Традиция — текст — фольклор

ской — женский и молодой — взрослый
4
. 
Начальная и конечная ситуации волшебной сказки по всем трем оппо-
зициям противопоставлены друг другу. В начале сказки герой занимает 
низкое социальное положение: в семье его положение подчиненное по от-
ношению к старшим, или у него нет семьи, т. е. он не является взрослым; 
наконец, он не имеет брачного партнера. Иными словами, начальная си-
туация характеризуется тем, что положение героя определяется как соот-
ветствующее точке: низкий, мужской (для женской сказки соответственно 
женский) и молодой в терминах указанных оппозиций. 
Конечная ситуация представляет собой противоположную картину: ге-
рой добился высокого положения, он является взрослым, т.е. прошел об-
ряд инициации, имеет собственную семью. Иными словами, его положе-
ние описывается как: высокий, женский (для женской сказки — мужской; 
значение такого перехода см. ниже), взрослый. 
В дальнейшем сказка разбивается на ряд эпизодов, каждому из которых 
соответствует собственная оппозиция или система оппозиций. Так, «пред-
варительному испытанию» в терминах Мелетинского и его коллег соответ-
ствует переход героя из положения молодой в положение взрослый, а по-
хищение принцессы антагонистом описывается как противопоставление 
взрослого и мужского молодому и женскому. Узнавание героя (дополни-
тельное испытание) соответствует переходу героини-невесты из положе-
ния молодой в положение взрослой, поскольку в этом эпизоде она отвер-
гает жениха, предложенного ей родителями, т. е. ложного героя, и делает 
собственный выбор, и т.п. Различным типам волшебных сказок соответст-
вует 
210 

---

различный порядок передвижения героев по координатам, обозначенным 
данными оппозициями. В этой модели передвижение по оси женский — 
мужской обозначает, конечно, не смену пола, а встречу, любовь и свадьбу 
героя и героини. 
С помощью тех же оппозиций автор предлагает описывать и действую-
щих лиц: к примеру, невеста — это молодая женщина, занимающая высо-
кое положение. По мнению Холбека, синтагматическое строение сказки 
подчинено парадигматическому, т. е. различные эпизоды, описывающие 
перемещение по тем или иным осям координат, могут в некоторых преде-
лах меняться местами (ср. отмеченные В.Я. Проппом случаи немотивиро-
ванной отправки из дома и получение волшебного помощника до того, как 
происходит начальное вредительство), в то время как порядок функций, 
описывающих то или иное конкретное перемещение, остается неизмен-
ным. 
Интересным опытом использования механизма порождающих грамма-
тик для построения парадигматической модели мифа является моногра-
фия Иры Бюхлер и Генри Селби «Формальное изучение мифа» [Buchler, 
Selby 1968]. Под мифом в данной работе, как и в трудах К. Леви-Строса, 
понимается не столько отдельное повествование, сколько множество всех 
реальных и потенциальных вариантов. Целью работы является изучение 
системы семантических оппозиций получившегося «метамифа» с помо-
щью модели, имитирующей «обучающегося ребенка». 
Вслед за Леви-Стросом авторы рассматривают мифологическую систе-
му как язык, который обладает следующими чертами: 
1) Базовые элементы этого языка являются составными единицами. 
2) Каждая такая единица (мифема), являясь частью языка, в то же вре-
мя входит в систему более высокого порядка. 
3) Мифема состоит из отношений. Каждая мифема является не отдель-
ным отношением, но комбинацией или узлом отношений. 
4) Миф — это некоторое предложение, составленное из мифем. Комби-
нация мифем задает значение мифа. 
5) Предметом рассмотрения являются не изолированные отношения, но 
их узлы или пучки. 
Если миф — это язык, или если миф имеет строение, сходное со строе-
нием языка, то можно установить соответ- 
211 

---

ствие между теорией Леви-Строса и теорией порождающих грамматик 
Хомского. Авторы уверены, что здесь есть нечто большее, чем простая 
аналогия, хотя и не доказывают это положение. Синтаксическая теория 
мифологической системы должна: 
(1) содержать способ различения входных сигналов (предложений), т. е. 
система должна отличать, является ли рассматриваемый текст мифом; 
(2) содержать способ представления структурной информации, т. е. не-
кий семантический язык описания мифов; 
(3) содержать начальную область ограничения класса возможных пра-
вил преобразования; 
(4) давать представление о том, как каждое такое правило соотносится 
с каждым предложением; 
(5) предлагать критерий выбора одной гипотезы, или последовательно-
сти преобразований, заданных правилом (3), из нескольких. 
Полученная модель сопоставима с моделью, построенной Н. Хомским 
для естественного языка [Хомский 1962]. 
В качестве иллюстрации применимости подобной теории авторы строят 
модели парадигматического строения различных мифов, в том числе ва-
риантов мифа «Деяния Асдиваля», проанализированного К. Леви-Стросом 
в статье «Деяния Асдиваля» [Леви-Строс 1985], а также других достаточно 
известных мифов. Результатом анализа являются грамматики, порож-
дающие систему семантических оппозиции, выделенных для данного ми-
фа. Сложность или простота указанной грамматики (равно как и некоторые 
другие формальные признаки) служат критерием, с помощью которого 
можно предпочесть один вариант прочтения мифа другому. 
В работе привлекается достаточно сложный математический аппарат, 
на описании которого мы не будем подробно останавливаться, тем более, 
что математические положения и доказательства авторов не вызывают 
сомнений. К сожалению, в самом главном пункте, а именно при утвержде-
нии применимости использованного аппарата, авторы не приводят доказа-
тельств или сколько-нибудь убедительных доводов, но ограничиваются 
лишь указанием на возможность подобного применения, что сильно сни-
жает ценность последующих строгих доказательств. Кроме того, некото-
рые сомнения вызывает и исходное предположение о тождестве строения 
мифа и естественного языка. 
212 

---