никто никогда не был со мной так, как он», – думала я, упрекая себя, обвиняя его, но в чем, я не умела себе ответить, и решительно встала, чтобы уйти»¹⁰⁸.
Воспоминания Кузминской были написаны полвека спустя после «Войны и мира», и изображенная ею сцена могла быть передана Толстому в устном рассказе. Толстой, задумав образ Наташи как сквозное действующее лицо романа, вел постоянное и длительное наблюдение за своей любимой свояченицей, Татьяной. Она в свою очередь была душевно расположена к писателю и охотно ему рассказывала о своих переживаниях. Когда Толстой узнал о случившемся с Таней в Петербурге, его очень заинтересовала личность Анатолия Шостака. Лев Николаевич старался поподробнее узнать о переживаниях Тани во время ее увлечения этим великосветским львом. «...Лев Николаевич часто останавливал меня вопросами: «Что же ты чувствовала, что это было нехорошо?» или «Как же он был с тобою?» и т. п. Я не подозревала тогда цели его вопросов и была с ним откровенна»¹⁰⁹,— писала Кузминская в своих воспоминаниях.
Это признание Кузминской показывает, что Толстой в своих наблюдениях над окружающей его средой не ограничивался только внешними впечатлениями, – ему нужны были не только портретные черты натуры, но и ее душа.
Дело, конечно, не в прототипах, не во взаимоотношениях между Таней Берс и Анатолием Шостаком, о которых рассказывала свояченица писателя. Все эти предания и наблюдения могли послужить для автора «Войны и мира» лишь первоначальной канвой, на которой выросла сложная жизненная философия, так гениально воплощенная в образе обаятельной, несколько наивно рассуждающей Наташи и аморального, безудержного в своих чувственных влечениях Анатоля Курагина. Эту жизненную философию глубоко и тонко раскрыл С. Бочаров в своей небольшой книге о «Войне и мире»¹¹⁰.
Прототипом другой главной героини романа, княжны Марьи, как уже неоднократно указывалось в литературе, послужила мать писателя, княгиня Мария Николаевна, по отцу – Волконская. Она умерла при рождении пятого ребенка, младшей сестры Толстого, Марии, когда Льву Николаевичу было всего полтора года, и он, конечно, запомнить ее не мог. Таким образом, источником для создания образа княжны Марьи могли послужить только живые предания и некоторые сохранившиеся документы (письма, дневники и т.д.). Заканчивая свои воспоминания о матери, Толстой говорил: «Все это я описываю по рассказам и письмам»¹¹¹.
Что же узнал Толстой от окружавших его людей о своей матери и что из всего собранного использовал при создании образа княжны Марьи?
Физического облика матери писатель не представлял, так как по странному стечению обстоятельств не сохранилось ни одного ее портрета. Из преданий он вынес представление о ней как о женщине с весьма невыигрышной наружностью. Это нашло полное отражение в романе. Не отличаясь красивой внешностью, Мария Николаевна обладала высокими духовными качествами. Она была умна, широко образованна для своего времени; прекрасно знала четыре европейских языка: французский, немецкий, английский и итальянский. Мария Николаевна к тому же обладала артистической душой: она хорошо играла на фортепьяно, владела даром прекрасной рассказчицы-импровизатора. При всех перечисленных достоинствах Мария Николаевна отличалась большой скромностью, душевной теплотой и выдержкой. Она никогда, по воспоминания Льва Николаевича, не сказала окружающим грубого слова. Толстой считает мать свою в духовном отношении выше отца. Если прибавить ко всему изложенному предания о жизни Марии Николаевны с отцом и компаньонкой-француженкой в Ясной Поляне, то становится совершенно очевидным наличие многих тождественных мотивов, характеризующих образ Марьи Болконской и матери писателя.
Но, разумеется, тождество это не полное. Так, например, Толстой, характеризуя свою мать в «Воспоминаниях», почти ничего не говорит об ее увлечении религией, об аскетических наклонностях, что так характерно для княжны Марьи. Видимо, эта сторона характера Болконской была мало присуща ее прототипу, ибо автор «Воспоминаний» пишет: «Жизнь матери проходила в занятиях с детьми, в вечерних чтениях вслух романов для бабушки и серьезных чтениях, как «Эмиль» Руссо, для себя и рассуждениях о читанном, в игре на фортепиано, в преподавании итальянского языка одной из теток, в прогулках и домашнем хозяйстве»¹¹².
В статье Р. Заборовой «Тетради М.Н. Толстой как материалы для «Войны и мира»¹¹³ приводятся ценные данные, помогающие полнее и глубже раскрыть проблему соотношения образа княжны Марьи и его прототипа, М.Н. Волконской.
Переписка княжны Марьи с Жюли Карагиной также не выдумана Толстым: в основу ее легли письма фрейлины императрицы, М.А. Волковой, к ее подруге В.И. Ланской. Письма эти, видимо, произвели на писателя большое впечатление и послужили ему драгоценным материалом для воспроизведения бытовых черт эпохи. О ценности материала, содержащегося в письмах Волковой, говорит А.Е. Берс в письме Толстому 26 октября 1863 г.: «Я прочел целый волюм писем Волковой, которые она писала Ланской в 1812 и 1813 годах; теперь читаю письма 1814 года. Для меня они интересны в высшей степени, она говорит в своих письмах о лицах, которых она знала в молодости, а я всех их под старость. Также весьма интересны ее описания о духе того времени, – и все и всё в них интересно»¹¹⁴.
В письме 3 декабря 1863 г. А.Е. Берс отметил интерес писателя к этим письмам. «Как я рад, любезный Лев Николаевич, что тебе понравились письма Волковой…»¹¹⁵.
В письме Татьяны Берс, свояченицы Толстого, упоминается маленькая княгиня, которую «хвалили дамы», но не могли определить, кого воспроизвел в этом образе писатель.
В другом персонаже толстовского романа – маленькой княгине Лизе Болконской – можно найти черты живого лица, Луизы Ивановны Волконской, урожденной Трузсон (1825 – 1890). В 1842 г. она вышла замуж за троюродного брата Толстого, князя Александра Алексеевича Волконского. В яснополянском доме находится портрет Луизы Ивановны, на обороте которого рукою Софьи Андреевны написано, что Луиза Ивановна – прототип Лизы Болконской из «Войны и мира».
Сцена смерти маленькой княгини также связана с подлинным трагическим событием, происшедшим в семье Толстого. Так умерла мать Льва Николаевича при появлении на свет его младшей сестры, Марии.
«...Официанты несли для чего-то в спальню кожаный диван»¹¹⁶.
По традиции, строго соблюдаемой в семье Толстых, роженицу перед родами перекладывали на темно-зеленый кожаный диван. На этом диване родился сам Лев Николаевич Толстой и все его дети. Диван всегда стоял в яснополянском кабинете писателя, где он находится и в настоящее время.
Из эпизодических фигур «Войны и мира» весьма колоритным является образ Марьи Дмитриевны Ахросимовой. О прототипе Ахросимовой, Наталье Дмитриевне Офросимовой, оставили интересные воспоминания многие современники. Весьма любопытны воспоминания об Офросимовой Д.Н. Свербеева:
«...Настасья Дмитриевна Офросимова, переехавшая после своего вдовства из Москвы в Петербург для длительного надзора за гвардейской службой своих двух или трех сыновей, из коих младшему, капитану гвардии, было уже гораздо за 30 лет. Обращаясь нахально со всеми членами высшего московского и петербургского общества, детей своих держала она в страхе божием и в порядке и говорила с любовью о их беспрекословном к ней повиновении: «У меня есть руки, а у них щеки...». Бойкость характера Настасьи Дмитриевны известна была обществу обеих столиц и самому императору. Надо сказать, что она всегда стояла за правду и везде громогласно поражала порок. Еще в 1809 году, когда государь Александр, вместе со своей сестрой в. к. Екатериной Павловной, посещал Москву, Офросимовой удалось одним словом с выразительной жестикуляцией уничтожить взяточника сенатора С. Вот как это было: государь сидел в своей маленькой ложе над сценой небольшого московского на Арбатской площади театра; Офросимова, не подчинявшаяся никоим обычаям, была в первом ряду кресел и в антракте, привстав, стала к рампе, отделяющей партер от оркестра, судорожно засучивая рукава своего платья. Увидев в 3 или 4 № бенуара сенатора, она... в виду всех пальцем погрозила сенатору и, указав движением руки на ложу государя, громогласно во всеуслышание партера произнесла: «С., берегись!» Затем она преспокойно села в свои кресла, а С., кажется, вышел из ложи. Очень понятно, что государь начал расспросы, что бы все это могло значить. Ему были вынуждены объяснить, что действительный тайный советник М. Г. С. хотя и почитается в обществе самым дельным из всех московских сенаторов, но в то же время многими, и не без вероятности, признается взяточником. Через несколько времени сенатор С. был отставлен»¹¹⁷.
Неоднократные упоминания имени Натальи Дмитриевны Офросимовой в мемуарных произведениях первой четверти XIX в. свидетельствуют о несомненной ее популярности. Поэтому очень возможно, что Толстой знал эту колоритную фигуру эпохи не только по книжным источникам, а и по преданиям и воспоминаниям светских «старожилов».