Вслед за нашумевшей концепцией эмоционального интеллекта Дэниел

Когда уделить внимание необходимо
Сравните принстонский эксперимент с тем, что произошло однажды в
час пик в Нью-Йорке, когда я после работы спешил на станцию подземки
“Таймс-сквер”. Как всегда, непрерывный людской поток стекал вниз по
бетонным ступенькам: все торопились вскочить в ближайший поезд.
И тут я заметил нечто странное. Примерно на середине лестницы не
шевелясь лежал человек в потрепанной одежде, без рубашки, с закрытыми
глазами, но никто его будто и не видел. Спеша домой, все просто
переступали через распростертое тело. Потрясенный этой картиной, я
остановился посмотреть, что с ним. И стоило мне остановиться, как
случилось кое-что примечательное: другие тоже стали останавливаться.
Почти мгновенно лежащего окружили озабоченные люди. И так же
спонтанно во все стороны бросились гонцы-доброхоты: один человек
отправился за хот-догом, какая-то женщина поспешила за бутылкой воды,
еще кто-то выудил охранника из подземки, а тот, в свою очередь, по рации
вызвал помощь.
Не прошло и нескольких минут, как упавшего привели в чувство,
накормили и вызвали ему “скорую”. Как оказалось, он говорил только по-
испански, денег у него не было, и он слонялся голодным по улицам

---

Манхэттена, пока на ступенях подземки не потерял сознание от голода.
Почему же в этих двух случаях события развивались по-разному? Да
хотя бы потому, что кто-то обратил на человека внимание. Просто
остановившись, чтобы оценить его состояние, я, видимо, выдернул людей
из их городского транса, и они тоже обратили внимание на этого человека.
А когда мы вникли в его проблему, то бросились помогать.
Без сомнения, все мы, добропорядочные горожане, спешащие с работы
домой, находились во власти дремлющих внутри нас предубеждений
относительно человека на ступеньках. Они сформировались за все то
время, когда мы сотни раз проходили мимо бездомных, которые, как это ни
печально, населяют улицы Нью-Йорка и других крупных городов.
Урбанистические реалии приучили нас справляться с беспокойством при
виде человека на обочине жизни, рефлекторно переключая внимание на
что-то другое.
Думаю, мой рефлекс переключения внимания изменился только
потому, что я недавно работал над статьей для “Нью-Йорк таймс” о том,
как закрытие психиатрических больниц превратило улицы города в
филиалы дурдома. Собирая материал для статьи, я несколько дней ездил в
фургоне с соцработниками, которые помогают бездомным: развозят им еду,
предлагают отправиться в приют и уговаривают психически больных – а
таких на улицах ужасающе много – прийти в клинику и получить лечение.
После этого я долгое время смотрел на бездомных другими глазами.
Еще в одном эксперименте, моделирующем ситуацию с добрым
самаритянином, те испытуемые, которые все-таки останавливались помочь,
впоследствии говорили, что при виде чужой беды тоже испытывали
огорчение и ощущали в себе эмпатическую отзывчивость
[138]
. Если человек
уделит внимание страданиям другого настолько, чтобы ощутить эмпатию,
он с огромной вероятностью предложит свою помощь.
Даже рассказы о том, как один человек помог другому, не оставляют
людей равнодушными, согревают нас изнутри и вызывают душевный
подъем. Психологи используют термин “элевация” для обозначения
приятного теплого чувства, провоцируемого проявлениями чужой
доброты
[139]
. Элевация – это то состояние, которое люди постоянно
описывают, когда говорят о своих ощущениях при виде спонтанных
проявлений отваги, терпимости или сострадания. Свидетели подобных
действий чувствуют себя глубоко тронутыми, даже взволнованными.
Действия, вызывающие это состояние, как правило, связаны с
помощью больным или бедным, с содействием людям в трудных

---

жизненных обстоятельствах. При этом не обязательно, чтобы кто-то на
наших глазах предложил разместить у себя семью бездомных или проявил
такое же самоотречение, как мать Тереза, помогая бедным в Калькутте.
Может хватить даже обычной заботливости. Например, в одном японском
исследовании люди с готовностью признавались, что испытали “канду” –
состояние, которое можно описать как “тронут до глубины души”, – при
виде того, например, как в поезде мускулистый бандит уступает место
дедушке
[140]
.
Элевация, как предполагают исследователи, может быть заразительна.
При виде чьего-то доброго поступка человек, как правило, ощущает порыв
совершить нечто подобное. Польза для общества от этого очевидна.
Возможно, именно поэтому фольклор разных народов так изобилует
героями, самоотверженно спасающими других. Психологи полагают, что
живо преподнесенный рассказ о такой доброте производит на слушателей
такой же эффект, как и добрый поступок, увиденный своими глазами
[141]
.
Заразная природа элевации говорит о том, что в наш мозг она проникает по
нижнему пути.