История средних веков. В 2-х томах

Мари К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С. 164. 
Наряду с коллективной властью народного собрания и совета 
старейшин у германцев существовала индивидуальная власть пле-
менных вождей. Античные авторы называют их по-разному: одних — 
принцепсами, дуксами, архонтами, игемонами, т. е. предводителями, 
других — так же, как своих правителей героической эпохи, — рекса-
ми или василевсами, иначе говоря, царями. Тацит, например, расска-
зывает, что когда Арминий — знаменитый предводитель херусков, 

---

74 
нанесший в 9 г. в Тевтобургском лесу сокрушительное поражение ле-
гионам Квинтилия Вара, вознамерился стать рексом, свободолюби-
вые соплеменники убили его. Однако смысл этого противопоставле-
ния от нас ускользает. Перед нами племенные вожди или верховные 
вожди племенных союзов, чью власть лишь условно, с учетом исто-
рической перспективы, можно квалифицировать как монархическую. 
Могущество и прочность положения этих вождей, естественно, раз-
личались, но зависели ли эти различия от уровня развития племени и 
находили ли отражение в языке самих германцев, неясно. 
Переходный характер древнегерманских институтов власти, еще 
несомненно догосударственных, но уже далеко не первобытных, за-
трудняет выбор терминов, которые бы правильно передавали их суть. 
Это касается и титулатуры. Так, применительно к вождям германцев 
термины «василевс» и «реке» чаще всего переводятся на русский 
язык как «король». Между тем это слово, произведенное славянами 
от собственного имени Карла Великого (франкского монарха, умер-
шего в 814 г.), принадлежит уже эпохе феодализма и может быть от-
несено к политическим реалиям доклассового общества лишь с ого-
ворками. 
Говоря о германских древностях, разумнее, наверное, взять на 
вооружение лексику самих германцев, лучше всего общегерманское 
слово konung. Как и связанное с ним славянское «князь», слово «ко-
нунг» восходит к индоевропейскому keni — «род» (ср. латинское 
gens). Таким образом, в первичном значении термина конунг — это 
родовитый, благородный, следовательно, знатный и в силу этого до-
стойный уважения и послушания человек, но никак не повелитель и 
не господин. 
По наблюдениям Тацита, конунг располагал весьма ограничен-
ной властью и управлял соплеменниками, скорее убеждая и увлекая 
примером, нежели приказывая. Конунг был военным предводителем 
племени, представлял его в международных делах, имел преимуще-
ство при дележе военной добычи и право на более или менее регу-
лярные, хотя и добровольные, подношения со стороны соплеменни-
ков, а также на часть штрафов с осужденных, причитавшуюся ему 
именно как главе племени. Однако ни судьей, ни хранителем, тем бо-
лее творцом племенных обычаев он не был и особой распорядитель-
ной властью не обладал. Даже на войне, пишет Тацит, «казнить, 
.заключать в оковы, подвергать телесному наказанию не дозволено 
никому, кроме жрецов», действующих как бы по повелению боже-

---

75 
ства. Вместе с тем конунг и сам выполнял определенные сакральные 
функции. У ряда племен он и много столетий спустя играл важную 
роль в совершении публичных гаданий и жертвоприношений, считал-
ся лично ответственным за неудачу на войне и неурожай и мог быть 
на этом основании не только смещен, но и принесен в жертву, дабы 
умилостивить богов. 
Власть конунга была выборной. Избирали его на народном со-
брании из числа наиболее знатных мужей, еще не обязательно при-
надлежащих к одному роду, иногда по жребию, но чаще сознатель-
ным решением присутствовавших, поднимавших тогда своего из-
бранника на щит. На народном собрании же, не без подстрекатель-
ства со стороны оппозиционно настроенной части знати, происходи-
ло и смещение ставшего почему-либо неугодным конунга. Некоторые 
из них пытались возвыситься над народным собранием и советом 
старейшин, что, по всей вероятности, и трактовалось античными ав-
торами как борьба племенных вождей за царскую власть. 
Особое место в древнегерманском обществе занимали предво-
дители дружин. В отличие от племенного войска-ополчения, вклю-
чавшего всех боеспособных членов племени, строившегося по родам 
и семьям и возглавлявшегося конунгом, дружины составлялись из 
случайных, не связанных родством людей, надумавших сообща по-
пытать ратное счастье и ради этого примкнувших к какому-то быва-
лому, удачливому, известному своей отвагой воину. В основном это 
была молодежь, часто знатного происхождения, надолго, если не 
навсегда, отрывавшаяся от отчего дома и сельскохозяйственного тру-
да и всецело посвящавшая себя войне, а точнее, разбойным набегам 
на соседей. В промежутках между набегами дружинники проводили 
время в охотах, пирах, состязаниях и азартных играх, постепенно 
проедая и проматывая награбленное. Эту долю, может быть и желан-
ную для всего германского юношества, избирали, однако, далеко не 
все: в дружинники шли наиболее знатные и богатые, чьи семьи могли 
позволить себе потерю работника, либо самые беспокойные и бес-
путные, вольные или невольные изгои, порвавшие с родней, а то и с 
племенем. Нередко они нанимались в солдаты к римлянам; так, 
например, начинал свою карьеру Арминий. 
Внутри дружины существовала своя специфическая иерархия, 
положение в ней определялось не столько знатностью рода, сколько 
личной доблестью. Это порождало соперничество между дружинни-
ками, но все противоречия между ними заслонялись общей безогово-

---

76 
рочной преданностью предводителю. Считалось, что предводителю 
принадлежит не только слава, но и добыча, дружинники же кормятся, 
получают оружие, видимо, и кров от его щедрот. Будучи чрезвычайно 
сплоченной, дружина занимала особое место в племенной организа-
ции. Она то противопоставляла себя племени, в частности нарушала 
заключенные им договоры (чего, похоже, не понимали дисциплини-
рованные римляне, принимавшие самовольные вылазки отдельных 
отрядов за вероломство целого племени), то составляла ядро племен-
ного войска, оказываясь средоточием его мощи и нередко обеспечи-
вая своему предводителю достоинство конунга. По мере того как та-
кие случаи учащались, ее облик менялся, и постепенно из разбойни-
чьей ватаги, существовавшей как бы на периферии племени, она пре-
вращалась в настоящую княжескую дружину и в этом качестве стано-
вилась основой власти племенного вождя. В дальнейшем, к эпохе Ве-
ликого переселения, из дружины, во всяком случае «старшей» ее ча-
сти, вырастала новая, служилая знать, постепенно оттеснявшая ста-
рую, родо-племенную, хотя корнями многие представители новой 
знати были связаны со старой. 
Древние германцы не составляли этнического целого и, по-
видимому, не воспринимали себя как единый народ. Привычный нам 
этноним Germani возник как название какого-то одного германского 
племени; кельты распространили его на всех своих северо-восточных 
соседей и в этом значении передали римлянам. Сами германцы, хотя 
и осознавали общность своего происхождения, культов и языка, по-
хоже, не испытывали потребности в общем наименовании. Показа-
тельно, что слово diutisk (от thiuda — «народ»), к которому восходит 
современное самоназвание немцев — Deutsch, зарегистрировано в ис-
точниках только с конца VIII — начала IX в. При этом и на континен-
те, и в Англии оно первоначально употреблялось (в смысле «просто-
народный») лишь в отношении языка германцев, противопоставляе-
мого латыни. Этнической характеристикой оно стало не ранее XI в., 
закрепившись, однако, к этому времени за одними немцами. Связан-
ный с тем же корнем этноним «тевтоны», в средние века и в новое 
время применявшийся иногда ко всем германцам, в древности обо-
значал только одно, правда, знаменитое, племя — первое, наряду с 
кимврами, с которым столкнулись средиземноморские народы и ко-
торое едва не погубило римскую державу. 
Реальной политической единицей древнегерманского мира яв-
лялось племя. Возникавшие время от времени племенные объедине-

---

77 
ния строились не столько по родственному, сколько по территори-
альному признаку и в условиях непрестанных миграций нередко 
включали и негерманские (кельтские, славянские, фракийские) пле-
мена. Таким объединением было, например, недолговечное «царство» 
Маробода — предводителя германцев и кельтов, населявших в начале 
I в. н. э. территорию современной Чехии. 
Племенные объединения рубежа старой и новой эры были еще 
очень рыхлыми и непрочными. Они вызывались к жизни временны-
ми, главным образом внешнеполитическими обстоятельствами (пере-
селением в чужую страну и покорением ее или угрозой завоевания, 
нависшей над собственной страной) и с переменой обстоятельств 
распадались. Этническая разнородность являлась важной, но не един-
ственной причиной их неустойчивости; не менее существенно, что и 
взятое в отдельности племя тогда еще не представляло собой доста-
точно прочного образования. Иногда вообще трудно решить, дей-
ствительно ли в источнике говорится о племени или все-таки о кон-
гломерате мелких племен. 
В изображении римских авторов, склонных принимать родопле-
менные подразделения германцев за чисто территориальные, герман-
ская «цивитас» состоит из довольно обособленных, живущих своей 
жизнью округов, управляемых собственными принцеп-сами. Римляне 
обозначали эти округа словом pagus, германским эквивалентом пра-
вильно, видимо, считать слово Gau. Судя по данным топонимики, это 
были крупные, порядка 1000 кв. км, территории, жители которых 
обычно имели общее название, отличающее их от прочих соплемен-
ников. Примером может служить расположенный в большой излу-
чине Рейна Брейсгау — «округ бризов». Внутреннюю организацию 
округов приходится изучать в основном по материалам раннесредне-
вековых источников, рисующих институты военной демократии не 
просто угасающими, но и деформированными. В той мере, в какой 
ретроспективный анализ этих источников все же оправдан, можно 
сделать вывод, что в каждом округе имелось свое, малое собрание, 
где избирался военный вождь, а также лагман — знаток и хранитель 
местных обычаев. Округ в свою очередь дробился на несколько сотен 
(hundert), обязанных выставлять в племенное ополчение по сотне во-
инов и потому так называвшихся. В сотне также существовав свое 
собрание (mallus «Салической правды», gemot англосаксонских су-
дебников), созывавшееся чаще, чем собрания более высокого уровня, 
по нескольку раз в год. На сотенном собрании заключались сделки, 

---

78 
рассматривались совершенные в пределах сотни правонарушения, 
вообще все значимые для нее вопросы правового характера. Дела, ка-
савшиеся сразу двух и более сотен (например, тяжбы между членами 
разных сотен), слушались в окружном или даже в пле- . менном со-
брании. 
Поскольку жизнь ставила перед племенем более разнообразные 
и сложные проблемы, чем перед округом или сотней, круг вопросов, 
обсуждавшихся на племенном собрании, был шире, а сами вопросы 
— серьезнее. Так, внешнеполитические дела имело смысл решать 
всем племенем сообща. Однако полномочия и функции собраний бы-
ли в принципе одни и те же, принудить округа и сотни к выполнению 
своих решений племенное собрание было не в состоянии: все держа-
лось на добровольном согласии соплеменников, объединенных в сот-
ни и округа. Не будучи политически самостоятельными, они являлись 
все же вполне жизнеспособными образованиями и, если решения 
племени шли вразрез с их частными интересами, сравнительно легко 
и безболезненно откалывались от него, чтобы затем примкнуть — в 
целях самосохранения — к другому племени. Случалось, что раскол 
совершался не в результате разногласий, а под натиском врагов, под-
чинивших и увлекших за собой жителей отдельных округов и сотен, 
или даже как вынужденная мера — вследствие перенаселенности, ис-
тощения почв и т. д. Тогда бросали жребий, и часть племени отправ-
лялась в путь в поисках новой родины. Так, по всей вероятности, об-
стояло дело у семнонов, позднее у вандалов, саксов, некоторых дру-
гих племен.