Вслед за нашумевшей концепцией эмоционального интеллекта Дэниел

Вывихи эмпатии
• Джонни позволил лучшему другу поиграть со своим новым
мячиком. Но друг был неосторожен и потерял мячик. И даже не
думает отдавать Джонни другой.
• Друг, с которым Джонни любил играть, переехал. Теперь
Джонни больше не может играть с ним.

---

В обеих маленьких драмах ребенок испытывает всплеск эмоций. Но
какие именно эмоции испытывает Джонни?
Большинство детей выучивается различать переживания и понимать,
что вызывает то или иное чувство. Но только не дети, воспитанием которых
родители пренебрегали. Когда таким детям в дошкольном возрасте
зачитывали эти истории, они в половине случаев отвечали неправильно. Их
ровесники, окруженные заботой, ошибались гораздо реже
[418]
.
Чем меньше было у ребенка возможностей научиться подобному
распознаванию в ходе общения с близкими, тем хуже он считывает эмоции
в других жизненных ситуациях. Дети, лишенные важнейших человеческих
контактов, не улавливают основных различий между эмоциями: чужие
чувства для них туманны
[419]
.
Дошкольники, которых в семье постоянно обижали – причиняли им
моральную или физическую боль, – в историях о Джонни находили злость
там, где ее не было. Дети, страдающие от плохого обращения, склонны
видеть злость на лицах с нейтральным, неопределенным и даже грустным
выражением. Вероятно, такая склонность к гипердиагностике гнева
указывает
на
чрезмерную
возбудимость
миндалины.
И
эта
гиперчувствительность, похоже, касается только градаций злости: мозг
терроризируемого ребенка острее реагирует на озлобленные лица, чем мозг
других детей, хотя на выражение радости или страха он отвечает
нормально
[420]
.
Такая деформация эмпатии означает, что внимание ребенка
привлекают даже малейшие намеки на то, что кто-то рядом может
сердиться. Дети, подвергающиеся насилию, гораздо активнее прочих ищут
в окружающих признаки гнева, находят их даже там, где никакого гнева на
самом деле нет, и уже никак не могут переключить с них внимание
[421]
.
Гипердиагностика гнева, возможно, идет таким детям на пользу. Поскольку
дома
они
подвергаются
реальной
опасности,
повышенная
чувствительность может служить им чем-то вроде радара, помогающего
вовремя защититься.
Проблемы начинаются, когда дети выносят эту особенность за
пределы дома. Школьные задиры (как правило, они подвергаются
физическому насилию в семье) считывают злость и враждебные намерения
с нейтральных лиц и зачастую нападают на других детей только из-за этой
ошибки.
Управление вспышками детского гнева для любого родителя
представляет огромную проблему, но в то же время и дает определенные

---

возможности. В идеале родителю не следует отвечать злостью на злость, но
и оставаться безучастным нельзя, бросая ребенка наедине с его
негодованием. Лучше взять свой собственный гнев под контроль, не
отстраняясь от него и не предаваясь ему безраздельно, и при этом
поддерживать обратную связь с ребенком. Так ребенок сможет в
безопасности научиться управлять собственным раздражением. Это,
конечно, не означает, что ребенок должен расти в идиллической
эмоциональной атмосфере. Уже хорошо, если в семейной системе будет
достаточно упругости, чтобы приходить в норму после потрясений.
Обстановка в семье определяет эмоциональный мир ребенка. Кокон,
который
дает
чувство
безопасности
и
сохраняется
в
любых
обстоятельствах, может смягчить даже самые ужасные удары судьбы. Когда
вокруг происходят какие-то критические события, ребенка больше всего
волнует вопрос, как это скажется на его семье. Например, дети, выросшие в
зоне
военного
конфликта,
смогут
впоследствии
избежать
посттравматического синдрома или повышенной тревожности, если
родители сумеют создать дома стабильную, внушающую уверенность
атмосферу.
Это не означает, что родители должны подавлять собственные тревоги,
чтобы “защитить детей”. Дэвид Шпигель, психиатр из Стэнфордского
университета, изучал эмоциональные реакции в семьях после теракта
11
сентября.
Дети,
отмечает
Шпигель,
обладают
повышенной
восприимчивостью к эмоциональным потокам внутри семьи. По его
словам, “эмоциональный кокон создается не тогда, когда родители делают
вид, будто ничего не происходит, а тогда, когда они дают детям понять: как
бы плохо нам ни было, мы будем справляться с этим вместе, как одна
семья”.