Фольклорная проза

Ведьма (ведун) — существо, способное к оборотпичеству. Внешне мало чем отличавшаяся от обычных людей, ведьма могла иметь хвостик, а ее зрачки отражали людей и предметы в пере­вернутом виде [Виноградова 2001: 40). Ведьма вредит людям и до­машнему скоту: крадет детей у беременных женщин (вместо ре­бенка кладет во чрево беременной веник, головешку, лягушку); лишает коров молока, свиней — сала, домашнюю птицу — яиц, пасеки — меда, поля — урожая. Ведьма повелевает змеями, волка­ми, насекомыми, напуская их на людей, скотину и поля; но ведь­ма могла и помочь в охоте, рыболовстве, лечении [там же: 39— 40]. Вредоносная миссия ведьмы календарно приурочена: ее ак­тивное время — до дня Ивана Купалы, дальше ведьмы уже не могут вредить.

Колдун (колдунья) — категория человеческих существ, не принадлежащих целиком ни природе, ни людям, они играют по­средническую роль. Связь, которая соединяет колдуна с духами, дает ему привилегии: он пользуется сверхъестественной помощью во время охоты, превращается в зверя, разбирается в болезнях, обладает даром предвидения. Доля из первого урожая отдается колдуну как дань живых мертвым [Леви-Строс 1999: 299—300].

Полудница и полевик — единственные персонажи, появляю­щиеся в летний зной. Одетые в светлые (белые или серебристые) одежды, с копной распущенных рыжих волос, полудница и поле­вик приходили к работающим в неположенное время (знойное, жаркое) в поле и наносили вред, результатом чего был солнеч­ный удар, потеря сознания. Полевик или полудница наказывали детей, рвущих огородные плоды до времени. Полудниц также на­зывали кикиморами [Зеленин 1995: 425].

Происхождение демонологических персонажей русских быличек и бывальщин связано с анимистическими и антропоморфны­ми воззрениями древних людей.
Былички и бывальщины, повествуя о страшном, непознан­ном, таинственном, предрасположены к трагическому финалу: нечистая сила, как правило, вредит человеку — он становится «как не свой»: мрачный, угрюмый, после встречи с нечистью со­хнет и порой умирает. Такие содержание и финал былички спро­воцировали пейзаж и время, на фоне которых происходит ветре - ча с нечистью. Это, как правило, темное время: сумерки, вечер, ночь, туман. Место действия — болото, мельничная плотина, заб­рошенные кладбище или шахта [Померанцева 1985: 181].
Форма былички, по словам Померанцевой, в ее «бесформен­ности». Являясь чаще повествованием в устах непрофессионала, быличка не выработала за время своего существования каких-то особых приемов. Пожалуй, в ее «нехудожественное», стилисти­ческой «корявости» и заключается своеобразие:
Короче, это было в Макарово, в деревне. От Ушумуна она недалеко, это Макарово.
Женщина одна пошла в баню. Ну и потом она оттуда — раз! — выбегает. Ну, голая вся (пока разделась, мылась...). Выбегает, че-то вся в кро­ви, в общем. Прибежала домой, отец на нее: че, мол, получилось? Она кого? Она ни слова, никово не может сказать. Пока водой ее отпаивали...
Этот отец в баню забежал. Ну, ждут час. два — нету его, три — нету. Раз! — опять гуда забегают: там шкура на каменке натянута, а его самого нету <...> Это банник!
Вот, он, короче, побежал: он с ружьем, раза два успел выстрелить. Ну а, видать, рассердил его шибко... Ну, и шкура, говорит, там натяну­та на каменке. <...>
Старики рассказывали. <...> Это давно ишо было.
[Мифологические рассказы... 1987: 81—82]
Современ­ный фольклорист Е.С. Ефимова выделяет три блока мотивов рус­ских быличек, построенных на зависимости положения героя и антагониста по отношению к «своему» и «чужому» мирам.
Первый блок мотивов связан с нахождением антагониста в реальном мире: антагонист невидим, пугает, свистит, нарушает привычный порядок вещей. Второй блок мотивов связан с нахож­дением героя в «антимире»: герой находится в услужении у нечи­сти в роли работника, няньки, истопника, музыканта и проч. Третий блок мотивов связан с последствиями посещения «анти­мира» героем, возвратившимся в реальный мир: болезнь, безу­мие, получение особого дара, иногда смерть, связанная с пре­вращением в мифологическое существо. Былички / бывальщины, в которых разработан третий блок мотивов, имеют трагический финал.
В современных городских условиях быличка и бывальщина от­части перекочевали из устного бытования на страницы газет и журналов, в основном «желтых», популярных у массового читате­ля. Названия рубрик, под которыми печатаются современные бы­лички и бывальщины, несут на себе «печать отношения к публи­куемому тексту редакции — “Привет с того света!”, “Грани не­познанного”», или названия в духе «Хотите верьте, хотите нет», собственно, отражая специфику жанра — установку на достоверность. Такие элементы былички, как указа­ние на конкретные место и время события, на имя и фамилию свидетеля, наличие при публикации былички фотографии с мес­та происшествия, — работают на достоверность повествования. Словесное событие становится «зримым», подтверждается мне­нием экспертов.
Традиционная быличка, созданная в основном в крестьянской среде, трансформировалась в городскую быличку, которая поме­няла традиционную форму бытования (рассказывание) и в кото­рой появились новые персонажи (старые по сути). Новыми мифо­логическими персонажами, «ворвавшимися» в сознание и быт горожанина и сельского жителя рубежа XX —XXI вв., стали ино­планетянин, НЛО, снежный человек, барабашка, а также проро­ки и мессии всех сортов, различных конфессий, предрекающих миру эсхатологическую развязку.

Легенды
В переводе с лат. legenda — ‘текст, который надо прочесть’. Леген­ды не имеют определенной формы, как, например, сказки. Лишь по содержанию, по установкам рассказчика и персонажам мы мо­жем отличить легенду от других прозаических жанров. Традицион­ные персонажи легенд — Христос, Богородица, апостолы и проро­ки, святые и странники, «иногда даже в рамках одного произведе­ния традиционный персонаж легенды — обычно Николай Чудо­творец — вступает в конфликт с традиционным же персонажем былички (например, лешим), защищая от него жертву проклятия» [Легенды. Предания. Бывальщины 1989: 191, — это к вопросу о неод­нозначности в отнесении персонажей к тому или иному жанру. Есть легенды, где эти образы отсутствуют, но там есть установка на объяснение каких-либо явлений. Легенда близка по содержанию мифу. Но миф не жанр, а информация, содержание. Легенда — это тот же миф, но принявший форму рассказа уже в историческое время. Многие сборники названы «Мифы и легенды». Легенда стре­мится выстроить социальную справедливость, формирует нравствен- но-этические нормы, часто отсылая к авторитету личностей, став­ших «легендарными».
Легенды классифицируются на космогонические (о миротво- рении: о происхождении неба, земли, звезд, солнца), зоогони- ческие (о происхождении животных, о роли в этом процессе не­чистой силы), топонимические (о происхождении рек, озер, гор и проч. и их названий), христианские, о кладах, эгногонические (о происхождении отдельных народов и племен) и др.
Одна из легенд, записанных в начале XX в. в Подолии, пове­ствует, «что Бог сотворил сразу все народы — турок, татар, нем­цев, русских, не было только среди них “москаля”, сотворить которого попросил св. Петр... Бог велел поднять Петру камешек, из-под которого тотчас же выскочил “москаль”, схватил Петра за бороду и стал требовать у него “пашпорт”, угрожая при этом полицией. Петру пришлось дать “москалю” на горилку, чтобы тот отцепился...» | Белова 2005: /8], с тех пор, по словам рассказчи­ка, москали цепляются до всех людей, у кого нет паспорта. А вот этногоническая болгарская легенда (об «иерархии» народов в ми­ровом господстве и роде занятий), воспроизведенная Г. Гачевым в «Национальных образах мира»:
Основная функция легенды дидактическая: она поучает, со­здает идеальные образцы для подражания | Померанцева 1985: 173\. По замечанию И. А. Разумовой, современная городская ле­генда — это рассказ с целью укрепления религиозной веры, опи­рающейся на чудо, активно он уже не бытует [Разумова 2003: 5521. Услышать легенду в современном бытовании можно из рас­сказов гида во время экскурсий. Многие легенды послужили ос­новой литературных произведений, например, в повести «Вечер накануне Ивана Купала» Н. В. Гоголь не просто заимствует ле­генду о цветке папоротника, который приносит счастье, а деде- монизирует ее, т.е. переосмысляет: цветок, а с ним клад, при­носит несчастье.