Учебное пособие для студентов старших курсов психологических факультетов и отделений университетов Москва Независимая фирма «Класс» 2001

Психологическая помощь: теория и практика
320
певту может оказаться ошибочным, т.е. не по назначению. В случае подоб+
ных обращений также иногда начинается некая совместная деятельность,
пусть с иллюзорными, мнимыми целями, но по форме строящаяся как пси+
хологическая помощь. Однако здесь как бы снимается вопрос об истоках и
содержании психологической помощи, ибо слепой ведет слепого... С дру+
гой стороны, обращение к психологу+психотерапевту может оказаться уме+
стным и адекватным, а начавшаяся совместная деятельность — в высшей
степени целесообразной. Вот тут+то и возникает вопрос: в чем, где искать
истоки, основания этой психологической помощи, если, скажем, практика,
сама реальность современной жизни их в себе не содержит?
Какими внепсихологическими детерминантами задается то или иное це<
левое направление (подход) психологической помощи? Возможно ли попы+
таться отрефлексировать внеситуативные и внепсихологические феноме+
ны, определяющие специфику выстраивания иллюзорной или же реальной
психологической помощи?
В качестве некой исходной основы постижения природы “метапсихологи+
ческих” детерминант я предлагаю выделить изначальную двоичность,
двойственность любого явления и предмета, лежащую в основе многообра+
зия и предметного мира, и, как показали в своих исследованиях гештальт+
психологи, человеческого восприятия, а возможно, и познания в целом.
Позвольте обратить ваше внимание на тот несомненный факт, что эта,
быть может, универсальная двоичность, бинарность, двойственность и при+
родных явлений и, следовательно, психических структур (принадлежащих
ее величеству НАТУРЕ) свойственна, как доказательно показал Б. Ф. Порш+
нев, не только физическим явлениям (свет — волна и частица), но прежде
всего человеческой психике*.
Согласно терминологии Б. Ф. Поршнева, дипластия, служащая предтечей
выстраивания единицы как образа единого целого, проявляется, насколько
мы можем судить об этом, и в известном законе Элькоста (всякое челове+
ческое чувство в норме амбивалентно), и в известных ультрапарадоксаль+
ных состояниях ВНД, когда раздражитель одновременно и побуждает к ка+
кой+либо деятельности и в то же время тормозит ее. Эта двойственность,
обобщенная в принципе дополнительности, зафиксирована в посткласси+
ческих принципах индетерминизма и неопределенности, согласно которым
на самом деле невозможно точно знать, что именно происходит в физичес+
кой системе в данный момент.
В дипластии невозможно определить, какая из двух ипостасей является оз+
начающим, а какая означаемым. Они одновременно и то и другое.
*Поршнев Б. Ф. О начале человеческой истории (Проблемы палеопсихологии). — М.: Мысль,
1974. — С. 450 — 451.

---

321
Приложение III. Метатеоретический контекст психологической помощи
Чем сложнее то или иное явление, тем более явственно проявляется в нем
эта “текучая”, неуловимая природа смысла. Чем менее сознание способно
отразить сущность вещей и явлений, чем более погружено оно в жизнь
“досмысла”, тем явственнее проявляется неуловимость подлинности и мно+
гозначность слов+терминов.
Возможно, одним из первых в европейской культуре мысли выявил подоб+
ную многозначность Платон. В его диалогах появляется слово “фармакон”,
которое обозначает одновременно и “лекарство”, и “яд”, и “колдовство”,
соответствуя примерно русскому слову “зелье”*. Платон, правда, сомнева+
ется в значимости лекарства, так как последнее, наряду с болезнью, поку+
шается на жизнь и порождает новые болезни. Иное дело — гимнастика,
тренировка!
“Фармакон” — символ неоднозначности, изменчивости, текучести, пере<
хода (согласно гегелевским законам) одного качества в иное — есть ли он
знак и признак психического, или он выходит за пределы психического и
является признаком и свойством самого мира, формируя и определяя, в
свою очередь, самое психику и ее свойства?
“Фармакон”, этот лик оборотня, просвечивает через самые рациональные
формы мышления. Но еще раз зададимся вопросом: отражает ли он специ+
фику мышления или специфику мыслимого? Или же его сущность лежит
вне ментальных процессов и подчинена социальным закономерностям
формирования общественного сознания?
В самом деле, “фармакон” — это скользкая семантика терминов, метафор и
идеологических клише: “воин+интернационалист” — он же никому не
нужный солдат колониальной армии, “мирный атом вышел из+под контро+
ля” — в то же время означает ядерную катастрофу с непредсказуемыми
последствиями для миллионов людей; “траст” — с одной стороны “довери+
тельное общество”, с другой — преступная организация для официального
отнятия денег; “сберегательный банк” — учреждение, где якобы сберега+
ются деньги, хотя и ребенок знает, что если деньги где и можно сберечь, то
уж никак не в этом месте, и т.д.
“Фармакон” — это и особые люди, вводящие в заблуждение восприятие. По
своей онтологической природе — ряженые, когда совершенно невозможно
понять, например, глядя на такого человека: это официальное лицо с высо+
*Slownik grecko+polski / Red. Z. Abramowiczowa. — Warzsawa, 1965, t. 4, S. 496 — 497; Ло<
сев А. Ф. История античной эстетики. Высокая классика. — М.: Искусство, 1974, с. 297; Пла<
тон. Диалоги / Пер. Лосев А. Ф. — М.: Мысль, 1986, с. 246; 300 — 301; 387—388; 402 и др.
Интересно следующее замечание А. Ф. Лосева: “Неустойчивость терминологии Платона та+
кова, что необходимо отметить массу текстов, о которых невозможно даже и сказать, какой
оттенок из указанных нами в предыдущем имеется здесь в виду”. “... в науке мы сейчас еще
не обладаем настолько тонким методологическим аппаратом, чтобы учесть всю эту пестро+
ту и исчислить ее математически” (Там же, c. 323).

---