Специальность: 5111300 «Русский язык и литература в иноязычных группах» курсовая работа языкознания особенности произведений м. Булгакова

1.2 Историческая и культурная обстановка периода советской художественной литературы 1920-х годов.
В литературе часто происходит такое обстоятельство, что хронологические рамки периода не совпадают с годами, которые вынесены в название. Так получается и с литературой 20-х годов: ее начало происходит на несколько лет раньше – с 1917 года. Литература советского периода формируется в достаточно сложных и крайне неблагоприятных общественных и исторических условиях: это Февральская и Октябрьская революции 1917 года, Гражданская война, период разрухи, голода, нэпа, репрессии большевиков, массовая эмиграция интеллигенции. Все это нашло отражение в культурной и исторической обстановке страны.
Революция 1917 года в полной мере отразилась на русской литературе: государство берет под контроль все искусство. Эта эпоха отличается сильной политизацией. Настолько значимая воспитательная роль социума еще никогда не отводилась в литературе – ни до советского времени, ни после. «Воспитывание литературой, целенаправленное формирование человеческого сознания было средством создания инструментов, орудий строительства нового мира» [19]. Также это отражается и на культуре Советской России, которая «утратила собственное назначение, превратившись в спецкультуру (социалистическую) как духовный придаток власти» [19]. 
Какую цену заплатила страна за этот период, трудно даже представить. Дело в том, что, невзирая на трудности, это в то же время и годы необыкновенного эмоционального и духовного подъема. Люди поверили в то, что можно жить иначе, поверили в справедливость, изъявили желание строить новую страну, даже несмотря на то, что не работали фабрики и заводы, и была разруха. Книги почти не выпускались, разве что только учебники и пропагандистская литература.
После революции 1917 года людей преследовало настроение, характеризующее разрушение государства и культуры. Некоторые писатели приняли революцию и даже «воспевали» ее, другие же отнеслись к этим событиям крайне негативно. Для многих революция выступила в форме своеобразного нового культурного этапа в жизни страны.
«В год образования СССР (1922) крупнейший критик Александр Константинович Воронский, затем идейный вдохновитель группы «Перевал», одним из первых ввел термин «советская литература» [1, с. 9]. Теперь основополагающее в литературе – это польза для общества. «Концептуальные основания выдвижения прагматического аспекта «литературного производства» в качестве абсолютно доминирующего были заложены в трудах В. И. Ленина, приписывавших культуре утилитарно-пропагандистское назначение» [1, с. 9]. Фактически перед СССР ставилась и решалась задача, которая заключалась в создании государственной литературы, которая была бы выполнена по государственному заказу.
На 1922 год приходится создание Главного управления по делам литературы и издательств (Главлит) – центральный цензурный орган, который контролировал весь издательский процесс, включая и выпуск художественной литературы и печатной прессы. В начале основной задачей Главлита было корректировать деятельность частных и кооперативных издательств, которые были активны в начале 1920-х годов.
«В 1925 году государственное регулирование литературы ужесточается. В это время была принята резолюция ЦК РКП(б) «О политике партии в области художественной литературы», декларировавшая необходимость внедрения социалистической идеологии в литературную сферу. Навязанная властью политика централизации и унификации литературного процесса создавала серьезную преграду для независимого литературного творчества, в том числе для существования многочисленных группировок и литературных объединений, столь типичных для первой половины 1920-х годов, во многом продолжавших традицию Серебряного века» [1, с. 10].
Несмотря на то, что государство всеми силами пыталось подчинить себе всю идеологическую жизнь страны, в 20-е годы правительство еще не выработало отлаженный механизм такого подчинения. В революционной атмосфере относительной свободы вместо ожидаемого появления писателей-коммунистов появляется ряд отдельных литературных кружков. 
«<…> Характеризуя текущую литературную ситуацию, крупнейший русский филолог, представитель формальной школы литературоведения Б. М. Эйхенбаум в авторитетном двухнедельном журнале марксистской критики «На литературном посту» писал: «Литературная эволюция, еще недавно так резко выступавшая в динамике форм и стилей, как бы прервалась, остановилась. Литературная борьба потеряла свой прежний специфический характер: не стало прежней чисто литературной полемики, нет отчетливых журнальных объединений, нет резко выраженных литературных школ, нет, наконец, руководящей критики и нет устойчивого читателя. Каждый пишет как будто за себя, а литературные группировки, если они и есть, образуются по каким-то “нелитературным” признакам — по признакам, которые можно назвать литературно-бытовыми. <…>» [1, с. 12]. Писатели и поэты советского периода оказались в положении рабочего, который выполнял свои произведения по заказу государства и не имел вообще никаких прав писать о том, о чем ему хотелось бы высказаться. Тем самым, литературное творчество оказалось заложником государства.
После разрухи в стране поэты и писатели освоили жанр публичных выступлений перед своими читателями: мероприятия в кафе, на сцене, на эстраде. Отмечается появление огромного количества поэтических групп. В литературе 1920 гг. возникли новые поэтические течения: форм-либристы, люминисты, фуисты, неоклассики, «ничевоки», которые в своём манифесте писали и призывали: «Ничего не пишите! Ничего не читайте! Ничего не говорите! Ничего не печатайте» [6]. Собственно, последняя группа из перечисленных практически реализовала свои заветы. Но были объединения и более солидные, более серьёзные, которые оставили свой след в истории литературы, а, может быть, и в памяти читателей. Например, существовала группа пролетарских поэтов, вышедшая из так называемых пролеткультов – культурно-просветительских организаций, которые были созданы еще до Октябрьской революции. Пролетарские поэты – это выходцы из пролетарской среды, как правило; они писали громогласные революционные стихи, призывали к наступлению новой эры, новой эпохи, но при этом достаточно пренебрежительно относились к художественной форме: они были уверены, что главное – это высокореволюционное содержание, а форму можно заимствовать у других писателей, например, у А. А. Блока, у В. В. Маяковского, у А. С. Пушкина. Можно привести пример такого стихотворения В. Кириллова «Мы»:

«Мы несметные, грозные легионы Труда.

Мы победители пространства морей, океанов и суши,
Светом искусственных солнц мы зажгли города,
Пожаром восстаний горят наши гордые души.
Мы во власти мятежного, страстного хмеля;
Пусть кричат нам: «Вы палачи красоты»,
Во имя нашего Завтра - сожжем Рафаэля,
Разрушим музеи, растопчем искусства цветы» [9].

Другая, вполне хулиганская, но поэтическая группа этого же времени – это группа имажинистов. Мы знаем ее потому, что в ней долгое время состоял великий русский поэт С. А. Есенин. Имажинисты меняли названия улиц Москвы, присваивая им собственные имена; они расписывали частушками стены Страстного монастыря, но при этом писали стихи; очень много выступали, имели свой журнал «Гостиница для путешествующих в прекрасном». Но главным в поэтической программе имажинистов было понятие «имаж», т.е. образ. Действительно, имаж – это самовитый, изобретённый самим поэтом образ. Чем этот образ необычнее, страннее, тем лучше и ярче получается поэзия. Задача читателя, так или иначе, заключается в понимании этого образа, сам же поэт не затрудняет себя задачей его как-то объяснять. Ещё одна группировка под названием ЛЕФ (Левый фронт искусств), состоит в основном из поэтов и теоретиков предреволюционного футуризма во главе с В. В. Маяковским. Из других групп можно вспомнить, например, ОБЭРИУ (объединение реального искусства) со следующими представителями: Д. Хармс, А. Введенский, Н. Заболоцкий, Н. Олейников. Но она просуществовала недолго: было неподходящее время для такой игровой и абсурдной поэзии.

Литература претерпевает изменения не только в содержательном плане (появляются новые темы и проблемы, характеризующие исторический период), но и в структурном. «Революция 1917 года, война мировая и война гражданская заставили писателей искать новые художественные формы для того, чтобы выразить значительно, а у многих – кардинально изменившееся восприятие жизни» [16].
«В 20-е годы происходит «безраздельное торжество марксистско-ленинского учения, превращение литературы и искусства в институт воздействия на массы» [16]. Партийно-государственный контроль осуществлялся не только в сфере литературной деятельности, но и в духовной жизни общества. Задача партии состояла в том, чтобы сформировать человека-коммуниста, внедряя в массовое сознание людей общепринятую идеологию и диктатуру, которая была характерна для того времени.
Поэты Серебряного века тоже проявляют себя в эту эпоху, но пишут они гораздо меньше и реже. Если Серебряный век был поэтическим, достижения в области стихотворчества – вершина этого времени, то в 20-е гг. мы можем наблюдать преобладание в литературном творчестве прозаических произведений.
Наступила эпоха, которую не интересует жизнь отдельного человека, его проблемы, его внутренний мир. Она проявляет интерес к движениям масс, огромным, грандиозным преобразованиями, которые происходят в стране, поэтому 20-е гг. – это, прежде всего, время, когда одно за другим появляются произведения, авторы которых желают рассказать о революции, о Гражданской войне, о тех потрясениях, которые пришли в страну.
Для того, чтобы осмыслить эпоху, для того, чтобы показать ее во всей сложности, во всей полноте, нужна временная дистанция. Здесь события ещё не «отгремели». Например, А. Н. Толстой ждал долгие годы, чтобы осветить события войны 1812 года.
В первые годы после революции произведения, посвящённые теме революции и Гражданской войне, развиваются в двух формах. Первая из них – дневниковая (человек ведёт дневник, записывает свои впечатления, какие-то размышления); этот дневник становится не только документом эпохи, но и произведением об эпохе. Например, это такие произведения, как «Окаянные дни» И. Бунина, «Петербургский дневник» З. Гиппиус, «Взвихренная Русь» А. Ремизова, которые опубликованы в эмиграции, за рубежом и которые пришли в нашу страну гораздо позже. Другая форма – это форма хроники, когда автор день за днём описывает те события, которые происходят в том или ином месте: на фронтах, в столицах и т.д. Здесь нужно назвать первый советский роман «Два мира» В. Зазубрина (малоизвестного сибирского автора) или другой роман с мощным, грозным названием «Железный поток» А. Серафимовича.
Только в середине 20-х гг. появляются произведения, авторы которых отходят от очерковости, от объективизма и пытаются осмыслить эпоху, дать ее широкую картину, понять смысл событий, происходящих в это время. Это нашло отражение в книге И. Бабеля «Конармия» и романе А. Фадеева «Разгром». У произведений прослеживается разная судьба. Произведение А. Фадеева сразу было воспринято как высочайшее достижение советской литературы, доказательство правоты советской власти, мощи ее духа, было всячески прославлено. С книгой И. Бабеля дело обстояло сложнее. Она вызвала неоднозначную реакцию: кто-то признал эту книгу гениальной, другие же неоднозначно и негативно отнеслись к ней.
Не только современность интересовала писателей 20-х гг.: многие из них пытались заглядывать и в будущее. Например, известный прозаик Е. Замятин даже изобрел такое понятие, как «фантастический реализм», суть которого состоит в следующем: какой смысл изображать завтрашний день, если завтра твоё произведение уже устареет, нужно сразу изображать послезавтра, заглядывать в далекое будущее для того, чтобы произведение было вечно, постоянно и актуально.
«Общественная жизнь 1920-х и даже начала 1930-х годов была насыщена различными карнавальными по своему характеру акциями. Сюда можно отнести публичные суды над литературными героями, театрализованные акции обэриутов (наиболее известно их выступление 1927 года «Три левых часа»), карнавал книг. Соответственно, 1920-е годы отмечены расцветом советской сатиры. В различных сатирических жанрах пишут такие классики, как Вл. Маяковский, М. Булгаков, И. Ильф и Е. Петров, М. Зощенко» [1; 17].
Русская литература 20-х гг. очень причудливо отреагировала на новую реальность. Впечатление было такое, что перед страной, перед литературой открылась «дверь», а вот что за этой дверью, что будет в перспективе, это было не совсем ясно. И поэтому писатели стали создавать произведения о будущем. Об этом писал А. Платонов, А. Толстой, А. Беляев и многие другие известные авторы. В их произведениях повествуется о технике, о полётах в космос, но больше всего волнует писателей, каким будет человек. Советская фантастика 20-х гг. одновременно ставила тревожный, неутешительный «диагноз», что человек может не вынести этих испытаний, и в то же время утверждала веру в победу справедливости и добра.
Таким образом, своеобразие литературного процесса в 20-х годы XX века можно обозначить тем, что это была сложная, непростая, очень противоречивая эпоха, которая одновременно заканчивала традиции, заложенные Серебряным веком русской культуры, той России, которая была потеряна. Именно в это время закладываются иные традиции новой советской литературы, происходит трагическое и роковое разделение русской литературы на три массива, на три ветви: молодая «советская литература», «литература диаспоры, русского рассеяния», «потаённая литература» [11].