Вопрос о второстепенных членах предложения продолжает оставаться дискуссионным в современной синтаксической науке. Ещё Л. В

В статье поднимается проблема второстепенных членов предложения в русском языке. В центре внимания автора оказываются во многом опередившие своё время идеи малоизвестного и полузабытого филолога и педагога XIX века А.А. Дмитревского, который в своей работе «Практические заметки о русском синтаксисе» оставил ценные для современного языкознания замечания о дополнениях, обстоятельствах и определениях

Вопрос о второстепенных членах предложения продолжает оставаться дискуссионным в современной синтаксической науке. Ещё Л.В. Щерба (1880 – 1944) отмечал, что над этой проблемой «надо много думать», поскольку о ней в языкознании последнее слово пока что не сказано, «хотя вопрос этот чуть ли не столетней давности» [10, с. 92]. В настоящей статье рассматриваются взгляды на второстепенные члены предложения малоизвестного и полузабытого русского филолога и педагога XIX века А.А. Дмитревского, преподававшего в Корочанской Александровской прогимназии, находившейся на территории бывшей Курской губернии (современная Белгородская область). Он написал большую статью под названием «Практические заметки о русском синтаксисе», которая частями печаталась в журнале «Филологические записки» за 1877 – 1878 гг. Эта работа была опубликована в виде монографии в Воронеже (1878 год) и в Москве (1882 год). В 1878 году в шестом выпуске тех же «Филологических записок» была напечатана другая его статья «Ещё несколько слов о второстепенности подлежащего (ответ г. Миловидову)», а в первом и втором номерах за 1880 год был представлен в качестве приложения «Опыт учебника русского синтаксиса для младшего возраста». Наконец, в 1881 году в Воронеже вышла в свет книга А.А. Дмитревского «Опыт синтаксиса русского языка (со статьёй о периодах, рассмотренных с новой точки зрения)». Известно, что система членов предложения окончательно оформилась в отечественном языкознании уже в первой половине XIX века1 . Так, в «Практической русской грамматике» (1827) Н.И. Греча (1787 – 1867) находим традиционное деление членов предложения на главные (подлежащее, сказуемое и связка) и второстепенные (определение, приложение и дополнение) [5, с. 344 – 346]. Во второй половине XIX века Ф.И. Буслаев и А.А. Потебня предложили «объективные» критерии выделения второстепенных членов предложения в русском языке. А.А. Дмитревский был хорошо знаком с работами названных языковедов, часто цитировал их в своих статьях и монографии. Он предлагает собственное наименование – придаточные члены предложения, поскольку «второстепенные члены предложения могут быть распространяемы в придаточные предложения», а те, в свою очередь, сокращаются в первые. Вот почему, по мнению А.А. Дмитревского, для этих синтаксических категорий, отвечающих «на одни и те же вопросы», выполняющих «в предложении одинаковую службу» и различающихся лишь «грамматической формой выражения», необходимо «общее, родовое название» [6, с. 54 – 55]. Термин «второстепенные члены предложения», как считает А.А. Дмитревский, неудобен по той причине, что «если мы назовём неглавные слова в предложении второстепенными, то пусть и неглавные предложения называются также второстепенными» [6, с. 55]. Кроме того, «из этих двух терминов – второстепенный и придаточный – второй точнее и нагляднее, ибо указывает на придачу к сказуемому второстепенных членов как бы посредством плюса» [6, с. 55]. А.А. Дмитревский полагает, что «п р и д а т о ч н ы м и ч л е н а м и н а з ы в а ю т с я т а к и е с л о в а (и даже предложения), п р и д а ч е ю к о т о р ы х к с к а з у е м о м у м ы с л ь д о с к а з ы в а е т с я и л и п о п о л н я е т с я» [6, с. 61]. Придаточные члены предложения рисуют и изображают нам «в н е ш н и й м и р к а к н а б л ю д а е м ы й о б ъ е к т, и з к о т о р о г о в о з н и к а е т п р и з н а к - с к а з у м о е и п о о т н о ш е н и ю к к о т о р о м у п о с л е д н е е м ы с л и т с я - ч у в с т в у е т с я» [6, с. 61]. Следует отметить, что автор «Практических заметок о русском синтаксисе» не предложил целостной концепции второстепенных членов предложения. Он ограничился лишь некоторыми замечаниями о сущности и типах придаточных членов, а также об особенностях их употребления в русском языке. Считая, что предложение – это драма мысли, А.А. Дмитревский отмечает: «Итак, строго говоря, дополнение изображает вообще ту среду, в которой возникает признак, означаемый сказуемым. Эту среду, этот круг, в котором как бы вращается признак – впечатление, составляют предметы, своим взаимным положением и отношением производящие признак – сказуемое, подобно тому, как действующие лица сцены взаимною игрою и общим исполнением драмы рождают в зрителях ясное представление идеи, проникающей драматическое произведение» [6, с. 76]. А.А. Дмитревский предлагает различать следующие виды дополнения: а) главная разновидность – подлежащее, отвечающее на вопросы именительного падежа (номинативное дополнение): «Учитель вошёл в класс»; «Дерево растёт около дома»; б) прямое дополнение, которое представляет собой имя существительное в винительном падеже без предлога (аккузативное дополнение): «Я читаю книгу»; в) косвенное дополнение, которое может быть выражено остальными косвенными падежами: «Около стола стоял диван»; «Ученик рисует карандашом» [6, с. 69, 75]. Дополнение как синтаксическая категория, по мнению А.А. Дмитревского, «е с т ь т а к о й п р и д а т о ч н ы й ч л е н (слово или предложение), к о т о р ы й д о с к а з ы в а е т и л и п о п о л н я е т м ы с л ь п о в о п р о с а м п а д е ж е й: к т о? ч т о? к о г о? ч е г о? к о м у? ч е м у? к о г о? ч т о? к е м? ч е м? о к о м? о ч ё м?» [6, с. 75]. Очевидно, что подобное определение дополнения является смысловым. В нём ничего не сказано о морфологической природе этого второстепенного члена предложения, а также о тех синтаксических отношениях, которые он передаёт. Автор «Практических заметок о русском языке» полагает, что «дополнением бывает существительное или часть речи, употреблённая substantive»2 [6, с. 80]. По его мнению, дополнение «обозначает «предмет», но не в его узком значении флексивного имени существительного, а в широком синтаксическо-грамматическом значении, по которому предмет есть всякая субстанция: лицо, вещь, отвлечённое понятие, наконец, целая мысль; по которому всякая форма, употреблённая substantive, хотя она и лишена флексии, хотя она выражается целым предложением, есть грамматический предмет» [6, с. 75]. Завершая свои наблюдения над синтаксической категорией дополнения, А.А. Дмитревский приводит определение подлежащего, данное А.А. Потебнёй: «Подлежащее … есть вещественное указание на непосредственного производителя признака, означаемого сказуемым» [8, с. 117]. А.А. Дмитревский полагает, что в безличном предложении типа «К нам наехало гостей» дополнение гостей тоже указывает на непосредственных производителей признака, обозначенного в сказуемом наехало. Вывод автора «Практических заметок о русском синтаксисе» следующий: «Подлежащее означает тот предмет, от которого исходит признак (указывает на активного производителя признака); прямое дополнение есть предмет, в который признак привходит как бы извне, от окружности к центру (означает пассивного производителя признака, что выражается названием «винительного» падежа); косвенное же дополнение означает те предметы, которых признак как бы касается внешним образом, не производя в них движения ни от окружности к центру, ни от центра к окружности, является, так сказать, неподвижным (и означает инертных производителей признака)» [6, с. 77]. Второй придаточный член предложения, который рассматривает А.А. Дмитревский, – это обстоятельство. Оно «р и с у е т н а м о б с т а н о в к у, п р и к о т о р о й в о з н и к а е т в г о в о р я щ е м п р и з н а к- с к а з у е м о е» [6, с. 77]. Продолжая своё сравнение грамматического предложения с драматическим произведением, А.А. Дмитревский замечает следующее: «Если предметы, составляющие дополнение, как бы напоминают собою действующих лиц сцены, от взаимодействия которых рождается в говорящем, как в зрителе, та идея, которая выражается сказуемым, то обстоятельство представляет собою самую сцену, на которой совершается драма мысли, выражаемой предложением» [6, с. 77 – 78]. И далее: «Каждое драматическое произведение, как бы искусно ни исполнялось артистами, тогда только воссоздаёт пред зрителями жизнь человека вполне верно действительности, когда оно играется на специально устроенной для данной пьесы сцене, т.е. в той обстановке, при которой совершились в действительной жизни изображаемые на сцене явления и события человеческой жизни» [6, с. 78]. Последние, по мнению А.А. Дмитревского, «не могут совершаться не в пространстве и вне времени», поэтому «искусное расположение и устройство сцены при исполнении данной пьесы вполне довершает обман зрителя, изображая пред ним согласно действительности не только местность и её протяжение, в которой совершается выводимая на сцену жизнь (т.е. выполняет условия пространства), но и время, в которое происходили самые события данной жизни, часть дня, время года, даже самый век (т.е. выполняет условия времени)» [6, с. 78]. Аналогичным образом, как считает А.А. Дмитревский, «и жизнь мысли полнее и отчётливее рисуется в предложении говорящего, когда ещё досказывается, что признаквпечатление, это событие, явление мысли, совершаемое (сказуемое) уже высказанными субстанциями, известною группою предметов (дополнение), возбуждается (как бы совершается тоже событие мысли) в определённой о б с т а н о в к е п р о с т р а н с т в а и в р е м е н и (обстоятельство)» [6, с. 78]. Подобные рассуждения привели А.А. Дмитревского к выделению двух основных видов обстоятельств: обстоятельства пространства и обстоятельства времени. Внутри каждого из них, как считает А.А. Дмитревский, есть свои разновидности. Таковыми, например, для обстоятельства пространства являются обстоятельство места и образа3 . «Первое, – пишет А.А. Дмитревский, – изображает местность, в которой происходит событие мысли, т.е. возникновение признака, независимо от того, высказываются ли предметы – производители признака» («У Тришки на локтях кафтан продрался»; «Вороне где-то бог послал кусочек сыру») «или нет» («Летом живётся в деревне привольно») [6, с. 78 – 79]. Обстоятельство образа «или как бы отливает форму, в которой застывает признак-сказуемое [вместе с производителем-предметом или без него]» («С Богом перекрестясь»), «или рисует нам не собственный, но заимствуемый из окружающего мира образ, в каком является признак-впечатление» («Красным полымем заря вспыхнула») [6, с. 79]. Что же касается обстоятельства времени, то его разновидностями, как считает А.А. Дмитревский, являются собственно обстоятельство времени, обстоятельство причины и обстоятельство цели. Он пишет: «Указывая на время возникновения признака-сказуемого, первое обстоятельство говорит о времени, как с о в р е м е н н о м возникновению признака» («Мартышка к старости слаба глазами стала»); «второе – напоминает время, по предположению говорящего, предшествующее времени возникновения признакавпечатления» («Мартышка тут с досады и с печали о камень так хватила их» [очки – Н.К.]); «третье указывает на то время, которое имеется в виду в будущем, долженствующем последовать, по расчёту говорящего, за возникновением того же признака» («Мы рождены для вдохновенья, для звуков сладких и молитв») [6, с. 79]. Следует отметить, что у А.А. Дмитревского возникли затруднения только при характеристике обстоятельства количества, которое, по его мнению, может быть отнесено и к обстоятельствам пространства, и к обстоятельствам времени. «В первом случае, – отмечает А.А. Дмитревский, – оно указывает на массу, в объёме коей является признак» («Он наговорил кучу»), а «во втором – протяжение времени, в продолжение коего существует признак» («Попрыгунья Стрекоза лето красное пропела») [6, с. 79]. Итак, для А.А. Дмитревского основным критерием выделения двух видов обстоятельств послужило различие между философскими категориями «пространство» и «время», которые одинаково важны как при постановке драматического произведения на сцене, так и при формировании драмы мысли в грамматическом предложении. Кроме того, автор «Практических заметок о русском синтаксисе» рассматривает разновидности обстоятельств, основываясь во многом на их смысловых различиях и задаваемых к словоформам вопросах 4 , которые, по его мнению, представляют собой «синтаксический цемент при постройке предложения» [6, с. 80]. А.А. Дмитревский даёт следующее «общедоступное» определение обстоятельства: «Обстоятельством называется такое слово или предложение, которое придаётся к сказуемому (или к другому члену) для обозначения времени – по вопросу: когда? (обстоятельство времени), или для определения места – по вопросам: где? куда? откуда? (обстоятельство места), или для указания причины – по вопросу: почему? (обстоятельство причины), или для начертания образа – по вопросу: как? (обстоятельство образа), или для обозначения количества – по вопросу: сколько? (обстоятельство количества), или, наконец, для указания цели – по вопросу: зачем? для чего? (обстоятельство цели)» [6, с. 83 – 84]. Из приведённого определения видно, что А.А. Дмитревский характеризует синтаксическую категорию обстоятельства в собственно смысловом (логическом) отношении. В данной дефиниции, как и в случае с дополнением, ничего не сказано о морфологической природе этого второстепенного члена. Данный вопрос А.А. Дмитревский затрагивает отдельно. Если А.А. Потебня считал, что «включение грамматических объектов (имеются в виду обозначения места, времени, образа действия и причины – Н.К.) в понятие обстоятельства не может быть оправдано», поскольку последнему «присвоена особая форма – н а р е ч и е» [8, с. 145, 151], то А.А. Дмитревский, напротив, полагает, что «обстоятельством стремится быть н а р е ч и е или д р у г а я ч а с т ь р е ч и, у п о т р е б л ё н н а я a d v e r b i a l e» [6, с. 80]. А.А. Дмитревский отмечает, что при разграничении членов предложения «должно руководствоваться, как и при всяком логическом делении, одним основанием, началом (principium)», тогда как А.А. Потебня, «принявши для определения объёма дополнения одно основание, т.е. синтаксическое употребление, при определении объёма обстоятельства берёт уже другое основание, т.е. только этимологическую природу слова, и потому так сузил он этимологическую выразимость обстоятельства» [6, с. 80]. Автор «Практических заметок о русском синтаксисе» полагает, что «по отношению ко всем членам предложения имеет одинаковую силу и действие» закон, который он называет метафоризмом. Сущность его состоит в том, что «как сказуемым бывает глагол или другая часть речи, употреблённая вербально, так и дополнением бывает существительное или часть речи, употреблённая substantive, а обстоятельством – наречие или всякая форма, употреблённая adverbiale» [6, с. 80]. А.А. Дмитревский, как и А.А. Потебня [8, с. 100 – 101], убеждён, что «жизнь языка есть беспрерывное его изменение, которое есть необходимый результат бесконечно разнообразной постройки предложения», поэтому «каждый член предложения пользуется для своего выражения не только этимологическою формою, изначально ему присвоенною, но и другими, получившими вследствие действия метафоризма языка не изначальную, но новую синтаксическую службу» [6, с. 81]. Данное замечание очень важно для истории синтаксической науки, поскольку в нём содержится идея разграничения морфологизованных5 и неморфологизованных6 членов предложения, к которой отечественные языковеды (Р.И. Аванесов) обратились лишь в 30-е гг. XX века (см. [1]). А.А. Дмитревский точно заметил, что одна и та же словоформа может отвечать на разные вопросы и иметь признаки двух придаточных членов предложения. Так, в предложении «Завтра я пойду к брату» выделенная словоформа в зависимости от задаваемого вопроса может быть дополнением или обстоятельством. «Если я, – пишет А.А. Дмитревский, – отвечаю на вопрос «к у д а пойду?» – «к брату», то здесь мы имеем обстоятельство; если я спрошу «к к о м у пойду?», то «к брату» будет дополнением» [6, с. 83]. И далее: «Если в последнем случае разумеется брат как виновник моей ходьбы, до которого имею я дело (брат – производитель признака, предмет, субстанция, дополнение), то в первом ответе на вопрос «куда?» «к брату» лишь указывается предел моей ходьбы и до самого брата я вовсе не имею дела, но имею в виду лишь его помещение, в котором он живёт (здесь брат не производитель признака, а обстановка признака – обстоятельство)» [6, с. 83]. Это наблюдение А.А. Дмитревского содержит идею синкретизма членов предложения, под которым обычно понимают «совмещение (синтез) в одном члене предложения дифференциальных признаков разных членов предложения, разных их функций» [2, с. 419]. А.А. Дмитревский завершает свой обзор придаточных членов предложения, подробно останавливаясь на определении. Такой порядок не является случайным. Дело в том, что в отличие от дополнения и обстоятельства определение, по его мнению, лишено статуса самостоятельного члена предложения. «Между тем, – отмечает А.А. Дмитревский, – определение именно такой член предложения, который не может быть приурочен специально ни к какому члену предложения, но может входить в состав каждого из этих членов, если только он выражен существительным, составляя с ним как бы одно целое, т.е. составной член предложения (составное сказуемое, составное дополнение, составное обстоятельство)» [6, с. 88]. Свою точку зрения А.А. Дмитревский аргументирует, ссылаясь на тот факт, что определение, теряя своё определяемое слово, принимает на себя его синтаксическую функцию, становясь то сказуемым (Ср.: «Это больной человек» и «Это – больной»), то дополнением (Ср.: «Богатые люди не понимают бедных людей» и «Богатые не понимают бедных»), то обстоятельством (Вопрос: «Вы живёте в тёплой квартире?». – Ответ: «Нет, я живу в холодной»)7 [6, с. 88 – 89]. Иначе говоря, «определение стоит в предложении не особняком, а сливается с грамматическим предметом, к которому оно придаётся как бы в один образ, один портрет словесной живописи» [6, с. 89]. А.А. Дмитревский полагает, что определение (синее море, мать-сыра земля) не ограничивает понятие определяемого слова, как привыкли считать представители логического направления в языкознании, а «означает новый (кроме заключающегося в самом названии предмета) признак, который оно [определение – Н.К.] живописует, дорисовывает предмет, облекая его как бы художественною кистью в тот образ, какой имеет он в действительности или в воображении говорящего» [6, с. 89]. Определение, по мысли А.А. Дмитревского, «играет ту же роль в предложении, как ретушёвка в фотографии, краски в живописи и как на сцене, с одной стороны, костюмировка и гримировка делает из актёров людей живой действительности, а с другой – декорации представляют точную обстановку действительности; так и определение в драме мысли описывает или предмет – сказуемое, или предмет – производитель признака (дополнение), или предмет, исполняющий роль как бы статиста мысли, введённый лишь для обстановки (обстоятельство)» [6, с. 89]. А.А. Дмитревский отмечает, что синтаксическая категория определения, в отличие от дополнений и обстоятельств, обычно не разделяется на виды и разновидности8 . Придавая огромное значение вопросной процедуре при разграничении членов предложения, автор «Практических заметок о русском синтаксисе» пытается выделить несколько разновидностей определения в зависимости от смысловых вопросов, задаваемых к словоформам в роли определения. По его мнению, «формы, отвечающие на вопрос «какой?», определяют качество грамматического предмета; форма, отвечающая на вопрос «чей?», определяет его принадлежность; форма, отвечающая на вопрос «который?», определяет порядок предмета в ряду других; наконец, форма, отвечающая на вопросы «сколько?» «скольких?», «скольким?», определяет количество предметов» [6, с. 88]. В соответствии с таким законом языка, как метафоризм, «определением стремится быть первее всего п р и л а г а т е л ь н о е, а затем … и д р у г а я ч а с т ь р е ч и, у п о т р е б л ё н н а я a d j e c t i v e» [6, с. 84]. А.А. Дмитревский, как и в случаях с дополнением и обстоятельством, предлагает смысловую дефиницию определения, в которой ни слова не сказано о морфологической природе этого второстепенного члена предложения и тех синтаксических отношениях, которые он передаёт. «… Определением, – пишет А.А. Дмитревский, – называется такое слово или предложение, которое придаётся по вопросам «какой?» (определение качества), – «чей?» (определение принадлежности), – «который?» (определение порядка), – «сколько?» (определение количества)» [6, с. 88]. Итак, А.А. Дмитревский, в отличие от Ф.И. Буслаева и А.А. Потебни, не создал собственной целостной и законченной концепции второстепенных членов предложения. Более того, его смысловые дефиниции таких синтаксических категорий, как дополнение, обстоятельство и определение, во многом схожи с соответствующими формулировками А.А. Потебни, в отличие от которого автор «Практических заметок о русском синтаксисе» придавал большое значение так называемой вопросной процедуре при опознании членов предложения. Тем не менее можно с уверенностью сказать, что некоторые синтаксические идеи А.А. Дмитревского представляют определённый интерес для современного языкознания. Например, мысль о том, что члены предложения нельзя сводить к конкретным частям речи и их формам, что при выделении членов предложения необходимо учитывать их синтаксическое употребление (закон метафоризма). Ценными также следует считать замечания А.А. Дмитревского о возможности постановки сразу нескольких вопросов к одной и той же словоформе в предложении (один из признаков синкретизма членов предложения) и о том, что только контекст помогает точно квалифицировать член предложения в подобной ситуации. Кроме того, представляются оригинальными и соотнесения второстепенных членов предложения с драмой мысли. __________________________ 1В русской синтаксической науке XX века была предпринята попытка отказаться от учения о второстепенных членах предложения. При этом сохраняется понятие и термин «главные члены предложения». Например, в «Грамматике современного русского литературного языка» (1970) Н.Ю. Шведова (1916 – 2009) использует термины «подлежащее», «сказуемое» и не употребляет термины «второстепенные члены предложения», «определение», «дополнение», «обстоятельство», поскольку главные члены предложения, по её мнению, входят в структурную схему предложения, в отличие от словоформ, которые распространяют эту схему, но «не относятся к её строению», «поэтому не противопоставляются главным членам как «второстепенные» [4, с. 546]. Такой подход вряд ли можно назвать продуктивным. Дело в том, что отказ от терминов и понятий второстепенных членов предложения предполагает отказ от терминов и понятий главных членов предложения, поскольку и те, и другие существуют в рамках исторически сложившейся оппозиции. 2Эта мысль А.А. Дмитревского не оригинальна, поскольку до него её высказывали Ф.И. Буслаев [3, с. 272] и А.А. Потебня [8, с. 144 – 145]. 3А.А. Дмитревский вслед за педагогом и автором популярных учебников Н.Ф. Бунаковым (1837 – 1904) полагает, что в терминологическом наименовании «обстоятельство образа действия» последнее слово «излишне, так как равно может быть отнесено и к месту, и к причине, и к прочим обстоятельствам» [6, с. 78]. 4Как известно, А.А. Потебня отрицательно относился к так называемым смысловым вопросам (подробно см. [8, с. 94 – 95]). 5Морфологизованным считают «член предложения, выраженный словом части речи, специализированной в своём первичном значении на выполнении данной функции» [7, с. 147]. Например, «морфологизованное подлежащее выражается существительным в именительном падеже, морфологизованное сказуемое – глаголом в личной форме, морфологизованное дополнение – существительным в косвенном падеже, морфологизованное определение – полным прилагательным, морфологизованное обстоятельство – наречием» [7, с. 147]. 6Неморфологизованный член предложения выражен формой, «не специализировавшейся для данной синтаксической функции» [1, с. 56]. Так, в предложении «Дом отца стоял возле парка» словоформа отца является несогласованным определением (ср. отцовский дом), которое выражено не предназначенным для данного члена предложения именем существительным в родительном падеже. 7Первый и второй примеры А.А. Дмитревского иллюстрируют так называемую неполную субстантивацию, которую определяют как «переход прилагательного в разряд существительных при продолжающемся употреблении в роли прилагательного» [9, с. 543]. Третий пример представляет собой диалогическое неполное предложение, в котором пропущено имя существительное, обозначенное в вопросе. 8А.А. Дмитревский не разделяет определения на согласованные и несогласованные, как это принято делать в современной синтаксической науке. Кроме того, он, в отличие от А.А. Потебни, подробно не останавливается на приложении как особой разновидности определения, приводя лишь несколько раз один и то же пример с обособленным приложением (см. [6, с. 33, 68]).
Что такое второстепенные члены предложения?
Виды второстепенных членов
Таблица
Определение
Дополнение
Обстоятельство. Виды обстоятельств
Видеоурок «Роль второстепенных членов в предложении»
Тест
Источник: https://russkiiyazyk.ru/sintaksis/vtorostepennye-chleny-predlozheniya.html

Литература 1. Аванесов Р.И. Второстепенные члены предложения как грамматические категории // Русский язык в школе. – 1936. – №4. – С. 53 – 60. 2. Бабайцева В.В. Явления переходности в грамматике русского языка: Монография. – М.: Дрофа, 2000. – 640 с. 3. Буслаев Ф.И. Историческая грамматика русского языка. – М.: Учпедгиз, 1959. – 623 с. 4. Грамматика современного русского литературного языка. Ответственный редактор Н.Ю. Шведова. – М.: Наука, 1970. – 767 с. 5. Греч Н.И. Практическая русская грамматика, изданная Николаем Гречем. – СПб.: В типографии Императорского Санкт-Петербургского Воспитательного дома, 1827. – 578 с. 6. Дмитревский А.А. Практические заметки о русском синтаксисе: Монография. – 2-е изд. – М.: Типография Н.В. Любенкова, 1882. – 91 с. 7. Ломов А.М. Словарь-справочник по синтаксису современного русского языка. – М.: АСТ: Восток – Запад, 2007. – 416 с. 8. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. – Т. I: Введение. – Воронеж: Типография Н.Д. Гольдштейна, 1874. – 157 с. 9. Розенталь Д.Э., Теленкова М.А. Справочник по русскому языку. Словарь лингвистических терминов. – М.: ООО Издательский дом «ОНИКС 21 век»: ООО Издательство «Мир и образование», 2003. – 623 с. 10. Щерба Л.В. Избранные работы по языкознанию и фонетике. – Том I. – Л.: Издательство Ленинградского университета, 1958. – 181 с.

Изобразительно-выразительные возможности и текстообразующие функции второстепенных членов предложения

Сайт:	Профильное обучение
Курс:	Русский язык. 11 класс
Книга:	13.5. Изобразительно-выразительные возможности и текстообразующие функции второстепенных членов предложения
Напечатано::	Гость
Дата:	Четверг, 5 Январь 2023, 20:04

Оглавление

• 
  Упражнение 13.13
  
• 
  Упражнение 13.14
  
• 
  Упражнение 13.15
  
• 
  Упражнение 13.16
  

Упражнение 13.13
Проанализируйте роль определений в стихотворении А. Прокофьева.
Люблю берёзку русскую,
То светлую, то грустную.
Люблю её нарядную,
Родную, ненаглядную,
То ясную, кипучую,
То грустную, плакучую.
Упражнение 13.14
1. Прочитайте текст. Определите тип речи. Озаглавьте текст.
2. Какую роль выполняют в тексте выделенные обстоятельства места? Найдите согласованные и несогласованные определения. Какова их роль в тексте?

Михайловское встретило Пушкина во всей прелести своего июльского наряда. Всё вокруг цвело и благоухало.
Усадьба оказалась скромной, но уютной, хорошо спланированной^о. Посреди — круглый зелёный газон, обрамлённый кустами сирени. За ним, у самого края холма, — небольшой одноэтажный, обшитый тёсом* господский дом с открытым крыльцом и высокой тесовой крышей. В тени старых лип и клёнов симметрично поставлены два флигелька — банька и кухня. В ряд с кухней выстроились ещё два хозяйственного назначения флигеля* размером побольше. За ними раскинулся обширный фруктовый сад. За банькой — крутой спуск к Сороти.
Неширокая река петляла в низких ярко-изумрудных^о берегах. А за нею расстилались^о до самого горизонта просторы заливных лугов и полосатых нив с разбросанными^о кое-где^о кучками одинаковых крестьянских изб. На горизонте маячили силуэты крылатых мельниц. Два озера — довольно большое Кучане и совсем маленькое Маленец, соединённые лентой реки, — делали картину особенно живописной (А. Гордин).
3. Найдите в тексте неполные предложения. Объясните постановку тире в неполных предложениях.