Оправданности страданий ради светлого будущего

Глава 2. Образ Лихарева
В данной главе мы рассмотрим образ главного героя повести «Конец мелкого человека», разберемся какую роль в повести играет Ферт и попытаемся ответить на вопрос: почему Л. Леонов обрекает ученого-палеонтолога Лихарева на исчезновение.
Начнем с характеристики Ферта, которая поможет нам наиболее точно определить образ Лихарева.
Е. Старикова определяет ферта как «нечто среднее между чертом Ивана Карамазова и «недотыкомкой» Ф. Сологуба, олицетворение болезненной раздвоенности одичавшего интеллигента, квинтэссенция его противоречивой духовной сущности» (25, С. 11).
В. В. Мирошников уверен, что «общий смысл «ферта» у Леонова – нравственный счет, предъявляемый мыслящему, образованному классу людей от имени человеческой совести, гнездящейся в сердце, там, где люди поселяют Бога. И только возможность такого счета оставляет надежду на возрождение человечества» (20, С. 22)
Кто же такой Ферт? И чему он служит в повести? Однозначно ответить можно только то, что Ферт – это не гость из потустороннего мира, хотя выступает в качестве такого, когда «забирает» с собой Лихарева из жизни, это некий двойник Лихарева. Исходя из аналогии с Чертом Ивана Карамазова, попробуем разобраться, что же собой являет Ферт.
С. Н. Булгаков в публичной лекции «Иван Карамазов (в романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы») как философский тип» утверждает: «Черт Ивана Федоровича не метафизический Мефистофель, изображающий собою абстрактное начало зла и иронии, это произведение собственной больной души Ивана, частица его собственного я. Все, что мучает Ивана, что он презирает в себе и ненавидит, притом не только в настоящем, но и в прошлом, все это получает как бы персонификацию в черте» (2).
Л. П. Якимова, продолжая свою мысль о «строительной теме» повести, говорит: «Конкретная фактура мысли Ферта, манера общения с человеком, сам характер отношения к нему рождают аллюзию не только с Чертом из «Братьев Карамазовых», но и с Шатаницким из «Пирамиды», делая реальным предположение о глубоких корнях этого образа в творчестве Л. Леонова. Ферт глумливо играет с собеседником, ерничает, разными словесно-логическими «вывертами» заманивает оппонента в ловушки, провоцирует поиски ответа на безответные вопросы, а смысл всех этих игр, забав, загадок фокусируется на одном – человеке, его сути, природе, феномене. Диалогические акценты при этом обнаруживают способность передвигаться, смещаться, меняться местами, оставляя сложность проблемы открытой… Превалирует мысль то о неготовности человека к созданию идеального общества, то о несоответствии избранного жизнестроительства природе человека, но главным образом, о непознанности «натуры людской», обрекающей любой жизнестроительный проект на провал: «Направляясь в неизведанность, ни с чем не стыдно идти» (30, С. 24-25).
Таким образом, Ферт – глашатай самых смелых мыслей и сомнений Лихарева. Именно Ферту как оборотной стороне Лихарева (гипотетически он - подсознание Лихарева) дано высказать мнение о неоправданности, неправомерности страданий человека, его крови ради строительства новой жизни. Фактически именно Ферту принадлежат основополагающие мысли повести.

Федор Андреич Лихарев «всем видом напоминал того дикого и бесполезного в конце концов медведя, о вымирании которого никто не думал, никто не плакал в ту лихую пору» (18). «Еще до революции он был чудаковатым «маленьким человеком» - не столько униженным и оскорбленным, сколько просто тихим, то революция превратила его в «мелкого», никому не нужного, обиженного своей бедностью, голодом, невостребованностью» (15, С. 210-211)

Е. Старикова уверена, что писатель ставит перед собой задачу показать картину нравственного опустошения души интеллигента, его невписываемость в новую эпоху, неприятие им революции и как следствие всего этого неизбежный его конец.
Вот каким видится исследователю взгляд Лихарева на революцию: «Я-то виноват, что им потребовалось весь этот перекувырк устраивать?» (Курсив мой – Е. С.) – говорит герой повести, профессор палеонтологии Лихарев о революции, воспринимая ее как случайную и страшную помеху своему благополучному существованию. Лихарев непоколебимо тупо убежден, что он – мыслящий интеллигент – есть та высшая ценность, вокруг которой и для которой вращается мир, что окружающие люди обязаны заботится о нем во имя той «высокой науки», которой он посвятил себя. Но на самом деле под мнимой значительностью он обнаруживает полную творческую несостоятельность, убогость интересов и стремлений, примитивность духовной жизни. Мотив «мезозоя», первобытной дикости, с которыми ассоциируется у Лихарева революционная действительность, трудная жизнь заснеженного голодного города, приобретает в повести и иной, расширительный смысл: это определение и того нравственного одичания, которое несет в себе бесплодный индивидуализм» (25, С.10-11)
Так, по мнению исследователя причина гибели Лихарева в том, что он не принял революцию, не присоединился к ее единому горячему потоку, т.е. «бесплодный индивидуализм» его и погубил.
Опорным для нас будет труд В.П. Крылова «Особенности типизации характеров в прозе Л. Леонова». Ученый анализирует именно тип Лихарева-интеллигента и выявляет сущностные и функциональные его черты. «В прошлом интеллигентов типа Грацианского и Лихарева Леонов ставит под сомнение не их происхождение само по себе. Леонов не принимает в их прошлом антинародного, сословно-классового принципа воспитания личности. Пример с Грацианским здесь был бы лучшим доказательством, но это хорошо известно. Возьмем Лихарева. Где источники его мелкоэгоистической натуры? Отвечая на этот вопрос, Леонов обращается к годам детства и юности Лихарева и там находит начало будущей духовной драмы героя и главную причину, вследствие которой Лихарев «отстегнулся от России». Этой теме в повести посвящены два исповедальных воспоминания Лихарева. Их основное содержание фокусируется в следующих идейно-тематических деталях: сынок «всемогущего, по старинке крутого исправника Лихарева»; «бутуз-карапуз» ложась спать, брыкающий «барской ножкой» бабку-няньку; подросток, любивший ездить в снегопады к отцу на рождественские каникулы, а потом, с годами, растерявший романтическую любовь к российским далям и снегам; юноша, воспитывавшийся в атмосфере полицейского презрения к человеку, с «щемящей тоской» наблюдавший одну и ту же картину: «отец в халате, готовый к действию пес на цепи» и кто-то в «нерешительности, застывший на улице, кому оставалось только толкнуть ногой калитку…».
Вот что в прошлом Лихарева писатель находит губительным для самого Лихарева как человека и ученого. Леонова меньше всего можно заподозрить в узости классово-партийного подхода к человеку, его прошлому и будущему. Его позиция широка и диалектична. Поэтому и в интеллигентах типа Скутаревского и Вихрова Леонов поэтизирует не происхождение, не «кондовость», а высокую, укорененную в духовном опыте народа нравственность. Это легло в основу классификации героев-интеллигентов в прозе Леонова на три типологические группы. Первую составляют герои, наиболее близкие к народу по складу своего мироощущения и нравственности (Скутаревский, Черимов, Вихров, Морщихин, Осьминов и другие), ко второй относятся герои, лишенные каких-либо корней в народе и противопоставившие себя народу (Лихарев, Рене, Грацианский, Слезнев, Чередилов, Петрыгин и другие), в третью группу входят герои, которые могут и способны стать искренними соучастниками общенародной жизни, восприемниками нравственности и идеалов народа (инженер Бураго в «Соти», художник Федор Скутаревский в одноименном романе, хирург Илья Протоклитов в «Дороге на океан») (13, С. 113-114).
Полагаем, что данная цитата не нуждается в комментариях. Обратимся теперь к самому Л.Леонову, выясним, кого писатель считает «героем» и, может быть, после этого окончательно поймем, почему же Лихарев обречен на гибель. Л. Леонова цитирует В.А. Ковалев в книге «Реализм Леонова» Л., 1969. С. 41 (12).
«Каково же «главное, обобщительное свойство» героя нашего времени? Отвечая на одну анкету, Леонов следующим образом обрисовал черты современника: «Герой нашей эпохи это тот, кто открывает пути в будущее с предложением, что оно лучше настоящего, приближает это будущее и облегчает человеческому обществу доступ к победе… Он должен быть наделен прежде всего высокой культурой и … пониманием своей роли в прогрессе всего человечества … Его руководящим стимулом будет не награда, скажем, именные часы, или кубок в серебре высокой пробы, или жетон в петлице, а твердое, мудро осознанное понятие самого содержания человеческого прогресса и его личного места в нем. Вероятно, этот герой будет отличаться от архаического понимания геройства своей величайшей обыкновенностью». Высочайший подвиг для него «будет всего лишь выявлением своей личности, своей общественной целесообразности – не экзаменом на звание гражданина завтрашнего дня, а естественной кульминацией в поведении (курсив мой – С. М.), ради которой он, может быть, только и зародился на белый свет» (Л. Леонов. Люди высокой культуры. В кн.: Герои наших дней. Книга о нашем современнике, советском человеке-строителе коммунизма. Изд. «Правда», М., 1961, стр. 143-144).
В. И. Хрулев в работе «Мысль и слово Леонида Леонова» отмечает: «Леонова интересует не столько законченный этап формирования, сколько процесс драматической ломки характера, процесс внутреннего прозрения и выявления личности в человеке» (28, С. 50).
Позволим себе еще одну цитату. Т.П. Леднева в статье «Принципы изображения идеала в раннем творчестве М. Горького и Л. Леонова» отмечает: «Леонов же в эпоху грандиозных преобразований действительности и человека показывает зарождение процесса самосознания народа. Поэтому обладателем истины является пока не герой (курсив мой – С. М.). Он переживает мучительный процесс поисков смысла жизни, учится умению найти истину и выразить ее» (17, С. 145).
Напрашивается вывод: Лихарев гибнет вовсе не потому, что не принял революцию, не выдержал «экзамен» на соответствие новой жизни, а потому, что был лишен народности. Л. Леонов не клеймит интеллигенцию как таковую, ее «мещанско-обывательскую» сущность, что упорно видели в повести советские критики, писатель после долгих сомнений и вопросов провозглашает «конец» антинародности в Лихареве. До самого ухода из жизни он не знал той человечности, которая свойственна поздним героям-интеллигентам Л. Леонова (напр., Вихрову в «Русском лесе»). Когда герой сжег свою рукопись, он ощущает себя совершенно по-новому: «В ту ночь великое умиротворение снизошло наконец ему в сердце и заодно та самая мудрая человечность, которой так недоставало ему всю жизнь, чтобы умереть без крика» (18, С. 270).