С течением времени меняется всё, в том числе и язык. Помимо различных исторических событий на его развитие так же влияет экономика, медицина, новые технологии и многое другое

ГЛАВА II. ИСТОРИЗМЫ И АРХАИЗМЫ
В РОМАНЕ И. С. ТУРГЕНЕВА «ОТЦЫ И ДЕТИ»


2.1 Тургенев - великий мастер языка и стиля
Тургенев любил русский язык, предпочитал его всем остальным языкам мира и умел великолепно пользоваться его неисчерпаемыми богатствами. Как чуткий художник слова, тонкий стилист, он внес неоценимый вклад в развитие родного языка. Этот вклад можно ощутить, рассмотрев в общих чертах историю русского литературного языка первой половины XIX века.
В области языка Тургенев, как и другие писатели "натуральной школы", многому учился у Гоголя. Как известно, Гоголь смотрел на язык прежде всего как на средство выражения, включающее в себя кроме общенародной лексики, различные территориально-диалектные, фольклорные и профессиональные элементы, придающие повествованию особый колорит. Тургенев следовал этому принципу. Все территориальные и профессиональные диалектизмы в очерках и рассказах Тургенева художественно оправданы, не теряют своей самостоятельности и постоянно взаимодействуют с основной лексикой литературного языка.
Тургенев значительно расширил пределы употребления и функции просторечия. У него, как и у других писателей "натуральной школы", просторечие стало не только средством речевой характеристики определенных героев, но и превратилось в достояние всей системы литературного языка. Как указывает В. В. Виноградов, просторечные новообразования типа "резанул, захолонул" сначала употреблялись только в простонародных диалогах, а затем стали появляться и в авторской речи.
Тургенев придал русскому языку необыкновенную гибкость и выразительность. В его романах можно обнаружить целые системы определений, освещающие предмет или явление, чувство или переживание всесторонне. Конструкции с двойными или тройными эпитетами придают тургеневскому повествованию особую гармоничность. Цепь двойных и тройных определений обычно состоит из синонимов ("вырвались из чьих-то грозных, смертоносных когтей", "горькой, терпкой, бобыльной жизни"), которые образуют сильное экспрессивное средство - градацию. Цель ее - фиксировать внимание читателя не на самом предмете, а на его признаках, преломленных через писательское восприятие.
О том, что Тургенев придавал большое значение признакам предметов, роли определений при передаче внутреннего состояния героев, можно судить по следующему факту: когда один из друзей писателя недоумевал, почему умирающему Базарову мерещатся "красные собаки", Тургенев ответил: "... ты пойми: Базаров в бреду. Не просто "собаки" могут ему мерещиться, а именно "красные", потому что мозг у него воспален приливом крови". Описывая одиночество стариков Базаровых, автор видит не просто "дом", а "съежившийся и подряхлевший дом"; это субъективно окрашенное видение предмета передается и читателю. Лиризм тургеневского повествования достигается часто не только лексической градацией, но и ритмическими повторами одних и тех же определений к разным объектам, например, "Одинцова заснула вся чистая и холодная, в чистом душистом белье".
Когда речь идет об обычных человеческих эмоциях и их оттенках, Тургенев избегает резких, кричащих эпитетов. Напротив, он использует общеупотребительные отвлеченные определения, не бьющие в глаза своей новизной, благодаря своей однотипности не производят впечатления неожиданности и оригинальности, а создают лишь желаемый фон. Но на фоне именно таких словосочетаний контрастно выделяются другие, на которых хочет заострить внимание писатель. Например, благородное смирение - сочетание гармоничное и более или менее нейтральное, а на его фоне благородное кипение - сочетание преднамеренно дисгармоничное и явно сатирически окрашенное. Объединение обоих сочетаний в один ряд дает сильный экспрессивный эффект.
Когда же писателю необходимо выразить свое отрицательное отношение к герою, он прибегает к сатирическим определениям, весьма удаленным по значению от определяемых ими слов: "будет с него губернского фимиама", "прилизанное лицо", "чиновник в благонамереннейше-застегнутом вицмундире". Сатирическая окраска достигается здесь несоответствием сфер, к которым относятся определяемое и определяющее слова.
Характерологическая роль языка в романе Тургенева "Отцах и детях" есть классические примеры полного соответствия речевой манеры героев их характерам. Здесь салонная речь Павла Петровича Кирсанова и строгая, точная, афористическая речь его идейного антагониста Базарова дают ясное представление о двух разных обликах героев.
Павел Кирсанов употребляет особые термины и выражения, которые отчетливо выделяются своей искусственностью и вычурностью на фоне литературного языка. Вопреки грамматическому строю русского языка, вместо общепринятого "этим, это" Павел Петрович говорит "эфтим", "эфто", вместо "принцип" - прин-сип". Тургенев не только воспроизводит этот лексикон Павла Петровича как главное средство, характеризующее героя, но и объясняет его происхождение: "Павел Петрович, когда сердился, с намерением говорил: "эфтим" и "эфто", хотя очень хорошо знал, что "подобных слов грамматика не допускает. В этой причуде сказывался остаток преданий Александровского времени" (курсив Мой. - П. П.). Тогдашние тузы в редких случаях, когда говорили на родном языке, употребляли, одни - эфто, другие - эхто; мы, мол, коренные русаки, и в то же время мы вельможи, которым позволяется пренебрегать школьными правилами".
Павел Петрович очень часто прибегает к нарочито пространным, галантным оборотам речи, весьма характерным в обиходе между представителями дворянской аристократии, например, "А вот извольте выслушать. В начале вашего пребывания в доме моего брата, когда я еще не отказывал себе в удовольствии беседовать с вами...", "Ваши слова избавляют меня от некоторой печальной необходимости...", "Чувствительно вам обязан". Вместо "вы все шутите", Павел Петрович говорит Базарову: " - Вам все желательно шутить", вместо: "предупреждаю вас" - "считаю долгом предупредить вас...".
Такие выражения, как "извольте выслушать", "позвольте полюбопытствовать", "приличествует", "не имею чести знать", "не угодно ли пожаловать", "считаю долгом" и прочие, считались между дворянами признаком изысканности и учтивого тона. В речи Павла Петровича довольно часто встречаются французские слова и выражения, например: "Vous avez change tout cela" (вы все это изменили), "Mais je puis vous donner de l'argent" (но я могу вам дать денег), "А bon entendeur, salut!" (имеющий уши да слышит), "Couchez - vous" (ложитесь), "C'est de la merne famille" (это тот же тип), "Да и действительно, что за касты аи dixneuvieme siecle?" (в девятнадцатом веке), Quelle idee!" (Что за мысль?) и другие.
Сталкивая изысканного аристократа Павла Петровича с демократом Евгением Базаровым, Тургенев оттеняет противоположность их речевых манер.
Как естественник Базаров использует в речи научную терминологию. В отличие от Павла Петровича, который употребляет иностранные слова и выражения для шика или в силу старых дворянских традиций и причуд, Базаров прибегает к латинским выражениям как к необходимой принадлежности языка научного, как к обычной терминологии естественника-медика. Так, он по-латыни называет жука dytiscus marginatus, мускул - vastus externus. Но латинская лексика в устах Базарова выполняет и полемическую роль, например, когда он высмеивает французоманию Павла Петровича и других дворян. Не случайно в XXIV главе Базаров употребляет латинское выражение именно после французского изречения Павла Петровича "А bon entendeur, salut!" (имеющий уши да слышит!). Отвечая Павлу Петровичу, Базаров объясняет, почему он говорит по-латыни: " - О, я не сомневаюсь в том, что мы решились истреблять друг друга; но почему же не посмеяться и не соединить utile dulci (полезное с приятным). Так-то: вы мне по-французски, а я вам по-латыни". Базаров пародирует салонный стиль речи либералов старого времени: когда Павел Петрович, изъясняясь чиновничьим слогом Александровского времени, говорит Базарову: "Соблаговолите выбрать" (пистолеты), Базаров отвечает ему в тон: "Соблаговоляю".
Таким образом, характеры обоих противников раскрываются не только в их поведении, но и в речи. Язык выступает как главное характерологическое средство, создающее представление о внутреннем облике героя, выражающее основные взгляды автора на построение речи персонажей.
Широкий диапазон многочисленных речевых средств, которыми пользовался Тургенев: косноязычная речь, вульгаризмы и иностранная лексика, искусно вкрапленные в повествование и в диалоги, просторечно-фольклорные элементы, саморазоблачительные тирады героев, многочисленные виды повторов, риторических вопросов и восклицаний, перекрещивающиеся планы повествования, нагнетание местоимений, играющих роль усилителя, а также употребление смысловых антитез - все это дает основание утверждать, что Тургенев умножил и развил стилевое богатство русской художественной речи и всем своим творчеством блестяще доказал, что русский язык - это могущественное орудие, которое в руках умелых "в состоянии совершать чудеса" (С. XIV, 108). В статье "По поводу "Отцов и детей" писатель оставил молодым литераторам замечательный завет: "Берегите наш язык, наш прекрасный русский язык, этот клад, это достояние, переданное нам нашими предшественниками, в челе которых блистает опять-таки Пушкин!" (С. XIV, 108). Тургеневский вклад в развитие русского литературного языка был не только высоко оценен, но и творчески использован писателями, продолжившими его линию в русской литературе. Такие крупные художники слова, как Короленко, Чехов, Бунин, Паустовский, опираясь на тургеневскую поэтику, обогатили русский литературный язык новыми средствами образности, в числе которых немалую роль играли лексика и фразеология, мелодика и ритмика. Эту преемственность классиков еще предстоит изучать как литературоведам, так и лингвистам.