Специальность: 5А 120102 Лингвистика (русский язык)

3.2. Земля (природные стихии) в поэтической фразеологии
Ф.И. Тютчева

Учение о четырех элементах послужило теоретической базой алхимии. Еще древние мыслители (Эмпедокл, Платон, Аристотель и др.) начали заниматься разработками в области исследования четырех стихий (воздушной, водной, земной, огненной), составляющих первооснову мира. Традиционно единство четырех стихий изображается пентаграммой, пятый луч которой символизирует Дух. Существует мнение, что человек способен управлять всеми стихиями, кроме духа, представляющего собой так называемую немодулированную энергию [URL 1]. Поэзия Ф.И. Тютчева оперирует полисемичной лексемой стихия, обладающей несколькими дефинициями, в основном отражая взгляд древних натурфилософских учений на существующий мир, и называет ‘один из основных элементов природы’ [СОШ: 768].

Лексема «стихия» в поэзии Ф.И. Тютчева употреблена 10 раз, а в 6 случаях она метафорически связана с водой. Стихия земли в поэтической фразеологии Ф.И. Тютчева функционирует в контексте следующих фразеологических единиц (ФЕ): бог земной, на краю земли, меж небом и землей (на периферии земной и воздушной стихий), с лица земли (земного), мир земной, прирасти к земле, сложить в землю, земной сын, чертеж земной, земной шар, правда земная, мерзость запустения. Как часть от целого по отношению к земной стихии выступает ФЕ ветвие от древа Аполлона. В основном эти единицы относятся к субстантивному типу, но встречаются и глагольные. Стихия воды отражается во фразеологизмах: Стиксовы брега (на периферии водной и земной стихий), Британские воды, Нептуновы владенья, Женевские воды, ключевые воды, Средиземные волны, рьяный конь – конь морской, пустыня водяная, пучины сланые, свободная волна – свободная стихия, сонм вод, змей морской.
Стихия воздуха изображена поэтом посредством ФЕ: небесные власти, на волю неба, горняя высота, небесный дух, приподнять к небу, путь небесный, небесный свод – неба свод – звёздный свод, небесные слуги, тени воздушные, Небесныя храм, Небесный царь, небесный лев, меж небом и землей, небеса родные. Среди данных единиц выделяются в основном субстантивные (кроме приподнять к небу – глагольный тип), построенные по принципу согласования или управления.
Стихия огня находит проявление в таких единицах фразеологического характера: вулкан перегорелый, с жаром, капли огневые, Гусов костёр, неугасимый костёр, очистительный костёр, божественный огонь, потешные огни. Данная группа ФЕ принадлежит преимущественно субстантивному типу единиц, полностью согласующихся друг с другом (помимо ФЕ с жаром, синтаксически представляющую собой предложно-падежную словоформу).
В поэзии Ф.И. Тютчева, помимо фразеологизма пятая стихия, вычленяются ФЕ, ее изображающие, неслучайно современники поэта «называли его поэтом мысли»: прийти на мысль, стоя у мысли на часах, мыслящий тростник. Напрямую с фразеологическим проявлением стихий в стихотворениях Ф.И. Тютчева связано метафорическое отражение самой природы и Бога, поскольку религиозная тематика является сквозной в творчестве поэта и накладывает отпечаток в том числе на его поэтическую фразеологию: Природа-мать – «та, что дает всему жизнь» [ПСТ: 588] («Природа-мать ему дала Два мощных, два живых крыла…» («С поляны коршун поднялся…», с. 130)) и Отец природы – «создатель» [ПСТ: 588] («…И что крылаты годы С печального лица земли В хранилище времен с собою увлекли, Не пременит того и сам Отец природы» (Послание Горация к меценату, в котором приглашает его к сельскому обеду, с. 49)). Данные ФЕ синтаксически представляют собой единицы субстантивного типа.
Таким образом, в тютчевской фразеологии, посвященной стихии земли, а также двум основополагающим ФЕ, стоящим над стихийными проявлениями, усматривается некая иерархия: над всеми стихиями главенствует природа, являющаяся в свою очередь божественным творением.
Птицы в поэтической фразеологии Ф.И. Тютчева представлены образами лебедя и орла. Здесь коснемся устойчивых сочетаний с соматизмами крыло и перышко. Ф.И. Тютчев традиционно возвеличивает образ лебедя, соотнося его с «поэтом Вергилием, уроженцем Мантуи» [ПСТ: 322] во фразеологизме лебедь Мантуи («…И лебедь Мантуи, взрыв Трои, пепл злосчастный, Вознесся и разлил свет вечный на морях!» (Урания, с. 52)). Чаще всего лебедь «символизирует стремление к высокому, мечту, чистоту, красоту, счастье, поэзию, свободу и одиночество» [Вейкова, Каганович 2012: 30].
Значимость образа «гуся-лебедя» в мифоэпическом восприятии мира подтверждается частотностью его отражения в культурном наследии (фольклорные тексты, вышивка, керамика, резьба и др.). А например, Млечный Путь, в мифологическом представлении изображающий дорогу в загробный мир, у многих народов (тюрков, угрофинов, чувашей, греков) именуется «лебединой, гусиной дорогой» [Югай 2009: 110-112]. Солидное место в тютчевской фразеологии с образом животного отведено орлу. Ассоциируясь с личностью, данные ФЕ по принципу языковых аналогий выходят на уровень метафоры, поскольку орлом часто называют «храброго, сильного, мужественного человека» [Тризна 2010: 59].
Некоторые представленные фразеологизмы изображают или указывают на исторически значимых лиц. Князь Г. Потемкин [ПСТ: 482] назван Ф.И. Тютчевым орлом Екатерины («То, что орел Екатерины Уж прикрывал своим крылом, – …Вам не удастся нас лишить!» (, с. 164)). Итальянский поэт Торквато Тассо (1544-1595), «долгие годы живший в Ферраре при дворце герцога» [Тютчев 1987: 481], именуется Феррарским Орлом («Феррарскому Орлу ни грозных боев ряд, 159 …Ни полчищ тысячи, ни злобствующий ад Превыспренных путей нигде не воспретят…» (Урания, с. 53)).
Изображение птицы в поэтической фразеологии Ф.И. Тютчева берет свои истоки и в мифологии Древней Греции [Кун 1998]: ФЕ Зевесов орел, изображающая орла как «символ верховного бога Зевса» [ПСТ: 481-482] («…Ты скажешь: ветреная Геба, Кормя Зевесова орла, Громокипящий кубок с неба Смеясь, на землю пролила» (Весенняя гроза, с. 77)). Эмблематичность поэзии Ф.И. Тютчева проявляется также благодаря соматизму «крыло», которое является элементом некоторых эмблем и гербов, например, «крылатый лев – эмблема Св. Марка, считавшегося покровителем Венеции» [ПСТ: 314]. В тютчевской поэзии этот факт запечатлен во ФЕ львиное крыло («Века три или четыре… Разрасталась в целом мире Тень от львиного крыла» (Венеция, с. 161)). В данном фразеологизме наблюдается контаминация семантики: совмещение признаков зверя и птицы. Дефинитивному расширению фразеологизма способствует опора на соматическую природу животного. Соматическая фразеология Ф.И. Тютчева, отражающая образ птицы, представлена такими ФЕ с соматизмами крыло и перышко. Под крылом – «под опекой, защитой» [ПСТ: 314] («Как скоро – Музы под крылом Его созрели годы…» (с. 73)). ФСРЯ фиксирует данную единицу с возможностью расширения компонентного состава и со словообразовательным формантом стержневого слова: «Держать под крылышком кого. Опекать, оберегать; покровительственно относиться к кому-л.» [ФСРЯ: 137].
В поэтической фразеологии Ф.И. Тютчева взаимодействуют семантические центры соматических ФЕ с компонентами крыло, рука, стопа. Образуя структурно сходные фразеологизмы, данные соматические объекты в своих дистрибутивных позициях сближаются и семантически. Сравним: под рукой – «находиться в чьей-либо власти» [ПСТ: 654], а также под стопой – «под чьим-либо владычеством» [ПСТ: 764]. Одеть крылом – по ПСТ «прикрыть, защитить от 160 бед» [ПСТ: 314] («Крылом своим меня одень…» («День вечереет, ночь близка…», с. 180)). Прикрывать крылом – по ПСТ «защищать, взять в собственность» [ПСТ: 314] («То, что орел Екатерины Уж прикрывал своим крылом…» (, с. 164)). Простереть крылья – по ПСТ «охватить заботой, покровительством» [ПСТ: 314] («Но завтра вдруг простерла крылья, К другим склоняет свой полет!» (Послание Горация к меценату…; с. 49)).
С классом млекопитающих в поэзии Ф.И. Тютчева соотносимы, например, следующие фразеологические контексты. В лексикографических источниках, посвященных поэтическим образам, некоторые животные (лев, медведь, рак) могут соотноситься с другими существами, например, образ льва порой ассоциируется в поэтической речи с пространством и даже светом.
Политико-географическая ситуация вырисовывается в поэтическом мире Ф.И. Тютчева посредством эмблематических фразеологизмов, контекстуально являющихся антонимами в стихотворении «Британский леопард За что на нас сердит…» (С. 273-274). Речь идет о противопоставлении России европейским странам, в данном случае – Великобритании: северный медведь в значении по ПСТ «Россия, русский народ» [ПСТ: 689-690] и британский леопард – «Великобритания, в гербе которой изображен лев» [ПСТ: 56], наш лев – «англичане, Великобритания» [ПСТ: 408] («…Наш северный медведь – Земляк наш всероссийский От права своего не хочет отказаться Себя оборонять, подчас и огрызаться; Британский леопард За что на нас сердит?; Наш лев сердито зарычал, – 161 Как! Он, простой медведь, и хочет защищаться…»).
В СТСРИ ФЕ северный медведь соотносится со спиртными напитками, в данном лексикографическом источнике размещен другой фразеологизм – русский медведь со значением «этнической, национальной номинации» [СТСРИ: 21]. Данный поэтический текст посвящен событиям Хивинского похода 1873 г., за которыми Ф.И. Тютчев внимательно следил по газетам, и взаимоотношениям России и Англии в это время [Тютчев 1987: 420].
Фразеологично, применяя сатиру, юмор, аллегорию, Ф.И. Тютчев изображает при помощи образов зверей, их повадок и поведения в природе, целые нации, со своим специфическим менталитетом. Оба устойчивых сочетания, вычлененные из стихотворений Ф.И. Тютчева и отражающие образ животного класса пресмыкающихся, обладают своей индивидуальной и разноречивой семантикой. ФЕ змей морской, обозначая пароход [ПСТ: 255] («По равнине вод лазурной Шли мы верною стезей, – Огнедышащий и бурный Уносил нас змей морской» («По равнине вод лазурной…», с. 156)), соотносит плод технического прогресса с «мифологическим существом» [Павлович 2009: 120-121].
На метафорическом восприятии действительности и основано возникновение данного тютчевского фразеологизма. Другая ФЕ, заключающая в себе образ змеи, семантически возникает на признаковом, поведенческом сходстве человека с пресмыкающимся. Так, змеиная мудрость – это «изощренная мудрость; благоразумие» [ПСТ: 255-256] («И в самом буйстве дерзновений Змииной мудрости расчет» (Наполеон, с. 160); «…Хоть мудрости змииной Не презирал, понять ее умел…» (Памяти В.А. Жуковского, с. 184)). В данной ФЕ семантическая опора приходится на прилагательное змеиный, в контексте змииный - производное от устаревшей формы змий. К образу змеи отсылают и стихотворные контексты А.С. Пушкина: «…И жало мудрыя змеи В уста замершие мои Вложил десницею кровавой» (А.С. Пушкин. Пророк (1826)).
В пушкинской интерпретации змея – символ поэтической мудрости, а НКРЯ фиксирует употребление этих строк, ставших крылатыми, последователями поэта. Но не стоит забывать, что другие контексты с данной лексемой могут обладать иной семантикой. Так, выражение змий-искуситель символизирует коварство и восходит к библейскому мифу об Адаме и Еве [Ашукины 1955: 210].
Животное, относящееся к классу ракообразных, семантически участвует в образовании одной ФЕ: сидеть как рак на мели – по ПСТ «быть в крайне трудном положении; быть близким к банкротству; находиться в одном и том же положении, не двигаясь с места» [ПСТ: 351-352] («Когда расстроенный кредит Не бьется кое-как, а просто на мели сидит, Сидит себе как рак…» («Когда расстроенный кредит…», с. 226)). Данная ФЕ размещена во ФСРЯ, обладая суженным компонентным составом: «Как рак на мели. В крайне затруднительном положении» [ФСРЯ: 383-384]. Данный поэтический текст, в структуре которого уместен фразеологизм разговорного характера, представляет собой политическую эпиграмму.
Образ насекомого в поэзии Ф.И. Тютчева реализуется в следующем фразеологическом контексте: сосать как пчела – по ПСТ «впитывать в себя что-либо полезное для людей, воздействуя на их чувства» [ПСТ: 746] («Он не змиею сердце жалит, Но, как пчела, его сосет» («Не верь, не верь поэту, дева…», с. 146)). Стихотворение перекликается с лирическим созданием В.И. Красова «Не гляди поэту в очи…» [Тютчев 1987: 388]. В данном случае речь идет о поэте. Образ основывается на вредных для человека особенностях пчелы как насекомого.
Следует помнить, что философское понимание соотношения природного и человеческого у Ф.И. Тютчева не остается постоянным. Если в стихотворении «Не то, что мните вы, природа…» (1836 г.) Тютчев, вслед за Шлегелем, одухотворяет природу («…В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык…»), то в тексте «Природа – сфинкс…» (1869 г.) он принижает ее («…Что, может статься, никакой от века Загадки нет и не было у ней»). Собственно «природная» фразеология, как и природная метафора, у Ф.И. Тютчева, конечно, бедней, чем «человеческая» фразеология и антропоморфная метафора. Это отражается на фразеологическом составе.
Темпоральная поэтическая фразеология Ф.И. Тютчева связана в первую очередь с лексемами вечность, век, время, год, неделя, утро, день, вечер, ночь, полдень, полночь (полуночь), час, минута, миг. Наиболее употребительными в данном случае являются темпоральные ФЕ с компонентами год, день, час. С лексемой год фразеологизмы могут выражать: 1. жизненные периоды человека - младые годы (юность), в стары годы (давным-давно); 2. уходящее время - за годом год (время вообще), с годами (со временем), с каждым годом (постоянно), год-другой (год за годом); 3. метафорически именовать время года - прелесть года (весна как время года); 4. само название - Новый год (с Новым годом!) (день 1 января).
Компонент день в ФЕ часто указывает на конкретный временной признак: дни былые, роковые дни, дни напастей и беды, в сочетаниях с предлогами от, с указывает на начало действия или состояния кого-, чего- либо. Тютчевские временные ФЕ редко фиксируются словарями: день и ночь, злоба дня. Большинство непредставленных ФЕ – перифрастического типа. С компонентом час тютчевские ФЕ, особенно глагольные, в большей мере представлены словарями (грянет час, пробьет последний час и др.).
В творчестве поэта, благодаря субъективному чувствованию объективной реальности, природа имеет особую значимость, представляя собой одно целое, связывающее воедино все стихии, первоосновы мира.
Человек до своего окончательного ухода живет на земле, отсюда: мир земной, шар земной, бог земной. Но помимо этого, Человек и творец всего, что происходит на Земле (хорошего или плохого): чертеж земной (Колумб), мерзость запустения (из Евангелия). Воздушная стихия, по Ф.И. Тютчеву, самая легкая и чистая, ее поэт изображает в основном посредством единиц, фразеологически называющих небо (14 ФЕ): горняя высота, небесный свод – неба свод – звёздный свод, небесные слуги, тени воздушные и др.
Водная стихия (12 ФЕ) влечет поэта, уже сама по себе она является динамичным проявлением, это «самая древняя», «живая и гармоничная стихия», «давая жизнь, она же, в конце концов, и погубит Землю» [Касаткина 1969: 20]: ключевые воды, пустыня водяная, пучины сланые, свободная волна – свободная стихия и др. В тютчевской поэтической фразеологии водная стихия часто пересекается с огненной, будучи ей противопоставленной.