Психологические типы

«И божество вещало, 
Когда, я думал, говорил я сам; 
Когда же думал, — божество вещает, 
То сам я говорил». 
У Шпиттелера, напротив, всякая божественность снята с Прометея и даже душа его есть лишь 
неофициальный демон; божество утверждается само по себе, отдельно от человеческой сферы. 
Гетевское понимание антично, поскольку оно подчеркивает божественность титана. Согласно 
этому, фигура Эпиметея отходит сравнительно на задний план, тогда как у Шпиттелера Эпиметей 
выступает гораздо положительнее. Однако в «Пандоре» Гете дает нам, к счастью, место, 
характеризующее Эпиметея полнее, чем фрагмент, разобранный нами выше. Вот как Эпиметей 
рекомендует здесь себя самого: 
«Мой день едва от ночи отделится 
И моего несу я тягость имени: 
Эпиметеем нарекли родители 
Меня, чтоб вечно о прошедшем думал я, 
Чтоб воскрешал, в томительной игре ума, 
Былое в смутных образах возможности. 
Так тяжко было бремя это юноше, 
чтобы с нетерпеньем в жизнь я смело бросился 
И, ветреный, ловил я настоящее, 
и новою заботой отягчал себя». /48- Т.4. С.538/ 
Этими словами Эпиметей определяет свою сущность: он углубляется мыслью в прошедшее и 
не может уже освободиться от Пандоры, которую он (по классическому сказанию) взял себе в 
жены, иными словами, он уже не может отделаться от ее вспоминающегося образа; сама же она 
давно ускользнула от него, оставив ему свою дочь Эпимелейю, заботу, и взяв с собою Эльпору, 
надежду. И вот здесь Эпиметей изображен так отчетливо, что мы можем установить, какую 
психологическую функцию он собою представляет. Тогда как Прометей и в «Пандоре» все тот же 
творец и ваятель, ежедневно ранним утром поднимающийся со своего ложа, с неиссякающей 
жаждой творить и воздействовать на мир, — Эпиметей, напротив, всецело отдается фантазиям, 
грезам и воспоминаниям, исполненный тревожных забот и озабоченных размышлений. Пандора 
выступает как создание Гефеста, отвергнутая Прометеем, но избранная в супруги Эпиметеем. О 
ней он говорит: «И скорбь отрадна о таком сокровище». Пандора для него — драгоценное 
сокровище, высшая ценность. 
«Зато навек она моя, прекрасная! 
Не верх ли блаженства был мной изведан? 
Красой владел я, был сердцем ей предан, 
В весенних цветах мне явилась она, 
Ее я приял — грудь восторгом полна! 
Рассеялся мрачный туман заблужденья, 
Я к небу приблизился, полн упоенья, 
Ты хочешь ее вознести похвалой, 
Она же все выше царит над тобой; 
Пред нею — вся прелесть земная постыла; 
Начнет говорить ли — уж всех убедила; 
Бороться ль с ней хочешь — и видишь, что слаб; 
Смириться ли медлишь — и ты уж ей раб. 
В добре и любви ввек она не откажет; 
Что слава? Она ее тщетность докажет 
И, целью единою став на пути, 
Заставит тебя к этой цели идти. 
Ты хочешь быть властным, но ей ты уступишь, 

---

109. 
Ее ни умом, ни богатством не купишь, 
Она к нам нисходит во многих видах: 
Парит над водами, блестит на лугах, 
Как звуки мелодий, как красок сиянье - 
И формой возвышено в них содержанье, 
И тем ему высшая сила дана. 
Мне — юной женою явилась она». /48- С.555-556/ 
Как с отчетливостью показывают эти стихи, Пандора имеет для Эпиметея значение душевного 
образа, она изображает для него душу: отсюда ее божественная власть, ее непоколебимое 
превосходство. Всюду, где такие атрибуты приписываются известным лицам, можно с 
уверенностью делать вывод, что эти лица являются носителями символа, то есть что они суть 
облики (imagines) для проецированных содержаний бессознательного. Потому что именно 
содержания бессознательного действуют с вышеописанной превосходящей силой, особенно так, 
как Гете бесподобно определяет словами: