История средних веков. В 2-х томах

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 46. Ч. I. С. 472. 

---

69 
(и мало что зная кроме нее), будучи включен в присущие ей 
природные ритмы, человек составлял с ней единое целое и вне его 
мыслил себя с трудом. В отличие от скота, рабов, утвари земля не 
подлежала отчуждению; продать или обменять ее, во всяком случае 
за пределы рода, было практически так же невозможно, нелепо, свя-
тотатственно, как и бросить. Покидая отчий дом в поисках славы и 
богатства, германец не порывал с ним навсегда, да его личная судьба 
и не имела особого значения — главное было не дать прерваться ро-
ду, тысячами уз связанному с занимаемой им землей. Когда же под 
давлением обстоятельств с места снималось целое племя, вместе с 
экономическими и социальными устоями общества начинала дефор-
мироваться и сложившаяся в нем система ценностей. В частности, 
возрастала роль движимого имущества, а земля все яснее обнаружи-
вала свойства вещи, которую можно оценивать и приобретать. Не 
случайно архаические воззрения германцев на землю если не изжи-
ваются, то претерпевают принципиальные изменения именно в эпоху 
Великого переселения народов. Имущественное и социальное нера-
венство, известное германскому обществу по крайней мере в I в., еще 
долго выражалось сравнительно слабо. Наиболее типичной фигурой 
этого общества был свободный, ни от кого не зависящий человек — 
домовладыка, занятый сельскохозяйственным трудом, и одновремен-
но воин, член народного собрания, хранитель обычаев и культов сво-
его племени. Это еще не крестьянин в средневековом смысле слова, 
так как хозяйственная деятельность пока что не стала для него един-
ственной, заслонившей и заменившей ему всякую другую: при очень 
низкой производительности труда, позволявшей прокормить обще-
ство лишь при условии личного участия почти всех его членов в 
сельском хозяйстве, общественное разделение труда и разграничение 
социальных функций (производство, управление, культ и т. д.) еще 
только намечалось. Следует отметить, что сочетание производствен-
ной и общественной деятельности, в котором наряду с экономиче-
ской самостоятельностью и воплощалось полноправие древнего гер-
манца, было возможно только благодаря его принадлежности к боль-
шесемейному коллективу, достаточно мощному и сплоченному, что-
бы без особого ущерба для хозяйства переносить периодическое от-
сутствие домовладыки и его взрослых сыновей. Поэтому социальный 
статус германца определялся в первую очередь статусом его семьи, 
зависевшим еще не столько от богатства, сколько от численности, ро-
дословной и общей репутации семьи и рода в целом. Комбинация 

---

70 
этих ревностно оберегаемых признаков определяла степень знатности 
человека, т. е. уровень гражданского достоинства, признаваемый за 
ним обществом. 
Большая знатность давала известные привилегии. Если верить 
Тациту, она обеспечивала наряду с уважением преимущество при де-
леже земли и доставляла предводительство на войне даже юношам; 
судя по тому, что последние могли позволить себе подолгу пребывать 
в праздности, чураясь сельскохозяйственного труда, большая знат-
ность, как правило, сочеталась с большим достатком. 
О крепнущей взаимосвязи социального превосходства с богат-
ством свидетельствуют и материалы раскопок, показавших, что 
наиболее солидная богатая усадьба обычно занимала в поселении 
центральное место, соседствуя с культовым помещением и как бы 
группируя остальные жилища вокруг себя. Однако во времена Тацита 
знатность еще не превратилась у германцев в особый социальный 
статус. Все свободные и свободнорожденные оставались полноправ-
ными и в целом равноправными членами племени: различия в их сре-
де по сравнению с их общим отличием от несвободных были еще от-
носительно несущественными и определялись принадлежностью не к 
тому или иному социальному разряду, а к конкретному роду. 
Несвободные, как и у римлян, формально стояли вне общества, 
но в остальном рабство играло в жизни германцев принципиально 
другую роль. Хотя обычаи германцев не запрещали обращать в раб-
ство соплеменников, а беспрестанные войны с соседями обеспечива-
ли стабильный источник пополнения рабов за счет чужаков, рабы об-
разовывали достаточно узкий слой населения. Пленных часто выме-
нивали или продавали римлянам, а иногда и убивали на поле боя или 
приносили в жертву, рабов же по прошествии некоторою времени не-
редко отпускали на волю и даже усыновляли. По-видимому, рабы 
имелись далеко не во всяком домохозяйстве, и даже в самых крупных 
и зажиточных они вряд ли были столь многочисленными, чтобы гос-
подская семья могла переложить на них главные хозяйственные забо-
ты. Рабство оставалось патриархальным, и в том, что касается повсе-
дневной производственной деятельности и условий существования, 
образ жизни рабов мало отличался от образа жизни свободных. Часть 
рабов работала рука об руку с хозяином и делила с ним кров и пищу, 
однако внимание Тацита больше привлекло то обстоятельство, что 
германцы «пользуются рабами иначе, чем мы, распределяющие обя-
занности между челядью, — каждый из них распоряжается в своем 

---

71 
доме, в своем хозяйстве. Господин только облагает его, словно коло-
на, известным количеством зерна, скота или ткани, и лишь в этом вы-
ражаются его повинности как раба». Можно гадать, действительно ли 
то были рабы или какой-то другой, чуждый социальному опыту рим-
лянина разряд населения, однако показателен сам факт существова-
ния слоя эксплуатируемых частным лицом, но самостоятельно хозяй-
ствующих производителей. Отношения этого типа, разумеется, не 
определяли социально-экономический облик германского общества 
конца I в., еще не знавшего систематической эксплуатации человека 
человеком. Тем не менее налицо симптомы разложения древнего об-
щественного строя и формирования качественно нового хозяйствен-
ного механизма. 
В последующие три-четыре столетия германское общество дела-
ет заметный шаг вперед. Археологический материал недвусмысленно 
говорит о дальнейшем имущественном и социальном расслоении по-
гребения все больше различаются по инвентарю, наиболее богатые из 
них сопровождают символические атрибуты власти; в скученных по-
селениях крупнейшая усадьба понемногу становится не только адми-
нистративным, но и экономическим центром: в частности, в ней кон-
центрируются ремесло и торговля. Углубление социальной диффе-
ренциации зафиксировано и позднеантичными авторами. Так, в изоб-
ражении Аммиана Марцеллина (конец IV в.), аламанская знать 
(нобилитет) уже вполне определенно противостоит простонародью и 
держится обособленно даже в бою. Ретроспективные данные варвар-
ских правд также позволяют сделать вывод, что к эпохе Великого пе-
реселения свободные уже не составляли единой массы ни в имуще-
ственном, ни в социально-правовом отношении. Как правило, преоб-
ладающим было трехчастное деление соплеменников на знатных, 
свободных в узком смысле слова и полусвободных, в германских 
наречиях именуемых обычно литами. С большей или меньшей четко-
стью эти категории уже различались объемом прав. Например, по 
обычаям саксов, жизнь знатных защищались более высоким вергель-
дом (штрафом за убийство — ср. древнерусское «вира»), его клятва 
оценивалась выше, чем клятва просто свободного, но в ряде случаев 
строже карались и совершенные им преступления. 
Степень знатности в канун Великого переселения по-прежнему 
в большой мере определялась происхождением: учитывалось, напри-
мер, были ли в роду несвободные или представители покоренных 
племен. Однако все более заметную роль при этом играло имуще-

---

72 
ственное положение человека. Типичный знатный варварских правд 
окружен многочисленной родней, рабами, отпущенниками, зависи-
мыми людьми. Рабы и зависимые могли быть и у свободного просто-
людина, и даже у лита, но чаще лит, а иногда и свободный на поло-
жении лита сам являлся чьим-то человеком, обязанным своему гос-
подину послушанием и какими-то повинностями. Его свобода, пони-
маемая в варварском обществе как нерасторжимое единство извест-
ных прав и обязанностей, постепенно ущемлялась, а сам он понемно-
гу устранялся от участия в общественных делах, все больше сосредо-
точиваясь на хозяйственных заботах. Характерно, что даже некото-
рые древнейшие правды причисляют к литам вольноотпущенников 
(чей статус, по германским понятиям, непреодолимо ущербен), а под-
час прямо противопоставляют литов свободным, что свидетельствует 
об опускании низшей группы свободных и все более очевидном сти-
рании реальных различий между ними и людьми, несущими на себе 
пятно несвободного происхождения. Самым существенным в этом 
процессе было то, что, сохраняя хозяйственную самостоятельность, 
неполноправные свободные становились зависимыми эксплуатируе-
мыми людьми, сближаясь таким образом с испомещенными на землю 
рабами. Однако при всей значимости этого процесса в период, пред-
шествующий Великому переселению народов, он успел создать лишь 
предпосылки становления классового феодального общества, причем 
во многих случаях самые ранние, отдаленные предпосылки. 
Социально-политическая организация. Первые государства гер-
манцев возникли в V—VI вв., и лишь у тех племен, которые, вторг-
шись на территорию Западной Римской империи и по частям завоевав 
ее, уже самим фактом господства над намного более развитыми наро-
дами были поставлены перед необходимостью приспособить свою 
систему управления к новым условиям. У других (как правило, более 
отсталых) племен, не столкнувшихся непосредственно с классовым 
обществом и политическими институтами римлян, складывание госу-
дарства затянулось на несколько столетий и завершилось опять-таки 
не без внешнего воздействия со стороны франкского, англосаксон-
ского и других обогнавших их в своем развитии обществ. Таким об-
разом, даже накануне Великого переселения германские племена бы-
ли еще сравнительно далеки от образования органов власти, которые 
можно было бы квалифицировать как государственные. Социально-
политический строй древних германцев — это строй, характерный 
для высшей ступени варварства, притом отнюдь еще не исчерпавший 

---

73 
своих возможностей. В марксистской литературе этот строй обычно 
называют военной демократией, поскольку на данной стадии эволю-
ции «война и организация для войны становятся», по выражению Эн-
гельса, «регулярными функциями народной жизни»', оказывая силь-
нейшее воздействие на общественную и хозяйственную деятельность. 
Отсутствие у древних германцев государства проявлялось прежде 
всего в том, что каждый полноправный член племени был лично и 
непосредственно сопричастен управлению, не только в принципе, но 
и на деле выступая носителем народовластия. Высшим органом вла-
сти было народное собрание, или вече племени, куда имели доступ 
все совершеннолетние свободные мужчины, за исключением тех, кто 
обесчестил себя трусостью в сражении. Народное собрание созыва-
лось от случая к случаю (но, видимо, не реже, чем раз в год) для ре-
шения наиболее важных дел, каковыми считались вопросы войны и 
мира, суд по особо тяжким или запутанным преступлениям, посвя-
щение в воины, а значит, и в полноправные члены общества, а также 
выдвижение предводителей племени. Согласно Тациту, последние 
ведали всеми текущими делами, в первую очередь судебными; кроме 
того, они предварительно обсуждали в своем кругу выносимые на 
тинг вопросы и предлагали рядовым его участникам заранее подго-
товленные решения, которые те вольны были, однако, шумом и кри-
ками отвергнуть либо, потрясая, по обычаю, оружием, принять. Тацит 
именует этих предводителей principes («начальствующие», «главен-
ствующие»). Специального термина для обозначения совета прин-
цепсов у Тацита нет, и, похоже, не случайно: судя по всему, это было 
достаточно аморфное образование, объединявшее первых лиц племе-
ни. Цезарь, однако, усмотрел в нем подобие сената, и, по всей веро-
ятности, речь действительно идет о совете старейшин, состоявшем, 
правда, уже не из патриархов всех родов племени, а из представите-
лей родоплеменной знати, оказавшихся к началу нашей эры на поло-
жении «старших» в обществе. 
1