Советская этнография, 1973, №2, стр. 83-95

Российская историография

Российская наука того времени существенно отличалась от представленной западной. По словам Л.Н. Гумилева, кочевники для европейцев явление настолько экзотическое, что они не смогли существенно приподняться над источниками в процессе их анализа. «Поэтому связь событий от них ускользает, а иногда события интерпретируются с китайской точки зрения» /Гумилев, 1967, с.93/. Ближе к решению кочевниковедческой проблематики, по его мнению, подошла русская школа номадологии. «Ученые русской школы настолько сроднились с Центральной Азией, что научились смотреть на ее историю «раскосыми и жадными» глазами степняков. Благодаря этому наши ученые уловили много нюансов, ускользавших от западных европейцев, и создали своеобразный аспект изучения кочевого мира» /Гумилев, 1967, с. 94/.
В российской историографии того времени (а именно вторая половина XIX в.- начало XX в.) стоит выделить трех ученых вплотную занимавшихся исследованием кочевых народов. Это В.В. Радлов, В.В. Бартольд, Н.А. Аристов. Главное отличие отечественных ученых указанного периода, от западных, это наличие исследовательского опыта в полевых условиях. Грубо говоря, они делали свои выводы исходя из этнографического материала, а не производили умозрительных заключений, как зарубежные авторы.
Такие понятия, как чиновник, народ, область, собственность, в своей работе, посвященной истории уйгуров В.В.Радлов, имели в жизни степняков совсем иное значение, чем у земледельческих народов. При неблагоприятных условиях стада у кочевников уменьшались, при благоприятных же, напротив, увеличивались. «Неравенство собственности» выражалось в том, что богатый скотовод, кочуя, занимал больше пространства. Социальная организация кочевников имела сложную структуру: семья, подплемя, племя, орда. При этом богатым семьям было невыгодно кочевать с большими стадами и они разделяли свой скот на несколько аулов летом. Этот скот пасли зависимые «клиенты». О хане В.В. Радлов писал, что «чем больше выгод доставляет он своим подданным, тем самостоятельнее становится и его власть и тем значительнее собирается вокруг него государство».
В работе «Обозрение истории тюркских народов» В.В.Бартольд очень похвально отозвался о изложении В.В. Радловым образа политической жизни номадов. «Главный вывод Радлова, который надо помнить и который труднее всего усваивается европейцами, — писал он, — это то, что … у кочевников… юридической определенности нет и всякая власть в действительности является узурпацией» /Бартольд, 1968, с.27/. Однако далее В.В. Бартольд критически отозвался об использовании В.В. Радловым так называемой «родовой теории», т.е. за то, что тот все изменения в степи объясняет усилением и ослаблением отдельных родов. За это же он критиковал и Н.А. Аристова, который становление государств и империй у кочевников связывал только с усилением власти какого-либо рода и хана.
Сам В.В. Бартольд полагал, что наряду с делением у кочевников на различные племена и родовые подразделения существовало и различие между богатыми и бедными с вытекающим отсюда антагонизмом сословий. В обычных условиях жизни «можно говорить только об общественном, но не о государственном строе» и лишь «в короткое время возникает не только сильная государственная власть, но и представления о великодержавном могуществе… для сколько-нибудь прочного существования кочевой империи необходимо, чтобы ее глава или путем набегов, или путем завоеваний давал своим подданным богатства культурных стран /Бартольд, 1964, ч.2, с.27- 28/.