Случалось участливо заглянуть в лицо беспомощного, подавленного горем бедняка

Глава XXVII
Все эти три года Лестер был счастлив с Дженни.
Хоть их связь и была незаконной в глазах церкви и общества, но она давала ему покой и уют, он был
очень счастлив, что опыт удался.
Его интерес к светской жизни в Цинциннати свелся к нулю, и он упорно отмахивался от всяких
попыток женить его.
Отцовская фирма была бы для него прекрасным поприщем, на котором он, несомненно, выдвинулся
бы, если б только мог ею управлять; но он понимал, что это невозможно.
Интересы Роберта всегда становились ему поперек дороги, и касалось ли это их взглядов или их цели,
во всем братья были теперь еще более далеки друг от друга, чем когда-либо.
Раза два Лестер подумывал о том, чтобы заняться каким-нибудь другим делом или войти компаньоном
в другую фирму, производящую экипажи, но у него не хватало духу это сделать, Лестер получал
пятнадцать тысяч в год в качестве секретаря и казначея отцовской фирмы (брат был вице-

---

президентом), и, кроме того, пять тысяч давал ему капитал, вложенный в разные ценные бумаги.
Он не был таким удачливым и ловким дельцом, как Роберт; кроме этих пяти тысяч дохода, у него
ничего не было.
Напротив, Роберт, несомненно, «стоил» триста или даже четыреста тысяч долларов, не считая своей
будущей доли в отцовском предприятии.
Оба брата рассчитывали, что наследство будет разделено с некоторым преимуществом для них: они
получат по четвертой части, а сестры по шестой.
Казалось вполне естественным, что Кейн-старший именно так и рассудит, поскольку сыновья
фактически вели все дело.
И, однако, полной уверенности не было.
Старик может поступить, как ему заблагорассудится.
Весьма вероятно, что он будет в высшей степени добр и справедлив.
В то же время Роберт явно умеет взять от жизни куда больше.
Итак, что же оставалось делать Лестеру?
В жизни каждого мыслящего человека наступает время, когда он оглядывается на прошлое и
спрашивает себя, чего же он стоит и в умственном, и в нравственном, и в физическом, и в
материальном отношении.
Это происходит тогда, когда безрассудные юношеские порывы уже позади, когда первые
самостоятельные шаги и самые энергичные усилия уже сделаны и все, к чему стремился и чего
достиг, становится в твоих глазах неверным и непрочным.
И в сознание многих закрадывается иссушающая душу мысль о тщете бытия — мысль, которую всего
лучше выразил Экклезиаст.
Однако Лестер пытался быть философом.
«Не все ли равно, — часто говорил он себе, — живу я в Белом доме, здесь, у себя, или в „Грэнд-
Пасифик“?»
Но самая постановка вопроса уже говорила о том, что есть в жизни вещи, которых ему не удалось
достичь.
Белый дом был символом блистательной карьеры крупного общественного деятеля.
Свой особняк и шикарный отель олицетворяли то, что далось Лестеру без усилий с его стороны.
И вот — это было примерно в то время, когда умерла мать Дженни, — Лестер решил попытаться как-
то упрочить свое положение.
Он покончит с бездельем, — эти бесконечные разъезды с Дженни отнимают у него немало времени.
Он найдет, куда вложить свои деньги.
Если брат может находить какие-то дополнительные источники дохода, значит, может и он.
Пора утвердиться в своем праве, укрепить свой авторитет в отцовском предприятии. Он не позволит
Роберту понемногу все прибрать к рукам.
Не придется ли пожертвовать Дженни? — и это тоже приходило ему на ум.

---

У нее нет никаких прав на него.
Она не может протестовать.
Но почему-то Лестер не представлял себе, как он мог бы это сделать.
Это и жестоко и бессмысленно; а главное (хоть ему и неприятно было признаться в этом даже себе),
это лишило бы его многих удобств.
Она ему нравилась, он, пожалуй, даже любил ее — по-своему, эгоистически.
Он плохо представлял себе, как это он ее бросит.
В это самое время у него вышли серьезные разногласия с братом.
Роберт хотел порвать со старой и почтенной нью-йоркской фабрикой красок, которая специально
обслуживала фирму Кейн, и завязать отношения с одним концерном в Чикаго, — это было молодое
предприятие с большим будущим.
Лестер хорошо знал представителей нью-йоркской компании, знал, что на них можно положиться, что
их связывают с фирмой Кейн давние и дружеские отношения, и потому воспротивился предложению
Роберта.
Отец сначала как будто соглашался с Лестером.
Но Роберт излагал свои доводы с присущей ему холодной логикой, упорно глядя брату в лицо
жесткими голубыми глазами.
— Мы не можем вечно держаться старых друзей только потому, что отец вел с ними дела, или потому,
что ты им симпатизируешь, — сказал он.
— Нужны перемены.
Дело необходимо укрепить; нам предстоит выдержать сильную конкуренцию.
— Пусть решает отец, — сказал наконец Лестер.
— Меня это мало трогает.
Так ли, этак ли, мне все равно.
Ты говоришь, что в итоге фирма от этого выиграет.
Я доказывал как раз обратное.
— Я склонен думать, что прав Роберт, — спокойно сказал Арчибалд Кейн.
— До сих пор почти все, что он предлагал, оправдывало себя.
Кровь бросилась в лицо Лестеру.
— Что ж, не будем больше об этом говорить, — сказал он и тотчас поднялся и вышел из конторы.
Это поражение, постигшее его как раз в то время, когда он решил взяться за ум, было для Лестера
большим ударом.
Случай был пустячный, но он оказался в некотором роде последней каплей, а еще досадней было
замечание отца о проницательности Роберта в делах.
Лестер стал спрашивать себя, не отдаст ли отец предпочтения Роберту при разделе наследства.

---

Может быть, он что-нибудь прослышал о его связи с Дженни?
Или сердится на его долгие отлучки, считая, что они идут в ущерб делу?
Лестер полагал, что несправедливо было бы обвинить его в недостатке способностей или в
невнимании к интересам фирмы.
Он хорошо исполняет свои обязанности.
Он и сейчас изучает все предложения, которые получает фирма, тщательно знакомится с
контрактами, остается надежным советчиком отца и матери, но его упорно оттирают.
Чем это кончится?
Он много думал над этим, но так ни к чему и не пришел.
В том же году, немного позже, Роберт выдвинул план реорганизации всего управления предприятием.
Он предложил построить в Чикаго, на Мичиган-авеню, огромный выставочный зал и склад и
перебросить туда часть готовой продукции.
Чикаго — более крупный центр, чем Цинциннати.
Покупателям с Запада и провинциальным торговцам удобнее приезжать туда, чтобы вести дела с
Кейнами.
Это будет прекрасной рекламой, великолепным доказательством прочности и процветания фирмы.
Кейн-отец и Лестер сразу же одобрили этот проект.
Оба вполне оценили его достоинства.
Роберт предложил Лестеру заняться постройкой нового здания.
Пожалуй, было бы разумно, чтобы он проводил часть времени в Чикаго.
Идея брата пришлась Лестеру по душе, хоть он и понимал, что ему предлагают почти совсем
расстаться с Цинциннати.
Это почетно для него, это знак, что он играет видную роль в делах фирмы.
Притом он сможет поселиться в Чикаго и взять Дженни к себе.
Теперь без труда можно осуществить прежний план — снять квартиру для себя и для нее.
И он поддержал Роберта.
Тот улыбнулся.
— Я уверен, что это будет на пользу фирме, — сказал он.
Так как строительные работы должны были вскоре начаться, Лестер решил переехать в Чикаго
немедленно.
Он вызвал Дженни, и они вместе выбрали квартиру на Северной стороне; дом стоял на тихой улице
неподалеку от озера, квартира была очень удобная, и Лестер обставил ее по своему вкусу.
Он рассчитывал, что, живя в Чикаго, будет слыть холостяком.
Ему не придется приглашать друзей к себе.

---

Он всегда сможет встретиться с ними в конторе, в клубе или отеле.
На его взгляд, все устраивалось как нельзя лучше.
Естественно, что с отъездом Дженни из Кливленда жизнь Герхардтов круто изменилась.
Как видно, семья окончательно распадалась, но сам Герхардт относился к этому философски.
Он уже старик, ему все равно, где ни жить.
Басс, Марта и Джордж уже стали на ноги.
Вероника и Уильям еще учатся в школе, но можно будет как-нибудь устроить, чтобы они жили и
столовались у соседей, Герхардта и Дженни серьезно заботило только одно — Веста.
Герхардт, естественно, подумал, что Дженни возьмет дочку с собой.
Может ли мать поступить иначе.
— Ты рассказала ему про Весту? — спросил он, когда был уже назначен день отъезда Дженни.
— Нет, но скоро расскажу, — успокоила она его.
— От тебя только и слышишь «скоро» да «скоро», — проворчал Герхардт.
Он покачал головой.
Слезы душили его.
— Плохо дело, — продолжал он, помолчав.
— Это великий грех.
Боюсь, что бог тебя покарает.
За ребенком нужен уход.
Не будь я так стар, я оставил бы девочку у себя.
Теперь уже некому смотреть за ней как полагается, — и он опять покачал головой.
— Я знаю, — тихо сказала Дженни.
— Я все это устрою.
Скоро я заберу ее к себе.
Ты же знаешь, что я ее не брошу.
— Но как же с именем? — сказал Герхардт.
— Девочке нужно имя.
На будущий год она пойдет в школу.
Люди захотят знать, кто она такая.
Не может же вечно так продолжаться.
Дженни и сама хорошо это понимала.
Она до безумия любила дочку.

---

Постоянные разлуки и необходимость скрывать даже самое существование Весты были тяжким
крестом для Дженни, Это было несправедливо по отношению к ребенку, но Дженни не видела
возможности поступить иначе.
Она хорошо одевала Весту, у девочки было всего вдоволь.
Во всяком случае она ни в чем не нуждалась.
Дженни надеялась дать ей хорошее образование.
Ах, если бы она с самого начала сказала Лестеру правду!
Теперь, пожалуй, уже слишком поздно; и все-таки Дженни чувствовала, что тогда она поступила так,
как было лучше.
Наконец она решила подыскать в Чикаго какую-нибудь хорошую женщину или семью, которая стала
бы за плату заботиться о Весте.
В шведском квартале к западу от Ла-Саль-стрит она нашла пожилую женщину, которая показалась ей
воплощением всех добродетелей, — опрятную, скромную, честную, Женщина эта была вдова, работала
поденно и с радостью согласилась оставить эту работу и отдавать все свое время Весте.
Дженни решила, что девочка начнет ходить в детский сад, как только удастся найти подходящий.
У нее будет много игрушек, хороший уход. Миссис Олсен непременно будет сообщать Дженни о
всяком, даже самом легком нездоровье ребенка.
Дженни собиралась навещать Весту каждый день и думала, что изредка, когда Лестер будет уезжать
из Чикаго, она станет брать дочку к себе.
Жила же Веста раньше с ними в Кливленде, а Лестер об этом и не подозревал.
Договорившись с миссис Олсен, Дженни при первом же удобном случае поехала в Кливленд за
Вестой.
Герхардт, в горестном ожидании близкой разлуки, был полон тревоги о будущем внучки.
— Она должна вырасти прекрасной девочкой, — сказал он Дженни.
— Надо дать ей хорошее образование, ведь она такая умница.
Он сказал еще, что следовало бы отдать Весту в лютеранскую церковную школу, но Дженни была не
так уж в этом уверена.
Время и общение с Лестером привели ее к мысли, что обычная начальная школа лучше любого
частного заведения.
Не то, чтобы Дженни была против церкви, но она уже не считала, что учением церкви можно
руководствоваться во всех случаях жизни.
Да и почему бы ей думать иначе?
На другой же день Дженни должна была вернуться в Чикаго.
Веста, сгоравшая от нетерпения, была уже готова в дорогу.
Пока Дженни одевала ее, Герхардт бродил по дому как неприкаянный; теперь, когда пробил час
разлуки, он изо всех сил старался сохранить самообладание.
Он видел, что пятилетняя девчурка совершенно не понимает, каково ему.

---

Она была бездумно счастлива и без умолку болтала про то, как они поедут на лошадке и на поезде.
— Будь умницей, — сказал Герхардт, поднимая ее и целуя.
— Смотри, не забывай учить катехизис и молиться.
И ты будешь помнить своего дедушку, правда? Он хотел еще что-то прибавить, но голос изменил ему.
Дженни, у которой сердце разрывалось при виде его горя, старалась не выдавать волнения.
— Ну, вот… — сказала она. — Если б я знала, что ты будешь так это переживать… Она не договорила.
— Поезжайте, — мужественно сказал Герхардт. — Поезжайте.
Так будет лучше.
Он молча проводил их взглядом.
Потом пошел в свой любимый угол — на кухню, остановился там и застыл, глядя в пол невидящими
глазами.
Один за другим они покинули его — жена, Басс, Марта, Дженни, Веста.
По старой привычке он крепко стиснул руки и долго стоял, качая головой.
— Вот оно как! — твердил он.
— Вот оно как.
Все меня покинули.
Вся моя жизнь пошла прахом.