Франц Кафка «Процесс»

Глава четвертая. 
ПОДРУГА ФРОЙЛЯЙН БЮРСТНЕР 
В течение ближайших дней К. никак не мог сказать фройляйн Бюрстнер хотя бы 
два-три слова. Он всячески пытался подойти к ней, но она всегда ухитрялась избегать его. 
После службы он сразу шел домой, усаживался в своей комнате на кушетку, не зажигая 
света, ничем другим не занимался – только следил, не появится ли кто-нибудь в прихожей. А 
если проходила горничная и притворяла дверь его, как ей казалось, пустой комнаты, он через 
некоторое время вставал и снова открывал дверь. По утрам он подымался на час раньше 
обычного, чтобы встретить фройляйн Бюрстнер, пока она не ушла в контору. Но все его 
попытки срывались. Тогда он написал ей письма и на адрес конторы, и на домашний адрес, 
пытаясь оправдать свое поведение, предлагал как угодно загладить свой промах, обещал 
никогда не преступать границ, которые она ему поставит, и только просил дать ему 
возможность поговорить с ней, тем более что он не мог ни о чем договориться с фрау 
Грубах, не посоветовавшись предварительно с фройляйн Бюрстнер. А в конце письма 
сообщал, что в следующее воскресенье он будет весь день дожидаться в своей комнате – 
пусть даст хоть какой-то знак, что согласна исполнить его просьбу о свидании или по 
крайней мере объяснить ему, почему эта просьба невыполнима, причем он обещает всецело 
подчиниться ее требованиям. Письма не вернулись, но и ответа не последовало. Однако в 
следующее воскресенье ему был подан знак, не допускавший никаких сомнений. С самого 
утра К. увидел через замочную скважину необычную суету в прихожей, причина которой 
скоро выяснилась. Учительница французского языка – впрочем, она была немка по фамилии 
Монтаг, – чахлая, бледная, хроменькая девушка, занимавшая до сих пор отдельную комнату, 

---

Франц Кафка «Процесс» 
100 лучших книг всех времен: 
www.100bestbooks.ru
 
перебиралась в комнату к фройляйн Бюрстнер. Уже несколько часов шмыгала она взад и 
вперед через прихожую. То она забыла взять что-то из белья, то коврик, то книжку, и за всем 
по отдельности ей приходилось бегать, все переносить в новое жилье. 
Когда фрау Грубах принесла К. его завтрак – с тех пор как он так на нее разгневался, 
она даже мелочей не поручала прислуге, – К., не удержавшись, заговорил с ней в первый раз 
после пятидневного молчания. 
– Почему сегодня такой шум в передней? – спросил он, наливая себе кофе. – Нельзя ли 
это прекратить? Неужто именно в воскресенье надо делать уборку? 
И хотя К. не смотрел на фрау Грубах, он заметил, что она вздохнула словно с 
облегчением. Даже этот суровый вопрос она восприняла как примирение или хотя бы как 
шаг к примирению. 
– Никакой уборки нет, господин К., – сказала она, – это фройляйн Монтаг перебирается 
к фройляйн Бюрстнер, переносит свои вещи. 
Больше она ничего не сказала, выжидая, как примет К. ее слова и будет ли ей 
разрешено говорить дальше. Но К. решил ее испытать и, задумчиво помешивая ложечкой 
свой кофе, промолчал. Потом поднял глаза и спросил: 
– А вы уже отказались от своих прежних подозрений относительно фройляйн 
Бюрстнер? 
– Ах, господин К.! – воскликнула фрау Грубах, явно ждавшая этого вопроса, и 
умоляюще сложила руки перед К. – Вы слишком близко приняли к сердцу совершенно 
случайное замечание. У меня и в мыслях не было обидеть вас или еще кого-нибудь. Ведь вы 
меня так давно знаете, господин К., вы мне должны поверить. Вы не можете себе 
представить, как я страдала все эти дни! Неужели я способна оговорить своих квартирантов: 
И вы, вы, господин К., могли этому поверить! Да еще предлагали, чтобы я отказала вам от 
квартиры! Вам – и отказала! Слезы уже заглушили последние слова, она закрыла лицо 
передником и громко зарыдала. 
– Не плачьте, фрау Грубах, – сказал К., глядя в окно. Он думал только о фройляйн 
Бюрстнер и о том, что она взяла к себе в комнату постороннюю девушку. – Да не плачьте 
же! – повторил он, обернувшись и увидев, что фрау Грубах все еще плачет. – Я в тот раз не 
хотел сказать ничего дурного. Мы просто друг друга не поняли. Это случается и со старыми 
друзьями. 
Фрау Грубах выглянула из-за передника, чтобы убедиться, действительно ли К. на нее 
не сердится. 
– Да, да, это правда, – сказал К. По всему поведению фрау Грубах он понял, что ее 
племянник, капитан, ничего не выдал, и потому решился добавить: – Неужели вы и вправду 
поверили, что из-за какой-то малознакомой барышни я с вами поссорюсь? 
– То-то и оно, господин К., – сказала фрау Грубах. Но, к несчастью, как только она 
чувствовала себя хоть немного увереннее, она сразу становилась бестактной. – Я и то себя 
спрашивала, с чего бы это господин К. так заступался за фройляйн Бюрстнер? Почему он 
ссорился со мной из-за нее? Ведь он знает, что я ночами не сплю, когда он на меня сердится. 
А про барышню я только то и говорила, что видела своими глазами! 
К. ничего ей не возразил, иначе ему пришлось бы тотчас выставить ее из комнаты, а 
этого он не хотел. Он только молча пил кофе, как бы подчеркивая, что фрау Грубах тут уже 
лишняя. За дверью послышалось шарканье: фройляйн Монтаг опять проходила через 
переднюю. 
– Вы слышите? – спросил К. и повел рукой к двери. 
– Да, – сказала со вздохом фрау Грубах, – я и сама хотела ей помочь, и горничную 
посылала на помощь, да она такая упрямая, все хочет сама перенести. Удивляюсь я на 
фройляйн Бюрстнер. Мне и то неприятно, что эта Монтаг у меня живет, а фройляйн 
Бюрстнер вдруг берет ее к себе в комнату. 
– Вас это не должно касаться, – сказал К. и раздавил ложечкой остатки сахара в 
чашке. – Разве вам от этого убыток? 

---