Случалось участливо заглянуть в лицо беспомощного, подавленного горем бедняка

Глава XXIII
С отъездом все уладилось гораздо легче, чем можно было ожидать.
Дженни решила сказать матери всю правду, а отцу можно было сообщить только одно: миссис
Брейсбридж уезжает и хочет, чтобы Дженни ее сопровождала.
Отец, конечно, начнет расспрашивать, но едва ли у него возникнут какие-либо сомнения. В этот день
по дороге домой Дженни зашла с Дестером в универсальный магазин, и Лестер купил ей сундук,
немоден, дорожный костюм и шляпу.
Он был очень горд своей победой.
— Когда приедем в Нью-Йорк, я куплю тебе что-нибудь получше, — сказал он.
— Ты еще сама не знаешь себе цены, на тебя все станут оглядываться.
Он распорядился, чтобы покупки сложили в сундук и отправили к нему в отель.
Затем уговорился с Дженни, что в понедельник перед отъездом она придет в отель и переоденется.
Вернувшись домой, Дженни застала мать в кухне, и та, как всегда, обрадовалась ей.
— У тебя был трудный день? — ласково спросила миссис Герхардт.
— Ты, мне кажется, очень устала.
— Нет, — сказала Дженни, — я не устала.
Не в этом дело.
Просто я не совсем себя хорошо чувствую.
— Что-нибудь случилось?
— Ах, мамочка, я должна тебе сказать… Это так трудно…
Она замолчала, вопросительно глядя на мать, потом отвела глаза.

---

— Ну, что такое? — встревоженно спросила миссис Герхардт.
Их уже постигло столько несчастий, что она все время жила в ожидании какой-нибудь новой беды.
Ты потеряла место?
— Нет, — ответила Дженни, стараясь не выдать волнения, — но я собираюсь уйти.
— Да не может быть! — воскликнула мать.
— Почему?
— Я уезжаю в Нью-Йорк.
Миссис Герхардт изумленно раскрыла глаза.
— Что вдруг? Когда ты решила?
— Сегодня.
— Ты это всерьез?
— Да, мамочка.
Послушай.
Я хочу кое-что тебе рассказать.
Ты же знаешь, как нам трудно живется.
Нам все равно никак не поправить наши дела.
А сейчас нашелся такой человек, который хочет нам помочь.
Он говорит, что любит меня, и хочет, чтоб я в понедельник уехала с ним в Нью-Йорк.
Я решила ехать.
— Нет, Дженни, ни за что! — воскликнула мать.
— Как же ты можешь опять пойти на такое!
Подумай об отце!
— Я уже обо всем подумала, — твердо сказала Дженни.
— Так будет лучше.
Он хороший человек, я знаю.
И у него много денег.
Он хочет, чтоб я поехала с ним, и я поеду.
А когда вернемся, он купит для нас новый дом и вообще станет помогать.
Ты же сама знаешь, на мне никто не женится.
Пускай будет так.
Он меня любит.
И я его люблю.

---

Почему бы мне не поехать.
— А он знает про Весту? — осторожно спросила миссис Герхардт.
— Нет, виновато ответила Дженни.
— Я думаю, лучше ему не говорить.
Я постараюсь ее в это не вмешивать.
— Боюсь, ты наживешь себе беду, Дженни.
Неужто ты думаешь, что это никогда не откроется?
— Я думала, может, она поживет здесь, с вами, пока ей не пора будет в школу, — сказала Дженни.
— А потом я, наверно, смогу отправить ее куда-нибудь учиться.
— Так-то так, — согласилась мать. — Но, может быть, все-таки лучше сказать ему сразу?
Он будет только лучшего мнения о тебе, если ты скажешь правду.
— Не в этом дело.
Дело в Весте, — горячо сказала Дженни.
— Я не хочу вмешивать ее во все это.
Миссис Герхардт покачала головой.
— Где ты с ним познакомилась? — спросила она.
— У миссис Брейсбридж.
— Давно?
— Да уже почти два месяца.
— И ты ни разу ни слова про него не сказала, — упрекнула ее миссис Герхардт.
— Я не знала, что он так ко мне относится, — виновато сказала Дженни.
— А может, обождешь? Почему бы ему сперва не зайти к нам? — спросила мать.
Тогда все будет гораздо проще.
Ведь все равно, если ты уедешь, отец узнает правду.
— Я хочу сказать, что уезжаю с миссис Брейсбридж.
Тогда папа не станет возражать.
— Да, пожалуй, — в раздумье согласилась мать.
Они молча смотрели друг на друга.
Миссис Герхардт пыталась нарисовать в своем воображении этого нового, удивительного человека,
который вошел теперь в жизнь Дженни.
Он богат. Он хочет увезти Дженни. И хочет купить им хороший дом.
Прямо как в сказке!

---

— И вот что он мне дал, — прибавила Дженни, каким-то чутьем угадывавшая мысли матери.
Она достала двести пятьдесят долларов, которые были спрятаны у нее на груди, и вложила их в руки
миссис Герхардт.
Та в изумлении уставилась на деньги.
В этой пачке зеленых и желтых бумажек заключалось избавление от всех забот — о еде, одежде, угле,
плате за квартиру.
Если в доме будет много денег, Герхардту не придется так убиваться из-за того, что с обожженными
руками он не может работать; Джорджу, Марте и Веронике можно будет накупить хороших вещей —
им так этого хочется!
Дженни приоденется. Веста получит образование.
— Ты думаешь, он когда-нибудь на тебе женится? — спросила наконец мать.
— Не знаю, — ответила Дженни. — Может быть.
Я знаю только, что он меня любит.
— Что ж, — помолчав, сказала миссис Герхардт, — если ты думаешь сказать отцу, что уезжаешь, так
не откладывай.
Ему и без того это покажется очень странным.
Дженни поняла, что победа осталась за нею.
Сила обстоятельств заставила мать примириться со случившимся.
Она огорчена, но все-таки ей уже кажется, что может быть, это и к лучшему.
— Я помогу тебе, — со вздохом сказала она дочери.
Миссис Герхардт было нелегко солгать, но она солгала с таким непринужденным видом, что усыпила
все подозрения мужа.
Новость сообщили детям, все оживленно обсуждали ее, а когда затем и Дженни повторила эту
выдумку отцу, все вышло довольно естественно.
— И надолго ты едешь? — осведомился он.
— Недели на две, на три, — ответила Дженни.
— Это приятное путешествие, — сказал Герхардт.
— Я побывал в Нью-Йорке в тысяча восемьсот сорок четвертом году.
Тогда это был совсем маленький городок, не то, что теперь.
В глубине души он был очень рад, что Дженни так повезло.
Как видно, хозяйка ею довольна.
Настал понедельник; рано утром Дженни простилась с родными и пошла в отель «Дорнтон», где ее
ждал Лестер.
— Вот и ты! — весело воскликнул он, встретив ее в дамской гостиной.
— Да, — просто ответила она.

---

— Ты — моя племянница, — продолжал Лестер.
— Я заказал для тебя смежный номер.
Сейчас я пошлю за ключом, и ты переоденешься.
Когда будешь готова, я отправлю твой багаж на вокзал.
Поезд отходит в час.
Дженни пошла переодеться, а Лестер, не зная, как убить время, читал, курил и наконец постучался к
ней.
Она уже успела переодеться и тотчас открыла ему.
— Ты очаровательна, — сказал он с улыбкой.
Она опустила глаза, на душе у нее было тяжело и неспокойно.
Ей пришлось столько хитрить, лгать, волноваться, чтобы сыграть свою роль, — все это давалось
нелегко.
Лицо у нее было усталое, измученное.
— Неужели ты огорчена? — спросил Лестер, внимательно глядя на нее.
— Н-нет, — ответила Дженни.
— Ну-ну, детка, не надо так.
Все будет хорошо.
Он обнял ее и поцеловал, и они сошли вниз.
Он поразился, увидев как она хороша даже в этом скромном наряде — лучшем, какой ей когда-либо
доводилось надевать.
Они быстро доехали до вокзала.
Кейн заказал места заранее, чтобы приехать к самому отходу поезда.
Они уселись в купе пульмановского вагона, и Лестера охватило чувство величайшего удовлетворения.
Жизнь предстала перед ним в самом розовом свете.
Дженни рядом.
Он добился того, чего хотел.
Хорошо, если бы всегда все так удавалось.
Поезд тронулся, и Дженни стала задумчиво смотреть в окно.
За окном потянулись бесконечные поля, мокрые и побуревшие под холодным дождем; по осеннему
голые леса; среди плоских равнин мелькали фермы — домики с невысокими крышами словно
старались плотнее прижаться к земле.
Поезд проносился мимо крохотных деревушек, — это были просто кучки белых, желтых, бурых лачуг,
их кровли почернели от дождя и непогоды.
Один домик напомнил Дженни старый дом Герхардтов в Колумбусе; она закрыла глаза платком и тихо

---

заплакала.
— Ты плачешь, Дженни? — сказал вдруг Лестер, отрываясь от письма, которое он читал.
— Полно, полно, — продолжал он, видя, что она вся дрожит.
— Так не годится.
Будь умницей.
Что толку в слезах?
Она не отвечала, и Лестер невольно посочувствовал этому глубокому немому горю.
— Не плачь, — успокаивал он ее. — Я ведь сказал тебе, все будет хорошо.
Не тревожься ни о чем.
Дженни с усилием взяла себя в руки и стала вытирать глаза.
— Не надо так расстраиваться, — продолжал Лестер.
— От этого только хуже.
Я понимаю, тебе тяжело уезжать из дому, но слезами тут не поможешь.
И ведь ты не навсегда уезжаешь.
Ты же скоро вернешься.
И ты меня любишь, правда, детка?
Я что-нибудь для тебя значу?
— Да, — ответила Дженни, силясь улыбнуться.
Лестер снова стал читать письма, а Дженни задумалась о Весте.
Ей было не по себе от сознания, что у нее есть такая тайна от человека, который уже стал ей дорог.
Она знала, что должна рассказать Лестеру о ребенке, но одна мысль об этом заставляла ее
содрогаться.
Быть может, когда-нибудь она найдет в себе достаточно мужества, чтобы ему признаться.
«Я должна ему сказать, — с волнением думала она; на нее вдруг нахлынуло сознание всей
серьезности этого долга.
— Если я сразу не признаюсь и мы станем жить вместе, а потом он все узнает, он мне никогда не
простит.
Он может меня выгнать — а куда я пойду?
У меня нет больше дома.
Что мне тогда делать с Вестой?»
Она обернулась и посмотрела на Лестера, охваченная ужасным предчувствием, но перед нею был
всего лишь солидный, холеный мужчина, погруженный в чтение писем, — ни в его свежевыбритом
розовом лице, ни во всей фигуре, которая так и дышала довольством, не было ничего грозного,
напоминающего разгневанную Немезиду.

---

Едва Дженни успела отвести глаза, Лестер, в свою очередь, посмотрел на нее.
— Ну что, оплакала все свои грехи? — весело спросил он.
Она ответила слабой улыбкой. Намек нечаянно попал в цель.
— Надеюсь, — сказала она.
Он заговорил о другом, а Дженни смотрела в окно и думала, как хорошо бы сейчас сказать ему правду
— и вот ничего не выходит.
«Нельзя откладывать надолго», — подумала она, утешая себя мыслью, что, может быть, скоро
соберется с духом и все ему расскажет.
На другой день они прибыли в Нью-Йорк, и перед Лестером встал серьезный вопрос: где
остановиться?
Нью-Йорк — большой город, маловероятно, чтобы он встретил здесь знакомых, но Лестер предпочитал
не рисковать.
Поэтому он велел кучеру отвезти их в один из самых изысканных отелей и снял номер из нескольких
комнат, где им предстояло провести недели две-три.
Обстановка, в которую теперь попала Дженни, была столь необычна, столь ослепительна, что ей
казалось, будто она перенеслась в какой-то иной мир.
Кейн не любил дешевой, кричащей роскоши.
Он всегда окружал себя простыми и изящными вещами.
Он сразу понял, что нужно Дженни, и все выбирал для нее заботливо и со вкусом.
И Дженни, истая женщина, от души радовалась красивым нарядам и прелестным безделушкам,
которыми он ее осыпал.
Неужели это Дженни Герхардт, дочь прачки, спрашивала она себя, видя в зеркале стройную фигуру в
синем бархатном платье с золотистым французским кружевом у ворота и на рукавах.
Неужели это ее ноги обуты в легкие изящные туфельки, стоящие десять долларов, ее руки в
сверкающих драгоценных камнях?
Просто чудо, что на нее свалилось такое богатство!
И Лестер обещал, что и на долю ее матери тоже кое-что достанется.
Слезы выступали на глазах Дженни, когда она думала об этом.
Милая, дорогая мама!
Лестеру доставляло большое удовольствие наряжать ее так, чтобы она была по-настоящему достойна
его.
Он пустил в ход все свои способности — и результат превзошел его самые смелые ожидания.
В коридорах, в ресторанах, на улице люди оборачивались и провожали его спутницу взглядом.
— Потрясающая женщина! — слышалось со всех сторон.
Несмотря на то, что положение Дженни так резко изменилось, это не вскружило ей голову и она не
утратила здравого смысла.

---

У нее было такое чувство, словно жизнь осыпала ее своими дарами лишь на время, а потом опять все
отнимет.
Ей не свойственно было мелкое тщеславие.
Лестер убеждался в этом, наблюдая за нею.
— Ты замечательная женщина, — говорил он.
— Ты еще будешь блистать.
До сих пор жизнь не слишком баловала тебя.
Его заботила мысль о том, как объяснить эту новую связь родным, если они что-нибудь прослышат.
Он уже подумывал снять дом в Чикаго или в Сент-Луисе, но удастся ли сохранить все в тайне?
Да и хочется ли ему делать из этого тайну?
Он был почти убежден, что по-настоящему, искренне любит Дженни.
Когда подошло время возвращаться, Лестер стал обсуждать с Дженни дальнейший план действий.
— Постарайся представить меня отцу как знакомого, — говорил он.
— Так будет проще.
Я зайду к вам.
И потом, когда ты ему скажешь, что мы хотим пожениться, это его не удивит.
Дженни подумала о Весте и внутренне содрогнулась.
Но, может быть, удастся уговорить отца молчать.
Лестер дал Дженни дельный совет; сберечь старое кливлендское платье, чтобы она могла вернуться в
нем домой.
— Об остальных вещах не беспокойся, — сказал он.
— Я их сохраню до тех пор, пока мы не устроимся по-настоящему.
Все уладилось очень легко и просто: Лестер был отличный стратег.
Пока они были в Нью-Йорке, Дженни почти каждый день писала домой и вкладывала в эти письма
коротенькие записочки, которые предназначались только для матери.
Однажды она сообщила, что Лестер хочет побывать у них, и просила миссис Герхардт подготовить к
этому отца; рассказать ему, что она встретила человека, который ее полюбил.
Она писала о трудностях, связанных с Вестой, и мать сразу стала строить планы, как заставить
Герхардта держать язык за зубами.
Надо, чтоб на этот раз все шло гладко.
Надо дать Дженни возможность устроить свою судьбу.
Наконец Дженни приехала, и все обрадовались ей.
Разумеется, она не могла вернуться к прежней работе, но миссис Герхардт объяснила мужу, что
миссис Брейсбридж заплатила Дженни за две недели вперед, чтобы она могла подыскать себе место

---

получше, с более высоким жалованьем.