Фольклорная проза

Запечник — дух веселый, любящий пошутить: «Пропадет ли у хозяйки ухват, разобьется ли внезапно посуда — все эго шутки запечника» [там же: 41].

Овинник, или овинянник, — светлый дух, покровитель домо­чадцев, если они к нему обращаются с молитвой, почитают его. Имеет как антропоморфный образ (старичок), так и зооморфный (например, в виде барана). Овинник живет в овине (гумне: вари­ант — гуме н н и к), стережет хлеб от напастей. Образ овинника присутствует в текстах гаданий и контексте участников гадатель­ного действа, когда девушки обращались к овиннику с вопросом: «Хозяин овина, скажи, откуда будет мой суженый?» [Толстой 1995: 282].

Банник, или баенник, — злой дух. «Ночевать в бане никто, даже из самых храбрых пудожан, ни за что не решится. Даже днем страшно идти в баню одному...» [Харузин 1889: 42]. Банник мог избить человека веником, содрать с него кожу, «уморить», если человек нарушал некий банный ритуал — мылся после «третьего пара», мылся без креста [Мифологические рассказы... 1987: 387], или когда топили баню накануне родительского дня, предполага­лось — для покойников, мыться хозяевам было запрещено, люди и не делали этого, так как была угроза встретиться с банником [там же: 224].

Кикимора — вариант «злого домового» в жилище, играет по ночам с прялкой, веретеном, может допрясть за хозяина, чаще рвет, мусолит, путает шерсть [Левкиевская 1996: /81]. Кикиморы, но поверью, «вырастают из “потерчат”, т.е. детей, “проклятых в утробе матери” или “родившихся неживыми”» [Мифологические рассказы... 1987: 387]. Кикиморы селятся в тех домах, где случи­лось детоубийство, проклятие детей. Если поймать такую кикимо­ру и выстричь у нее на голове крестик, то она станет человеком и будет расти как обычный ребенок. Существует разновидность «кабачной кикиморы». «Эта жившая в кабаке кики­мора говорит про себя: “Я — сын богатых родителей, проклятый еще в утробе матери, и вот теперь скитаюсь по свету около трид­цати лет и не нахожу себе пристанища. Огец меня проклял ни с того ни с сего, а мать поклялась своей утробой в нечестивом деле”» |там же].

Особенность этого фольклорного образа черта состоит в том, что, во-первых, темно его происхождение, во-вторых, он с легкостью заменяет любой персонаж русской демонологии, т.с. черт — некий инвариант нечисти (домового называют жировой черт, лешего — лесовой черт, водяного — водяной черт). Боль­шинство предыдущих персонажей демонологии варьируются по своей интенции (то позитивной, то негативной). В отличие от них черт — воплощение только злого начала. Образ черта, возникший в дохристианскую эпоху, окончательно оформился под влиянием христианских представлений о бесе. Черт рыщет по земле, выис­кивая любую возможность навредить человеку. Черт выступает в разных обликах: антропоморфный, зооморфный. Если он чело­век, то хром, косоглаз, имеет рожки, конские или козлиные ко­пыта. Если животное, то принимает образ козла, овны, ягненка. Черт подталкивает человека к самоубийству, пристает к пьяным, подменивает человеческого ребенка на своего, уродливого и про­жорливого. Молитва, крест, имя Бога, магический круг, петуши­ный крик — вот чем можно спастись от него [Левкиевская 1996: 193- 194\.

Духи болезней — как антропоморфные (изможденные жен­щины), так и зооморфные персонажи (собаки, кошки, коровы, лошади). В них персонифицированы чума, холера, оспа. «Считает­ся, что, входя ночью в село, чума или холера подходят к окнам домов и спрашивают людей: “Спите?” Если люди растеряются и ответят: “Спим”, то дух болезни скажет: “Так спите навеки”, после чего в селении начнется мор на людей и скотину. Но если, сооб­разив, кто задает им этот вопрос, люди ответят: “Не спим. Бога хвалим", опасное существо скажет: “Хвалите навеки" и покинет село, не причинив вреда» [там же: 194].