Случалось участливо заглянуть в лицо беспомощного, подавленного горем бедняка

Глава XXII
Настала роковая пятница, и Дженни оказалась перед лицом новых серьезных затруднений,
осложнивших ее скромное существование.
Выбора нет, думала она.
Жизнь не удалась.
К чему сопротивляться дальше?
Если бы она могла сделать счастливыми всех своих близких, дать образование Весте, скрыть свое
прошлое и самое существование Весты — быть может… быть может… ведь бывает же, что богатые
люди женятся на бедных девушках, а Лестер такой добрый, и она, конечно, нравится ему.
В семь утра она пошла к миссис Брейсбридж; в полдень попросила разрешения уйти под предлогом,
что надо помочь матери, и направилась в отель.
Лестер уехал из Цинциннати на несколько дней раньше, чем рассчитывал, и потому не получил ответа
Дженни; он явился в Кливленд хмурый и недовольный всем светом.
У него еще теплилась надежда, что письмо Дженни ждет его в отеле, но там не было от нее ни
строчки.
Лестер был не из тех людей, которые легко отчаиваются, но сегодня он приуныл и, мрачный,

---

поднялся в свою комнату, чтобы переодеться.
После ужина он попытался развлечься игрой на бильярде и расстался с приятелями лишь после того,
как выпил много больше обычного.
На другое утро он поднялся со смутной мыслью махнуть рукой на это дело, но время шло,
приближался назначенный час, и Лестер решил, что, пожалуй, надо бы подождать.
А вдруг Дженни еще придет.
Итак, за четверть часа до назначенного срока он спустился в гостиную.
Какова же была его радость, когда он увидел Дженни, — она сидела и ждала, и это был знак, что она
покорилась.
Лестер быстро подошел к ней, довольный, радостный, улыбающийся.
— Все-таки пришла! — сказал он, глядя на нее как человек, который вновь обрел утраченное
сокровище.
— Почему же ты не написала мне?
Ты так упорно молчала, я уж решил, что ты и знать меня не хочешь.
— Я писала, — ответила Дженни.
— Куда?
— По тому адресу, который вы мне дали.
Я написала три дня назад.
— А, вот в чем дело: письмо меня уже не застало.
Надо было написать раньше.
Ну, как ты живешь?
— Хорошо, — ответила Дженни.
— Что-то не похоже.
У тебя усталый вид.
Что случилось, Дженни?
Как дома, все в порядке?
Лестер задал этот вопрос совершенно случайно.
Он сам не знал, почему спросил об этом.
Но его вопрос помог Дженни заговорить о том, что больше всего ее волновало.
— Отец болен, — сказала она.
— А что с ним?
— Ему обожгло руки на фабрике.
Мы ужасно перепугались.

---

Наверно, он уже никогда не будет свободно владеть руками.
Дженни замолчала, и лицо ее выразило всю глубину ее отчаяния; Лестер понял, что она в
безвыходном положении.
— Мне очень жаль, — сказал он.
— Право, жаль.
Когда это случилось?
— Почти три недели назад.
— Да, плохо.
А все-таки давай позавтракаем.
Я хочу с тобой поговорить.
С тех пор как я уехал, мне все хотелось узнать, как живет твоя семья.
Он повел Дженни в ресторан и выбрал там уединенный столик.
Стараясь развлечь ее, он предложил ей заказать завтрак, но Дженни была слишком озабочена и
застенчиво, и ему пришлось самому заняться меню.
Покончив с этим, он весело повернулся к ней.
— Ну, Дженни, я хочу, чтоб ты рассказала мне все о своей семье.
Я кое-что понял в прошлый раз, а теперь мне надо как следует во всем разобраться.
Ты говоришь, твой отец стеклодув.
Теперь ему придется бросить свою профессию, это ясно.
— Да, — сказала Дженни.
— Сколько в семье детей, кроме тебя?
— Пятеро.
— Ты старшая?
— Нет, старший Себастьян.
Ему двадцать два года.
— Чем он занимается?
— Он продавец в табачном магазине.
— Не знаешь сколько он зарабатывает?
— Кажется, двенадцать долларов, — додумав, ответила Дженни.
— А другие дети?
— Марта и Вероника не работают, они еще маленькие.
Джордж работает посыльным в магазине Уилсона.

---

Он получает три с половиной доллара.
— А ты сколько получаешь?
— Я — четыре.
Лестер помолчал, подсчитал в уме, сколько же у них есть на жизнь.
— Сколько вы платите за квартиру? — спросил он.
— Двенадцать долларов.
— Мать, наверно, уже не молода?
— Ей скоро пятьдесят.
Он задумчиво вертел вилку.
— Сказать по правде, Дженни, я примерно так себе это и представлял, — произнес он наконец.
— Я много думал о тебе.
Теперь мне все ясно.
У тебя есть только один выход, и он не так уж плох, если только ты доверишься мне.
Он помолчал, ожидая вопроса, но Дженни ни о чем не спросила.
Она была поглощена своими заботами.
— Ты не хочешь знать, какой выход? — спросил он.
— Хочу, — машинально ответила она.
— Это я, — сказал Лестер.
— Позволь мне помочь вам.
Я хотел сделать это в прошлый раз.
Но теперь ты должна принять мою помощь, слышишь?
— Я думала, что до этого не дойдет, — просто сказала Дженни.
— Я знаю, что ты думала, — возразил он.
— Забудь об этом.
Я позабочусь о твоей семье.
И сделаю это сейчас же, не откладывая.
Он вытащил кошелек и достал несколько десяти — и двадцатидолларовых бумажек — всего двести
пятьдесят долларов.
— Возьми, — сказал он.
— Это только начало.
Я буду заботиться о том, чтобы и впредь твоя семья была обеспечена.
Дай-ка руку.

---

— Нет, нет! — воскликнула Дженни.
— Не надо так много.
Не давайте мне столько.
— Не спорь, — сказал Лестер.
— Ну-ка, давай руку.
Покоряясь его взгляду, Дженни протянула руку, он вложил в нее деньги и слегка сжал ее пальцы.
— Держи, детка. Я люблю тебя, моя прелесть.
Я не желаю, чтобы ты нуждалась и твои родные тоже.
Дженни закусила губу и с немой благодарностью смотрела на Кейна.
— Не знаю, как вас благодарить, — наконец сказала она.
— И не надо, — ответил Лестер.
— Поверь, это я должен благодарить тебя.
Он замолчал и посмотрел на нее, очарованный ее красотой.
Она не поднимала глаз, ожидая, что же будет дальше.
— Почему бы тебе не бросить работу? — спросил Лестер.
— Ты была бы весь день свободна.
— Я не могу, — ответила она.
— Папа не разрешит.
Он ведь знает, что я должна зарабатывать.
— Это, пожалуй, верно, — сказал Лестер.
— Но что толку в твоей работе?
Господи?
Четыре доллара в неделю.
Я с радостью давал бы тебе в пятьдесят раз больше, если б думал, что ты сумеешь воспользоваться
этими деньгами.
Он рассеянно барабанил пальцами по столу.
— Не могу, — сказала Дженни.
— Я и с этими-то деньгами не знаю, как быть.
Мои догадаются.
Придется все рассказать маме.
По тому, как она это сказала, Лестер заключил, что мать и дочь очень близки, раз Дженни может
сделать матери такое признание.

---

Он отнюдь не был черствым человеком, и это его тронуло.
Но он вовсе не собирался отказаться от своих намерений.
— Насколько я понимаю, есть только один выход, — мягко продолжал он.
— Тебе не пристало быть горничной.
Это недостойно тебя.
Я против этого.
Брось все, и поедем со мной в Нью-Йорк; я о тебе позабочусь.
Я люблю тебя и хочу, чтоб ты была моей.
И тебе не придется больше тревожиться о родных.
Ты сможешь купить им славный домик и обставить его по своему вкусу.
Разве тебе этого не хочется?
Он замолчал, и Дженни сразу подумала о матери, о своей милой маме.
Всю жизнь миссис Герхардт только и говорила об этом — о таком вот славном домике.
Как она была бы счастлива, будь у них дом побольше, хорошая мебель, сад.
В таком доме она будет избавлена от забот о квартирной плате, от неудобной ветхой мебели, от
унизительной бедности, — она будет так счастлива!
Пока Дженни раздумывала об этом, Лестер, зорко следивший за нею, понял, что задел в ней самую
чувствительную струну.
Это была удачная мысль — предложить ей купить приличный дом для родных.
Он подождал еще несколько минут, потом сказал:
— Так ты разрешишь мне это сделать?
— Это было бы очень хорошо, — сказала Дженни. — Но сейчас это невозможно.
Я не могу уехать из дому.
Папа захочет точно знать, куда я еду.
Что я ему скажу?
— Почему бы не сказать, что ты едешь в Нью-Йорк с миссис Брейсбридж? — предложил Лестер.
— Против этого никто не может возразить, верно?
— Да, если дома не узнают правду, — удивленно глядя на него, сказала Дженни.
— А вдруг узнают?
— Не узнают, — спокойно ответил Лестер.
— Они не в курсе дел миссис Брейсбридж.
Мало ли хозяек, уезжая надолго, берут с собой горничных.

---

Просто скажи, что тебе предложили поехать, что ты должна ехать, — и мы уедем.
— Вы думаете, это можно? — спросила он.
— Конечно, — ответил Лестер.
— А что тут такого?
Поразмыслив, Дженни решила, что это, пожалуй, выполнимо.
А потом ей пришло в голову; вдруг близость с этим человеком снова кончится для нее материнством?
Какая это трагедия — дать жизнь ребенку… Нет, она не может пойти на это снова, во всяком случае
не так опрометчиво, как в первый раз.
Она не могла заставить себя рассказать ему о Весте, но она должна сообщить ему об этом неодолимом
препятствии.
— Я… — начала она и остановилась, не в силах продолжать.
— Ты?.. — повторил Лестер.
— А дальше что?
— Я… — И Дженни снова умолкла.
Лестера восхищала ее застенчивость, ее нежные, робкие губы, не решавшиеся выговорить нужное
слово.
— Ну что ж? — спросил он ободряюще.
— Ты просто прелесть.
Ты боишься мне сказать?
Рука Дженни лежала на столе.
Лестер наклонился и положил на нее свою сильную смуглую руку.
— Мне никак нельзя иметь ребенка, — вымолвила наконец Дженни, опустив глаза.
Он пристально смотрел на нее и чувствовал, что ее подкупающая искренность, достоинство, которое
она сохраняла даже в столь трудных, неестественных условиях, ее умение просто, непосредственно
принимать важнейшие жизненные явления необычайно возвышают ее в его глазах.
— Ты необыкновенная девушка, Дженни, — сказал он.
— Ты просто чудо.
Но не беспокойся.
Это можно уладить.
Тебе незачем иметь ребенка, раз ты не хочешь, да и я тоже этого не хочу.
На смущенном, покрасневшем лице Дженни отразилось недоумение.
— Да, да, — сказал Лестер.
— Ведь ты мне веришь?
Я знаю, что говорю, понятно тебе?

---

— Д-да, — с запинкой ответила она.
— Ну вот.
Во всяком случае я не допущу, чтобы с тобой произошло что-нибудь плохое.
Я увезу тебя отсюда.
И потом я вовсе не желаю никаких детей.
Сейчас они мне не доставили бы ни малейшего удовольствия.
Предпочитаю с этим подождать.
Но ничего такого и не будет, пускай это тебя не тревожит.
— Хорошо, — чуть слышно ответила она.
Ни за что на свете не решилась бы она сейчас встретиться с ним взглядом.
— Послушай, Дженни, — сказал Лестер немного погодя.
— Ведь ты меня любишь, верно?
Неужели я стал бы тебя упрашивать, если бы не любил, как по-твоему?
Я из-за тебя прямо голову потерял, это чистая правда.
Просто пьян от тебя, как от вина.
Ты должна уехать со мной.
Должна, и поскорее.
Я знаю, дело в твоих родных, но это можно уладить.
Поедем со мной в Нью-Йорк.
А после что-нибудь придумаем.
Я познакомлюсь с твоими родными.
Мы сделаем вид, что я ухаживаю за тобой, — все, что хочешь, только поедем не откладывая.
— Но ведь не сейчас же? — спросила Дженни почти с испугом.
— Если можно, завтра.
На худой конец в понедельник.
Ты это устроишь.
Что тебя смущает? Ведь если бы миссис Брейсбридж предложила тебе поехать, тебе пришлось бы
живо собраться, и никто бы слова не сказал.
Разве нет?
— Да, — подумав, подтвердила она.
— Тогда за чем же дело стало?
— Всегда так трудно, когда приходится говорить неправду, — задумчиво сказала Дженни.

---

— Знаю, а все-таки ты можешь поехать.
Верно?
— Может, вы немножко подождете? — попросила Дженни.
— Это все так неожиданно.
Я боюсь.
— Ни дня не стану ждать, детка.
Разве ты не видишь, что я не в силах больше ждать?
Посмотри мне в глаза.
Поедем?
— Хорошо, — ответила она печально, и все же странное чувство нежности к этому человеку
шевельнулось в ее душе.
— Поедем.