Девушка в поезде

Воскресенье, 18 августа 2013 года
Вторая половина дня
Мы сидим в гостиной маленьким треугольником: на диване Том –
любящий отец и примерный муж – с дочкой на коленях, рядом с ним Анна,
а напротив расположилась бывшая жена с чашкой чая. Все очень
цивилизованно. Я сижу в кожаном кресле, которое мы купили сразу после
свадьбы. Это был первый предмет мебели, приобретенный нами
как супружеской парой – мягкая кожа светло-коричневого цвета, дорогая,
роскошная вещь. Я помню, как была взволнованна, когда это кресло
привезли. Помню, как тут же в нем устроилась, поджав под себя ноги,
и чувствовала себя защищенной и счастливой. Тогда я еще подумала,
что оно совсем как брак, который дает человеку ощущение тепла, уюта
и безопасности.
Том смотрит на меня, нахмурив брови. Видимо, размышляет,
как поступить, чтобы исправить положение. Его тревожит не Анна,
это ясно. Проблему представляю я.
– Она чем-то походила на тебя, – вдруг произносит он. Потом
откидывается на спинку дивана и поудобнее устраивает дочку на коленях. –
Была похожа на тебя и в то же время другая. В ней была… какая-то
неприкаянность. А перед этим я не могу устоять, – улыбаясь, говорит он. –
Я как рыцарь в сверкающих доспехах.
– Никакой ты не рыцарь, – тихо возражаю я.
– Брось, Рейч, не надо. Неужели ты не помнишь? Ты так переживала
после смерти отца, так хотела иметь рядом близкого человека, к которому
могла бы приходить и который бы тебя любил. Я дал тебе все это. Со мной
ты чувствовала себя защищенной. А потом решила спустить все это
в унитаз, но моей вины в этом нет.
– Я тоже много чего могу поставить тебе в вину, То м.
– Нет-нет, – он протестующе грозит пальцем, – давай не будем
переписывать историю. Я был тебе хорошим мужем. Иногда… что ж,
иногда ты меня доставала. Но мужем я был хорошим. И заботился о тебе.
Я только сейчас поняла, что он врет себе точно так же, как и мне.
Он искренне верит в то, что обращался со мной хорошо.
Эви вдруг громко заплакала, и Анна резко встала.
– Мне надо ее переодеть, – говорит она.

---

– Не сейчас.
– Она же мокрая, Том. Ее надо переодеть. Не будь жестоким.
Он внимательно смотрит на Анну, но все-таки передает ей ребенка.
Я стараюсь поймать ее взгляд, но она нарочно отводит глаза. Когда она
поворачивается, чтобы пойти наверх, во мне загорается надежда, которая
тут же гаснет, потому что Том сразу поднимается и удерживает ее за руку.
– Сделай это здесь, – говорит он. – Ты можешь переодеть ее здесь.
Анна проходит на кухню и меняет ребенку подгузник на столе.
От запаха кала меня начинает сильно тошнить.
– Так ты скажешь нам почему? – спрашиваю я его.
Анна замирает на месте и смотрит на нас. На кухне становится тихо,
слышен только лепет ребенка.
Том качает головой, будто сам не может поверить в то, что говорит:
– Она была очень на тебя похожа, Рейч. Никак не могла успокоиться.
Не могла смириться, что осталась в прошлом. Она просто… ничего
не хотела слышать. Помнишь, как ты всегда со мной спорила? Как всегда
последнее слово должно было остаться за тобой? С Меган та же история.
Она отказывалась слушать.
Он меняет позу и подается вперед, положив локти на колени, словно
рассказывая мне какую-то историю.
– Когда все началось, это было просто развлечение, просто постель.
Она заставила меня поверить, что ничего другого ей не нужно. Но потом
она передумала. Почему – я не знаю. Она не давала мне прохода. Стоило ей
повздорить со Скоттом или просто захандрить, как тут же начинались
разговоры, что мы должны вместе куда-то сорваться и уехать, что мне надо
оставить Анну и Эви. Как будто я собирался! И если я не являлся
по первому ее зову, она приходила в ярость, названивала сюда, угрожала,
что придет и все расскажет Анне.
Но потом это прекратилось. Какое же облегчение я испытал! Я решил,
что до нее наконец дошло, что она меня больше не интересует. Но в тот
вечер она снова позвонила и сказала, что ей нужно поговорить, что она
должна сказать мне нечто важное. Я отказался, тогда она снова стала
угрожать, что заявится к нам домой, и все такое. Сначала я не особенно
волновался, потому что Анна должна была уйти. Помнишь, милая?
Ты должна была встретиться с подругами и поужинать с ними, а я –
присмотреть за Эви. Я подумал, что, наверное, так даже лучше – она
придет, и я ей все объясню. Заставлю понять. Но потом появилась ты,
Рейчел, и все испортила.
Том откидывается на спинку дивана и широко расставляет ноги – он

---

крупный мужчина, и кажется, что занимает все пространство гостиной.
– Это ты во всем виновата, Рейчел. Только ты одна. Анна не поехала
на встречу с подругами – она вернулась через пять минут, расстроенная
и рассерженная, потому что возле станции натолкнулась на тебя. Ты была
в компании какого-то парня и, как обычно, под мухой. Анна испугалась,
что ты заявишься сюда. Стала волноваться за Эви. Так что вместо того,
чтобы разобраться с Меган, я был вынужден идти разбираться с тобой.
Он презрительно вытягивает губы.
– Господи, в каком же ты была состоянии! Опустившаяся,
провонявшая спиртным! И все норовила меня поцеловать, помнишь?
Он изображает, как его рвет от отвращения, а потом начинает
смеяться. Анна тоже смеется, но я не могу понять, то ли ей действительно
смешно, то ли она старается ему угодить.
– Мне было нужно заставить тебя понять, что я не хочу, чтобы ты
приближалась ко мне или к моей семье. Поэтому я отвел тебя в подземный
переход, чтобы ты не устраивала сцен у всех на виду. И велел тебе
держаться от нас подальше. Ты плакала и скулила, и я дал тебе затрещину,
чтобы заставить замолчать, но ты разошлась еще сильнее.
Он говорит сквозь стиснутые зубы. Я вижу, как на скулах у него ходят
желваки.
– Я ужасно разозлился, я хотел только, чтобы вы – ты и Меган –
исчезли из моей жизни и оставили нас в покое. У меня есть семья.
Я доволен своей жизнью.
Он бросает взгляд на Анну, которая усаживает Эви на высокий
детский стульчик. На ее лице никаких эмоций.
– Я смог наладить свою жизнь и сделать ее счастливой, несмотря
на тебя, несмотря на Меган, несмотря ни на что.
А потом появилась Меган. Она шла по Бленхайм-роуд. Я не мог
допустить, чтобы она пришла к нам домой. Я не мог допустить, чтобы она
разговаривала с Анной, разве не так? Я сказал ей, что мы куда-нибудь
отъедем и поговорим, и это была правда – никаких других мыслей у меня
не было. Поэтому мы сели в машину и поехали в Корли, в лес. Мы туда
иногда заезжали, если не находили другого места. Делали это в машине.
Со своего места в кресле мне видно, как при этих словах Анну
передернуло.
– Анна, ты должна мне поверить, я ничего такого не планировал. –
Том смотрит на нее, а потом, сгорбившись, переводит взгляд на свои
ладони. – Она стала говорить о ребенке – она не знала, чей он,
мой или его. Она хотела, чтобы все вышло наружу, и если ребенок мой, то я

---

должен… Я ей ответил, что мне нет дела до ее ребенка, что меня это
не касается. – Он замолкает, качая головой, потом продолжает: –
Она разозлилась, а когда Меган злилась… это не то, что Рейчел.
Это не слезы и скулеж. Она кричала на меня, проклинала, молола всякую
чушь, грозилась пойти прямо к Анне, говорила, что не позволит вытирать
о себя ноги, что ее ребенок не будет обделен… Господи, она никак
не могла остановиться! Так что… Я не знаю, я просто хотел, чтобы она
замолчала. Так что я взял камень… – он опускает взгляд на свою правую
руку, будто этот камень все еще в ней, – и я просто…
Он закрывает глаза и глубоко вздыхает.
– Я ударил ее всего один раз, но она… – Он надувает щеки и медленно
выдыхает. – Я не хотел этого. Я просто хотел, чтобы она замолчала. Но она
была вся в крови, плакала и громко кричала. Пыталась отползти от меня.
У меня не оставалось выбора. И мне пришлось закончить начатое.
Солнце садится, и на кухне становится темно. Слышно только хриплое
и частое дыхание Тома. С улицы не доносится никаких звуков. Я не могу
вспомнить, когда в последний раз слышала шум проходившего поезда.
– Я положил ее в багажник машины, – продолжает он. – Проехал
подальше в лес, в сторону от дороги. Поблизости никого не было.
Мне пришлось вырыть, – его дыхание участилось еще больше, – яму
голыми руками. Мне было страшно.
Он смотрит на меня, и я вижу, как расширились у него зрачки.
– Я боялся, что кто-нибудь меня увидит. И разрывать землю ногтями
было больно. Это заняло много времени. Я остановился только для того,
чтобы позвонить Анне и сказать, что поехал искать тебя. –
Он откашливается. – Земля была мягкой, но все равно я не мог выкопать
яму нужной глубины. И я боялся, что рядом кто-нибудь появится. Я думал,
что у меня потом будет возможность вернуться, когда все уляжется.
И перенести тело в другое место… получше. Но потом пошли дожди,
и возможности у меня так и не появилось.
Он смотрит на меня, нахмурившись.
– Я почти не сомневался, что полиция будет подозревать Скотта.
Она рассказывала, как ужасно он ее ревновал, боялся, что она трахается
на стороне, как он читал ее электронную почту, перезванивал
с проверками. Я думал… я собирался при случае подбросить ему в дом ее
телефон. Не знаю. Например, зайти по-соседски, выпить вместе пива
или еще что. Не знаю. У меня не было плана. Я ничего не продумывал
заранее. Это было не чем-то предумышленным, а просто ужасным
несчастным случаем. Но затем он снова меняется. Его поведение похоже

---

на облака, плывущие по небу: то темные, то светлые. Он встает и медленно
идет на кухню, где Анна теперь уже сидит за столом и кормит Эви.
Он целует ее в макушку, а затем вытаскивает дочь из стульчика.
– Том… – начинает протестовать Анна.
– Все в порядке. – Он улыбается жене. – Я просто хочу ее подержать.
Правда, малышка? – Он идет к холодильнику с дочерью на руках и достает
пиво. Потом переводит взгляд на меня: – Составишь компанию?
Я качаю головой:
– Думаю, что воздержусь. – Я его не слушаю. Мои мысли заняты
другим: я прикидываю, смогу ли добраться до входной двери, прежде чем
он меня догонит. Если дверь закрыта на задвижку, то шанс у меня есть.
Если заперта на ключ, то дела мои плохи.
Я бросаюсь вперед и бегу. Добираюсь до прихожей и уже тянусь
к дверной ручке, но тут в затылок мне врезается бутылка, в глазах все
меркнет, и я от боли падаю на колени. Он хватает меня за волосы и,
притащив в гостиную, отпускает. Он стоит прямо надо мной, широко
расставив ноги. Дочь по-прежнему у него на руках, а Анна уже возле него
и тянет ее к себе.
– Отдай ее мне, Том, пожалуйста. Ты сделаешь ей больно. Пожалуйста,
отдай.
Он передает хнычущую Эви Анне.
Я слышу, как Том говорит, но мне кажется, что это очень далеко,
как будто я нахожусь под водой. Я разбираю слова, но мне почему-то
кажется, что они не имеют никакого отношения ни ко мне, ни к тому,
что со мной происходит. Как будто я наблюдаю за всем со стороны.
– Ступай наверх, Анна, – говорит он. – Ступай в спальню и запри
дверь. Ты никому не должна звонить, это понятно? Я не шучу, Анна.
Не смей никому звонить. Тут у нас Эви. Нам же не нужны никакие
эксцессы?!
Анна не смотрит на меня. Она прижимает ребенка к груди,
перешагивает через меня и поспешно удаляется.
Том наклоняется, просовывает руку под ремень моих джинсов
и перетаскивает за него на кухню. Я брыкаюсь, сопротивляюсь и пытаюсь
за что-нибудь уцепиться, но все бесполезно. Я почти ничего не вижу –
глаза заливают слезы, и все расплывается. Пока меня тащат, голова бьется
о пол, и каждый удар сопровождается взрывом боли, меня мутит. Потом
острая боль вдруг пронзает висок, и больше я ничего не чувствую.

---

Анна