Птичка певчая

Б…, 27 августа.
Сегодня вечером в нашем маленьком садике было веселье. Мы с
Мунисэ пригласили на ужин семью Хаджи-калфы. Ради шутки я
попросила купить в городе несколько красивых бумажных фонариков.
Мы повесили их на ветках миндального деревца над столом. Увидев
это украшение, Хаджи-калфа пришёл в восторг:
— Эй, да ведь это не ужин, а праздник Десятого июля
[86]
.
Я улыбнулась.
— Сегодняшний вечер — это моё собственное Десятое июля.
Да, этот вечер был праздником моего освобождения. Ровно год
тому назад Чалыкушу вырвалась из клетки. Год — это триста
шестьдесят пять дней. Как много!
В начале ужина я была очень весела, без конца смеялась, болтала.
Я так шутила, что мадам из Саматьи задыхалась от хохота.
Засветившееся радостью пухленькое личико Айкануш сделалось того
же цвета, что мои фонарики. Хаджи-калфа хлопал себя по коленям и
заливался безудержным смехом.
— Уж не бесёнок ли в тебя вселился, дочь моя?
Мы допоздна болтали в саду. На прощанье я подарила Айкануш и
Мирату по красному фонарику и проводила гостей.
Мунисэ набегалась за день и клевала носом ещё за столом, пока
мы разговаривали. Я отправила её спать, а сама осталась в саду.
Была дивная ночь. В соседних домах погасли огни. На фоне
звёздного неба вырисовывался чёрный, страшный горб горы. Я
прижалась руками и лбом к холодной решётке сада. Кругом было тихо,
безмолвно. Только внизу под обрывом еле слышно журчала речушка,
не пересыхающая даже в такую жару. В её воде отражался клочок
звёздного неба.
Свечи догорали в бумажных фонариках. Я чувствовала, как
вместе с ними угасала и радость в моём сердце. Душа моя
погружалась в глубокую, беспросветную тьму.
Я перебирала в памяти и светлые и тёмные дни минувшего года.
Как всё это было давно, господи! Как давно!

---

У меня крепкое тело… Оно безропотно переносит холод,
страдания, другие тяготы. Возможно, я проживу ещё сорок, даже
пятьдесят лет. Возможно, и тогда мне придётся праздновать печальную
годовщину этой печальной победы. Как бесконечна жизнь, господи!
Как долог этот путь!
Возможно, у меня тогда не будет даже Мунисэ. Волосы мои
поседеют. Я буду надеяться, терпеть. Хорошо!.. Я согласна и на это. Но
для чего? Чего я жду? В течение года я несколько раз не могла
совладать с собой, плакала. Но ни разу ещё в моих слезах не было
такой горечи, как сегодня. Этой ночью слёзы жгли мои щёки, как
расплавленный свинец. Тогда плакали только глаза, а сегодня плачет
моё сердце.

---