Эхо во тьме

Только не затягивай, Господь. Ведь нас осталось так мало.
Оглянувшись назад, Ездра увидел, что Тафата идет к нему пешком, ведя осла под уздцы.
– Дочь, что ты делаешь?
– Очень жарко, отец, бедное животное устало везти меня. – Девушка поравнялась с отцом. – Да и я устала ехать верхом, – весело добавила она.
– Так ты в эту жару еще быстрее устанешь, – сказал Ездра, вытирая рукавом пот со лба. Но уговаривать ее снова сесть верхом было бесполезно.
– Как ты думаешь, что это они там кружат, отец?
– Кто? – тревожно спросил он, оглядываясь вокруг в поисках разбойников, спускающихся с гор.
– Вон там, – указала она.
Приподняв голову, Ездра снова увидел в небе стервятников.
– Кто‑то умер, – равнодушно сказал он. «Или убит» , – добавил он про себя. И следующими на очереди будут они, если только не поторопятся убраться с этих холмов и не направятся в Иерихон.
Тафата все следила за тем, как птицы совершали в небе медленные и плавные круги.
– Наверное, горный козел сорвался в поток, – сказал Ездра, пытаясь успокоить ее. Он подстегнул осла, и отец с дочерью приблизились к тому месту, над которым кружили стервятники.
– Горные козлы очень устойчивы, отец.
– Ну, может быть, это старый козел.
– А может быть, это и вовсе не козел.
Стервятники были уже над их головами. Ездра невольно сжал в руке хлыст. Он снова посмотрел на парящих птиц и нахмурился. Они не кружили бы в небе, если бы их добыча умерла. Они бы тогда давно уже пировали. А что, если это человек?
– Почему мне, Господь, такая доля? – пробормотал Ездра про себя и повернулся к Тафате. – Держись подальше от края. Я пойду, посмотрю. – Он слез с осла и передал ей уздечку.
Подойдя к краю уступа, он посмотрел вниз, на русло высохшего ручья. Там он не увидел ничего, если не считать камней, песка и нескольких тощих кустиков, вероятно смытых водой еще в дни первых дождей. Он уже хотел было идти назад, когда услышал шорох падающих камешков. Он снова посмотрел вниз, на этот раз левее.
– Что там, отец?
– Человек, – хмуро ответил Ездра. Человек был раздет и истекал кровью. Ездра стал осторожно спускаться к нему. Теперь, увидев несчастного, он уже не мог ехать дальше, не посмотрев, жив он или мертв. – Почему мне, Господь, такая доля? – снова пробормотал Ездра, осторожно спускаясь по каменистому склону, стараясь, чтобы песок и камни из‑под его ног не посыпались на того человека. Оглянувшись наверх, он увидел, что его дочь опустилась на колени на краю уступа и внимательно следит за происходящим. – Оставайся там, Тафата.
– Я только возьму одеяло.
– Оно нам, наверное, не понадобится, – сказал ей Ездра.
Подходя к человеку, он увидел, что у того изранен бок. Вокруг открытой раны роились мухи. Его кожа покраснела на солнце, вокруг закрытых глаз были черные круги, губы потрескались, все его тело было в царапинах и кровоподтеках. Вероятно, сикарии избили его, отобрали все его имущество, раздели и сбросили в это русло.
Сжалившись над несчастным, Ездра опустился на одно колено, но, наклонившись к нему ближе, он разглядел, что волосы этого человека коротко пострижены. Римлянин! При ближайшем рас смотрении Ездра увидел на указательном пальце правой руки человека белый след от кольца. Ездра встал и отступил на шаг назад.
Глядя на израненного мужчину, Ездра старался подавить в себе все усиливающееся чувство вражды, неприязни. Римляне уничтожили дорогой его сердцу Иерусалим, обитель царей. Римляне распяли Иосифа и практически лишили дочь Ездры возможности устроить себе счастливое будущее. Римляне буквально не давали дышать никому из иудеев.
– Он жив, отец? – окликнула Ездру сверху Тафата.
– Это римлянин!
– Он жив ?
Раненый слегка повернул голову.
– Помогите, – прохрипел он по‑гречески.
Ездра услышал в этом голосе всю боль и страдание раненого. Снова наклонившись, он еще раз осмотрел кровоподтеки, глубокую рану на боку, обгоревшую на солнце и ободранную кожу… И его враждебность быстро улетучилась, уступив место состраданию. Римлянин, или нет, но это был человек.
– Мы тебя не бросим, – сказал он и позвал дочь. – Привяжи мехи с водой к веревке и спусти сюда. И мой плащ тоже. – Тафата тут же исчезла из виду и быстро вернулась. Взяв в руки сосуд с водой, Ездра отвязал его. Тафата снова вытащила веревку наверх и, привязав к ней плащ отца, спустила его вниз.
Ездра приподнял римлянину голову и влил ему в рот немного воды. Налив воды себе на ладонь, Ездра смочил обожженное солнцем лицо римлянина. Тот слегка зашевелился и застонал от боли.
– Не шевелись. Попей, – сказал ему Ездра по‑гречески, приблизив горлышко сосуда к его губам. Римлянин сделал несколько глотков драгоценной воды. Она растеклась у него по щеке, шее и израненной груди.
– Напали…
– Теперь тебе ничего не грозит, мы с дочерью просто случайно увидели тебя по пути, – хмуро сказал ему Ездра.
– Оставь меня. Пошли сюда патруль.
– Ты к тому времени можешь умереть, а я теперь в ответе за тебя перед Богом, – с этими словами Ездра накрыл римлянина плащом. – Бросай веревку, крикнул он Тафате и поймал веревку, когда дочь бросила ее вниз. Римлянин снова потерял сознание. Ездра, пользуясь моментом, плотно обернул плащ вокруг римлянина и привязал его к веревке.