Эхо во тьме

Как Ты, Господи, можешь нас терпеть, когда мы такие упрямые и глупые? Как Ты вообще можешь терпеть нас?
Александр с пониманием относился к боли и страданиям своих пациентов, стремился быть прекрасным врачом и найти ответы на все болезни человечества.
Он все время мыслил категориями лечебных средств! Избегать полуденного солнца, прохлады по утрам и вечерам. Стараться не дышать болотным воздухом. Следить за цветом мочи. Физические упражнения, очищающие ванны, массаж, чтение вслух, прогулки пешком, пробежки, подвижные игры. Следить за тем, чтобы мясо было нарезанным, следить за почвой, в которой растут ваши овощи и фрукты, за качеством воды, за свежестью приготовленной еды.
Но никто из этих людей, включая даже самого Александра, не понимал, что они не просто физические существа, что Бог благословил их уже одним тем, что сотворил их, привел в этот мир. Они предпочитали поклоняться своим идолам, видимым и осязаемым, обладающим такими же хорошо понятными чертами характера, как и они сами. Они хотели поклоняться тому, чем сами могли бы легко манипулировать. Бог же является непостижимым, неосязаемым, не поддающимся человеческому пониманию и человеческому манипулированию. Они не хотели жить жизнью самопожертвования, чистоты, верности, жизнью, в которой да будет Твоя воля, а не моя. Они хотели быть хозяевами своей жизни, идти по ней своим путем, ни перед кем и ни за что не отвечая.
И Ты допускаешь это, Отец. Ты совершенно не хочешь лишать нас свободы выбора. О Господь , благословенный Иисус, иногда я хочу, чтобы Ты пришел на землю, взял нас всех, да так сжал в руке Своей, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что Ты есть, чтобы каждый мужчина, каждая женщина, каждый ребенок склонился перед Тобой. Прости нас, Господи. Прости меня. Я в такой растерянности. Я видела, как Ты трудишься в жизни тех людей, которые приходили к нам возле бань, но здесь, Господи, я вижу только боль и упрямство. Отец, в этих лицах я постоянно вижу Юлию. Я вижу ее, такую же неутолимую в своей жажде распутства. Укрепи меня, Господи. Прошу Тебя, укрепи меня.
– Я собираюсь сказать Венескии и ее мужу, что им придется поискать себе другого врача, – сказал Александр, сворачивая свиток.
Хадасса удивленно посмотрела на него.
– И как ты им это объяснишь?
– Скажу им правду, – просто ответил он. – Скажу им, что, по твоему убеждению, ее болезнь носит духовный характер. А я не хочу идти против Бога. – С этими словами он положил свиток на большую полку, расположенную над его столом. – Пожалуй, я порекомендую им Витрувия. Он способен бросить вызов кому угодно.
– Только не отсылай ее к предсказателю, мой господин. Прошу тебя.
– Тогда кого бы ты ей посоветовала?
– Пусть она сама решит.
Раздался стук в дверь, и Александр пригласил войти. Вошел Рашид.
– Там внизу стоит молодой человек, которого послали за Рафой. Он сказал, что его хозяйку поразил какой‑то странный внезапный паралич. Мне не хотелось вам мешать, мой господин, но когда он назвал ее имя, я решил, что лучше будет посоветоваться с вами.
– Как ее зовут?
– Феба Валериан.
Хадасса резко подняла голову. Рашид взглянул на нее.
– Тебе знакомо это имя?
– Всем знакомо это имя, – сказал Александр. – Децим Валериан был одним из самых богатых и влиятельных торговцев в Риме. Если верить слухам, он свое дело начинал здесь, в Ефесе, а потом перебрался к более прибыльным холмам Рима, где и развернулся в полную силу. Я слышал, несколько лет назад он вернулся сюда со своей семьей и умер здесь от какой‑то неизлечимой болезни. И последнее, что я слышал, – это то, что его сын, Марк Люциан, унаследовал его владения. Не он ли послал к нам своего слугу?
Сердце Хадассы бешено заколотилось.
– Он не сказал, кто его посылал, – ответил Рашид. – Я пришел к тебе, мой господин, потому что знаю, что семья Валериана более именита, чем семья Магониана.
Александр приподнял брови.
– Значит, его обращение к нам следует воспринимать как повеление.
– Нет, мой господин. Он умоляет , как будто от этого зависит вся его жизнь.
– Валериан. Не знаю, стоит ли связываться с людьми, обладающими такими могущественными связями, – сказал Александр, думая о своей текущей дилемме по поводу Венескии. Ему и с ней хватает проблем. Следует ли брать на себя еще и этот риск?
– Скажи ему, что мы придем, Рашид, – сказала вдруг Хадасса.
Удивившись, Александр запротестовал:
– Я бы не стал вести себя так опрометчиво!
– Александр, ты врач или не врач?

* * *

Хадасса поначалу не узнала этого слугу. Это был молодой, красивый, смуглый мужчина. Такого раба могла скорее приобрести Юлия, но не госпожа Феба.

– Как тебя зовут?
– Гай, моя госпожа.
Только теперь Хадасса вспомнила, что это был совсем юный мальчик, который когда‑то трудился на кухне.
– Рашид, – сказал Александр, – распорядись насчет паланкина.
– Не нужно, мой господин, – поклонившись, сказал Гай, – паланкин уже ждет здесь.
Они быстро добрались до виллы госпожи Фебы Валериан в одном из самых дорогих районов Ефеса. Александр помог Хадассе выйти из паланкина и повел ее вверх, по мраморным ступеням. Наверху, у дверей, их ждал еще один раб, который открыл дверь, поприветствовал их и проводил внутрь. «Сюда, мой господин», – сказал юный раб и повел их по другой мраморной лестнице. Александр взглянул на перистиль и подумал, что это одно из самых красивых и спокойных мест, которое ему только доводилось видеть.
Он повел Хадассу вверх, по ступеням, а затем вниз, когда они дошли до верхнего коридора. Ее слегка шатало. Он взял ее за руку, чтобы поддержать. В помещении было холодно. «Что случилось?» – тревожно спросил он. Хадасса в ответ покачала головой и убрала от него свою руку, потом пошла впереди него по коридору в покои.
Юлия она узнала сразу. Он был личным слугой Децима, и она почти не общалась с ним. Он сидел возле постели Фебы, на его лице было явное беспокойство. Молодая рабыня что‑то тихо сказала ему, после чего он встал и подошел к ним. Низко поклонившись, он сказал: «Спасибо за то, что ты пришел, мой господин». Потом он поклонился ей. «Рафа», – сказал он, вложив в это слово все свое уважение к имени – и надежду.
Хадасса посмотрела на постель и на женщину, лежавшую на ней. Она медленно подошла к ней, и с каждым шагом ее пронзали воспоминания. Волосы Фебы были разбросаны по подушкам. Коже у нее была бледной, почти прозрачной.
Задавая вопросы Юлию, Александр стал осматривать Фебу. Юлий рассказал ему, как одна из служанок обнаружила ее лежащей на балконе, как Феба издавала странные звуки и могла двигать только левой рукой.
Пока они беседовали, а Александр делал свое дело, Хадасса стояла рядом и внимательно всматривалась в Фебу. Ее лицо было спокойным, рот слегка перекошенным, один глаз казался безжизненным. Когда Александр осматривал ее, она пробормотала ему какие‑то невнятные слова.
– Она очень много трудилась, мой господин, – продолжал Юлий. – Чересчур много. Каждый день она уходила к лачугам возле пристани и навещала вдов моряков. А потом до поздней ночи ткала материю для туник.
– Мне нужно поговорить с ее сыном, – сказал Александр, приподнимая ей веки и внимательно всматриваясь в них.
– Несколько месяцев назад он уплыл в Иудею. С тех пор о нем нет никаких вестей.
У Хадассы замерло сердце. В Иудею! Зачем Марку понадобилась эта разоренная войной страна? И все же ее кольнула боль, едва она вспомнила покрытые цветами горные склоны Галилеи.
Александр тем временем приложил голову к груди Фебы Валериан, прислушиваясь к ее пульсу и дыханию.
– У нее есть еще дети? – спросил он, выпрямившись.
– Дочь.
– Она здесь, в Ефесе?
– Да, но они не видятся, – ответил Юлий.
Александр встал и отошел от постели. Юлий последовал за ним.
Хадасса подошла к Фебе поближе. Она увидела цепочку у нее на шее и небольшой медальон, выделявшийся на ее бледной коже. Наклонившись ниже, Хадасса взяла медальон и повертела в своей ладони, ожидая увидеть на нем изображение одного из многочисленных богов или богинь, которым Феба все время поклонялась в своей кумирне. Но вместо этого она увидела изображение пастыря, несущего на плечах овцу.
– О! – тихо выдохнула Хадасса и почувствовала, как ее охватила волна благодарности. Лицо Фебы дрогнуло, в подвижном глазе отразилась растерянность при виде покрывала Хадассы. Хадасса наклонилась еще ниже и посмотрела в упор на Фебу, внимательно изучая ее. – Ты знаешь Господа?
В нескольких метрах от нее Александр беседовал с Юлием.
– У нее инсульт.
– То же самое говорили и другие врачи, – сказал Юлий. – Ты можешь ей помочь?
– Мне жаль, но нет, – спокойно сказал Александр. – И никто не сможет. В моей практике уже были такие случаи, и все, что вы можете сделать, – это оставить ее в покое, пока она не умрет. Сказать по правде, я даже не уверен, осознает ли она то, что происходит вокруг нее.
– А если все же осознает? – спросил Юлий дрогнувшим голосом.
– О такой возможности даже думать больно, – хмуро сказал Александр. Он оглядел еще раз покои и увидел, как Рафа склонилась над больной и рассматривала что‑то, что держала в руках, и в то же время что‑то тихо говорила лежащей женщине.
Юлий, тоже увидев это, подошел к постели. Он напряженно посмотрел на Хадассу.
– Эта вещь ей очень дорога.
– Хочется на это надеяться, – тихо ответила Хадасса. Она подняла голову, посмотрев на Александра и Юлия. – Каким богам она поклоняется в своей кумирне? – Услышав такой вопрос, Юлий снова напрягся и ничего не ответил. – Можешь говорить мне, Юлий, не бойся.
Юлий растерянно заморгал, удивившись тому, что она знает его имя.
– Никаким, – сказал он, всецело ей доверяя. – Более двух лет назад она сожгла своих деревянных идолов. Другой врач сказал, что какой‑то бог прикоснулся к ней. Ты думаешь, именно в этом вся причина? Что кто‑то из богов наслал на нее проклятие?
– Нет. Тот Бог, Которому служит твоя хозяйка, есть единственный истинный Бог, и Он все делает только на благо тех, кто Его любит.
– Тогда зачем Он так поступил с ней? Она любит Его, Рафа. Она служила Ему, не жалея сил, и вот теперь врач говорит, что ничего сделать нельзя, что мне следует не мешать ей умирать. И другие врачи говорили то же самое. Один даже оставил мне яд, чтобы она быстрее умерла, – сказал он, кивнув в сторону цветного пузырька, стоявшего на столике возле постели. – Что мне сделать для нее, Рафа? – На его лице отразилось отчаяние.
– Не теряй надежды. Она дышит, Юлий. Ее сердце бьется. Она жива.
– Но что с ее сознанием? – спросил Александр, по‑прежнему стоя в отдалении, раздосадованный тем, что Хадасса видела надежду там, где ее не было и быть не могло. – Можно ли назвать человека по‑настоящему живым, если его сознание больше не работает?
Хадасса посмотрела на Фебу.
– Оставьте меня с ней наедине.
Юлий, готовый поверить в чудесное исцеление, тут же вышел. Александр, который видел, что может Бог, по‑прежнему верил только в здравый смысл, но не во вмешательство сверхъестественных сил.
– Что ты собираешься делать?
– Поговорить с ней.
– Она тебя не поймет, Рафа, как и ты ее не поймешь. С такими случаями я сталкивался, еще когда учился у Флегона. Ее мозг не работает. Ты до нее просто не достучишься. Она будет вот так лежать и слабеть физически, пока не умрет.
– А я думаю, она многое понимает, Александр.
– Почему ты так в этом уверена?
– Посмотри ей в глаза.
– Я уже смотрел.
Она положила руку ему на плечо.
– Дай мне поговорить с ней.
Александр посмотрел на больную, потом опять на Хадассу. Он хотел спросить ее, что она намерена делать, какие слова говорить.
– Александр, пожалуйста, выйди.
– Я буду рядом, за дверью. – Он еще раз схватил ее за руку. – Что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты потом мне все объяснила.
Когда он вышел, служанка закрыла за ним дверь, оставив Хадассу наедине в Фебой. Хадасса подошла ближе к постели.
– Моя госпожа…
Феба услышала над головой добрый и тихий голос и почувствовала, как кто‑то садится рядом с ней на постель. Голос был сухой, незнакомый.
– Ты знаешь, кто я? – снова послышался этот голос, и Феба повернула глаза в ту сторону, откуда он раздался. Но все, что она могла видеть, – это голубое облако покрывала. – Только не бойся меня, – сказала севшая к ней на постель женщина и стала снимать с себя покрывало, которое закрывало ее лицо.
Увидев изуродованное шрамами лицо, Феба почувствовала острую жалость и печаль. Потом она всмотрелась в глаза молодой женщины. О, такие темные, яркие, такие благородные, такие спокойные глаза. Ей знакомы эти глаза. Хадасса! Но возможно ли это? Феба попыталась заговорить, но слова получались искаженными, непонятными. Она попыталась еще раз. Из глаз полились слезы. Она слабо задвигала левой рукой.
Хадасса схватила эту руку и прижала ее к своему сердцу.
– Ты знаешь меня, – сказала она и улыбнулась ей. – О моя госпожа, с тобой все в порядке.
– Ха‑а… да‑а…
Хадасса прикоснулась рукой ко лбу Фебы, успокоив ее.
– Господь милостив, моя госпожа. Последние несколько недель мне было тяжело, но теперь в тебе я вижу, что Слово не возвращается впустую. Ты ведь открыла Ему свое сердце, я так и поняла. – Она почувствовала, как Феба едва заметно сжала ее руку в своей. Хадасса поцеловала ее, и по ее щекам потекли слезы.
– Не теряй надежды, моя госпожа. Помни, что ты покоишься в Нем и Он любит тебя. Когда ты пришла к Нему, Он излил на тебя Свое благословение. Я не знаю, для чего этот паралич постиг тебя, но знаю точно, что Иисус тебя не оставил. Он никогда тебя не оставит, моя госпожа. Может быть, именно так Он хочет, чтобы ты стала к Нему ближе. Ищи Его. Слушай Его. Помни, Кто Он есть, наш Утешитель, наша Сила, наш Советник, наш Целитель. Проси Его раскрыть тебе, в чем Его воля для твоей жизни. Он явит тебе Свою волю. Может быть, Бог устроил все так для того, чтобы твоя верность Ему стала сильнее, чем раньше.
Хадасса почувствовала, как пальцы Фебы слабо опустились на ее руку. Хадасса сжала ее ладонь в своих ладонях, собираясь помолиться.
– Я буду молиться о том, чтобы Бог явил тебе Свою любовь и открыл тем самым Свою волю.
– Мар… – Слезы текли по щекам Фебы и скатывались на ее седеющие волосы.
Глаза Хадассы снова наполнились слезами.
– Я никогда не переставала молиться за Марка. – Она наклонилась и поцеловала Фебу в щеку. – Я люблю тебя, моя госпожа. Всецело подчинись Господу, и Он направит тебя.
Она встала с постели и снова закрыла лицо покрывалом. Потом она направилась к двери и открыла ее. Юлий, Александр и несколько слуг стояли тут же. Испытывая радость и восторг, Хадасса весело сказала им:
– Входите.
Юлий устремился к постели. Он остановился, пристально глядя на свою хозяйку, потом разочарованно повернулся к двери.
– Ей ничуть не лучше, – упавшим голосом сказал он. – Я‑то думал…
– Посмотри ей в глаза, Юлий. Она в сознании. И она прекрасно тебя понимает. Она не потеряна для нас, мой друг. Возьми ее за руку.
Юлий сделал так, как она ему сказала, и затаил дыхание, почувствовав, как пальцы Фебы слабо сжали его пальцы. Он наклонился и посмотрел ей в глаза. Феба сначала закрыла их, а потом открыла.
– О моя госпожа!..
Хадасса посмотрела на Александра и увидела, как он хмуро наблюдает за всем происходящим. Ей было интересно, какими мыслями занята его голова.
– Что нам теперь делать, мой господин? – спросил его Юлий. – Что мне делать, чтобы позаботиться о ней?
Александр дал ему указания о том, как готовить для больной такую пищу, которую она могла бы есть. Потом он сказал, чтобы Юлий или кто‑нибудь ещё из прислуги регулярно меняли положение Фебы.
– Не оставляйте ее в одном и том же положении на долгое время. Иначе у нее образуются пролежни, а это только усугубит ее состояние. Осторожно массируйте ей ноги и руки. Помимо этого, я даже не знаю, что еще посоветовать.
Хадасса села на постель и взяла другую руку Фебы. Феба повела глазами, пока не остановила на Хадассе свой взгляд, и Хадасса увидела, что ее глаза сияют.
Хадасса потерла ее руку.
– Юлий будет выносить тебя каждый день на балкон, если погода будет хорошей, чтобы ты могла чувствовать на своем лице тепло солнца и слышать пение птиц. Он знает, что ты все понимаешь, моя госпожа. – Хадасса подняла голову. – Говори с ней, Юлий. Будут минуты, когда она будет испытывать разочарование или страх. Напоминай ей о том, что Бог любит ее, что Он всегда будет с ней и что никакая сила на земле не сможет забрать ее из Его руки.
Она снова посмотрела на Фебу Валериан.
– У тебя все будет хорошо, моя госпожа. Найди способ сказать Юлию, что тебе нужно и что ты чувствуешь.
Феба закрыла глаза и снова открыла их.
– Хорошо, – сказала Хадасса. Она нежно погладила щеку Фебы тыльной стороной ладони. – Когда у меня будет возможность, я приду навестить тебя, моя госпожа.
Феба закрыла глаза и снова их открыла. В них заблестели слезы.
Вставая, Хадасса взяла пузырек со столика и протянула его Юлию.
– Выброси его.
Юлий взял пузырек и швырнул его в открытую дверь балкона, где пузырек разбился о черепицу. Потом он низко поклонился Хадассе.
– Спасибо тебе, Рафа.
Она ответила ему поклоном.
– Спасибо Господу, Юлий. Слава Богу.
По дороге домой Александр почти ничего не говорил. Он помог Хадассе выбраться из паланкина и дойти до дверей дома. Рашид увидел их еще сверху и встречал их. Он взял Хадассу на руки и поднял ее по ступеням в главное помещение. Там он осторожно поставил ее на ноги. Она прошла к дивану и села, потирая свою больную ногу.
Александр налил немного вина и протянул ей. Она сняла покрывало и глотнула прохладной жидкости.
– Какая же жизнь может обитать в этой женщине, заключенной в тело, которое не функционирует? – спросил Александр, дав, наконец, волю своему гневу. Он налил себе кубок фалернского вина. – Было бы лучше, если бы она умерла. По крайней мере, ее душа была бы свободна, а не мучилась бы в этом бесполезном панцире человеческого организма.
– Но она свободна, мой господин.
– Как ты можешь так говорить? Она еле двигается, не может ходить. Не может произнести ни одного членораздельного слова. Все, что она пытается сказать, превращается в какой‑то бессмысленный лепет. Она только может двигать левой рукой и ногой, да моргать глазами. И нет практически никаких шансов на то, что она снова научится делать что‑то еще.
Хадасса улыбнулась.
– Я никогда не чувствовала себя такой свободной, как в те минуты, когда просидела в запертой камере в ожидании смерти на арене. В той тьме со мной был Бог, точно так же, как Он с ней сейчас.
– Но какая польза от нее кому‑либо из людей, даже самой себе?
Хадасса подняла голову, и ее темные глаза засверкали.
– Кто ты такой, чтобы рассуждать, есть от нее польза или нет? Она жива ! Разве этого мало? – Хадасса с трудом справилась с охватившим ее гневом и попробовала убедить врача: – У Бога есть относительно нее какой‑то план.
– Не понимаю, какой план можно осуществить при ее положении? И что это будет за жизнь, Рафа?
– Та жизнь, которую ей дал Бог.
– А не кажется ли тебе, что было бы куда разумнее положить конец ее страданиям, чем продлевать ее жизнь в нынешнем состоянии?
– Ты как‑то сказал, что только Бог решает, жить человеку или умереть. Неужели ты с тех пор передумал? Неужели ты думаешь, что тебе, или другому врачу, дано решать, жить ей или нет? Убийство никогда не может быть актом милосердия, мой господин.
Краска бросилась Александру в лицо.
– Я не говорил об убийстве, и ты это прекрасно знаешь!
– На самом деле говорил, только пытался прикрыть это другими словами. – Хадасса говорила спокойно, с печальной убежденностью. – Как еще можно назвать прекращение чьей‑то жизни до того, как это сделает Бог?
– Считаю этот вопрос неразумным, Рафа.
– А что такое разумный вопрос?
– Вопрос, который не подразумевает какие‑то божественные истолкования, неподвластные человеческому разуму, – сжав губы, сказал Александр. – Давай лучше поговорим о чем‑нибудь другом.
– Никакая птица не садится на землю без Божьего ведома. Он знает момент и причину смерти Фебы Валериан. От Бога скрыть ничего нельзя. – Хадасса обхватила свою глиняную чашку, зная, что то, что она сейчас скажет, обидит Александра. – Вероятно, ты даже не осознаешь более глубоких причин, которые заставляют тебя желать, чтобы ее жизнь прекратилась.
– И что это за причины?
– Может быть, тебе так удобнее?
Александр снова покраснел.
– И ты это говоришь мне?
– Она теперь будет полностью зависеть от заботы других людей. Это требует огромного сострадания и любви, Александр. У Юлия эти качества есть. А у тебя на них нет времени.
Александр редко злился, но сейчас ее слова вывели его из себя.
– У меня, по‑твоему, нет сострадания? Разве я не трачу все свои силы и средства на то, чтобы помогать людям?
– А скольким из них ты отказывал?
– Я отказывал в помощи только тем больным, которых, как я точно знал, не смогу вылечить.
– А разве они не нуждались в твоей любви?
Александр не мог найти в словах девушки никакого упрека или обличения, и в то же время он чувствовал, как больно они режут по его сердцу.
– Что же я должен делать, Рафа? Принимать всех без исключения, кто обращается ко мне за помощью? Что бы ты мне посоветовала?
Отставив свою чашку в сторону, Хадасса встала и прошла через комнату.
– Вот что, – просто сказала она, остановившись перед ним и обняв его руками. Больше она ничего не сказала, но от ее удивительного объятия Александр почувствовал, как заныло его сердце. Он почувствовал, как ее руки мягко поглаживают ему спину, от чего весь его гнев куда‑то испарился. У него защипало глаза. Он закрыл их, тоже обнял Хадассу и прижался щекой к ее лбу. Потом он сделал медленный выдох.
– Иногда мне хочется тебя задушить – так ты меня расстраиваешь, – угрюмо сказал он ей.
Она тихо засмеялась.
– Я прекрасно знаю, что ты чувствуешь.
Усмехнувшись, он обхватил ее лицо своими ладонями и посмотрел ей в глаза.
– Что бы я без тебя делал, Рафа.
От ее веселья не осталось и следа. Она взяла его руки в свои и сжала их.
– Тебе нужно научиться доверять Господу.
Когда Хадасса освободилась от его объятий и направилась к двери, Александр почувствовал какое‑то смятение. И вдруг каким‑то необъяснимым образом он понял, насколько он одинок в этом мире. Он понял, что, в конечном счете, потеряет ее. Не знал, как именно и почему, – просто знал.
Сегодня вечером произошло нечто такое, чего он не мог объяснить. Может быть, Бог показал ей другой путь? Впервые в своей жизни Александр испытал острое желание, чтобы Хадасса всегда была с ним, чтобы он имел все законные основания считать ее своей, чтобы эти отношения стали нерушимыми.
Александр нахмурился, задумавшись, откуда в нем такое непростое чувство, и тут он вспомнил свои подозрения, которые возникли в нем, когда Рашид вошел и сообщил, что внизу ждет слуга Фебы Валериан. Хадасса тогда подняла голову так, будто ее ударила молния.
В следующую минуту Александра озарила некая догадка, и он в ужасе посмотрел на девушку.
– Так ты знала ее раньше, Хадасса? Ты не просто слышала о Фебе Валериан, а знала ее лично. – Его сердце бешено забилось. – Значит, твоими хозяевами были Валерианы, так? – Тут его охватил страх за нее и за себя, он уже больше не сомневался, что потеряет ее. – Что ты сделала в то время, когда осталась с ней наедине? Хадасса!
Она вышла из помещения, так ничего ему и не ответив.
Но Александр уже понял, что она сделала. Хадасса сняла свое покрывало. Она открылась члену той семьи, которая хотела ее убить.
– О боги!.. – произнес он, тяжело вздыхая и проводя руками по волосам.
Почему он не догадался спросить ее, знает ли она семью Валериана, еще до того, как брать ее туда с собой? Он с самого начала понимал, что это в какой‑то степени рискованно. И вот теперь из‑за него ей грозит опасность. И ради чего? Чтобы засвидетельствовать еще одно чудо исцеления? Нет! Он взял ее с собой, потому что гордился ее способностями, гордился тем, что она его помощница. И чего он добился этой своей несчастной гордостью?