Птичка певчая

Кушадасы, 26 февраля.
С того дня ты сделался для меня только чужим, только врагом,
Кямран. Я знала: мы никогда больше не встретимся с тобой лицом к
лицу, никогда не увидимся на этом свете, не услышим голоса друг
друга. И всё-таки я никак не могла вырвать из сердца ощущение того,
что я твоя невеста. Что бы я ни говорила, что бы ни делала, я смотрела
на себя, как на вещь, принадлежащую тебе. Я не могла пересилить
себя.
Да, к чему лгать? Несмотря на мою ненависть, возмущение,
протест, несмотря на всё пережитое мной, я всё-таки оставалась
немножко твоей. Впервые я это поняла сегодня утром, проснувшись
невестой другого. Да, невестой другого! Сколько лет просыпаться
твоей невестой, а потом в один прекрасный день проснуться невестой
другого!.. Кямран, только этим утром я рассталась с тобой. И как
рассталась… Точно несчастный переселенец, у которого нет права
увезти с собой дорогие воспоминания, нет права в последний раз
обернуться и посмотреть на то, что он оставляет за собой!..
У меня был план: пойти сегодня утром с Ихсан-беем в кабинет
доктора и сообщить ему о нашей помолвке.
Мне казалось, для такого события будничный халат медсестры
слишком прост и может огорчить моего жениха.
В саду росла тощая повилика. Я сделала из неё букетик и
приколола к груди.
В это утро я опять застала Ихсана-бея одетым. Увидев меня, он
заулыбался, простодушно, как ребёнок. Я подумала, что делать его
счастливым с сегодняшнего дня — мой долг.
Стараясь казаться весёлой, я протянула ему свои руки.
— Бонжур, Ихсан-бей, — затем выдернула из букетика несколько
веточек и приколола к его мундиру. — Думаю, этой ночью вы спали
спокойно?
— Чудесно. А вы?
— Радостно и безмятежно, как новорождённый.
— Почему же тогда вы такая бледная?

---

— И счастье может сделать человека бледным.
Мы замолчали.
Губы Ихсана-бея были бесцветны, как молоко. После короткой
паузы он медленно заговорил, запинаясь, нерешительно, стараясь
сдержать дрожь в голосе:
— Феридэ-ханым, я буду вам признателен до самой смерти. Вы
дали мне возможность пережить неповторимую ночь, какой у меня не
было даже в прежние счастливые времена. Я вам только что солгал.
Сегодня не спал до самого утра. Мне всё время слышались ваши
слова: «Прошу вас, женитесь на мне…» Я не сомкнул глаз, потому что
нельзя было терять ни одной минуты этой единственной счастливой
ночи, когда я был вашим женихом. Благодарю вас. Я не забуду этого до
конца своих дней.
Я взглянула на Ихсана-бея и сказала:
— Я сделаю вас навеки счастливым.
Молодой человек был взволновал. Он хотел взять мои руки, но не
осмелился. Нежным, ласкающим голосом, словно обращаясь к
больному ребёнку, он сказал мне:
— Нет, Феридэ-ханым, я знаю, что у сегодняшней ночи не может
быть «завтра». Я был так счастлив. И всё-таки через несколько часов я
уеду, расстанусь с вами.
— Почему же, Ихсан-бей? Вы отвергаете меня?.. Это нехорошо.
Обнадёжить и потом уехать. Разве так можно?
Офицер прислонился спиной к стенке, закрыл глаза и глубоко
вздохнул.
— Ах, этот голос… — он вздрогнул и почти сурово произнёс: —
Ещё немного усилий, и сострадание заставит вас думать, что вы
действительно любите меня.
— Почему бы и нет, Ихсан-бей? Раз я решила обручиться с вами,
значит, на это есть причина.
Ихсан-бей ответил с горькой иронией:
— Ну, конечно, раз вы решили выйти за меня замуж, значит, вы
меня любите. Но я не хочу, чтобы вы вот так меня любили… Неужели
вы действительно допускаете возможность нашего брака, Феридэ-
ханым?
Я ничего не ответила.

---

— Феридэ-ханым, неужели вы считаете меня таким низким
человеком, который может принять милостыню? Ведь в вашем
отношении ко мне нет ничего, кроме жалости к несчастному калеке…
Я потупилась, охваченная беспредельной грустью.
— Вы правы. Мы оба несчастные люди. Я думала, если соединить
два горя, может получиться счастье… Это была ошибка… — Я указала
на саблю, висящую на стене, и добавила: — У вас всё-таки есть
утешение, как вы сказали — возвращение на фронт. А я женщина… Я
более несчастна, чем вы…
Было холодное зимнее утро. Жених и невеста стояли друг против
друга. У каждого на груди — букетик из тоненьких веточек повилики,
на губах — жалкие улыбки, такие же жалкие, как эта тощая зелень. Но
через десять минут молодые люди расстались со слезами на глазах.
Вот так несчастный старший брат прощался с одинокой маленькой
сестрёнкой.

---