Вслед за нашумевшей концепцией эмоционального интеллекта Дэниел

Как куются нейронные цепи
Гипнотерапевт Милтон Эриксон любил рассказывать о своем детстве,
которое проходило в начале XX века в крохотном невадском городке. Зимы
там довольно суровые, и он испытывал удовольствие, когда, проснувшись
поутру, обнаруживал, что за ночь все засыпало снегом.
В такие дни юный Милтон старался как можно скорее собраться и
выйти из дома, чтобы первым проложить тропу к школе. Он нарочно
выбирал окольный путь и шел зигзагом, оставляя следы башмаков на
девственном снегу.
И какие бы крюки он ни выделывал, ребенок, который направится к
школе после него, обязательно пойдет по его следам, по пути наименьшего
сопротивления. А за ним третий, четвертый, и так далее. К концу дня это
будет фиксированная, отлично протоптанная дорожка, путь, от которого
никто не отклонится.
Эриксон использовал этот рассказ в качестве метафоры формирования

---

привычек. Однако история о том, как он прокладывал первую цепочку
следов, а потом ее разрабатывали другие, – это еще и наглядная модель
прокладки нейронных путей в нашем мозге. Новые связи, образовавшиеся
в какой-то нейронной системе, усиливаются всякий раз, когда по ним
пробегают импульсы, пока маршрут не закрепится настолько, что будет
использоваться автоматически – то есть сформируется новый нейронный
путь.
В человеческом мозге нейронные сети теснятся в ограниченном
пространстве, поэтому ему приходится изживать старые, неиспользуемые
связи, чтобы освободить место для актуальных. В этой конкурентной
борьбе нейронных цепей за существование действует принцип “Используй
или избавься от этого”. Ненужные связи просто обрубаются, как лишние
ветки на дереве
[390]
.
Подобно комку глины в руках скульптора, юному мозгу предстоит
потерять часть исходного материала, чтобы обрести окончательную форму.
За детство и юность мозг избавится чуть ли не от половины изначального,
избыточного пула нейронов, оставив лишь те, что регулярно используются.
Из каких именно нейронов вылепится зрелый мозг, зависит от жизненного
опыта ребенка, в том числе и от его отношений с людьми.
Наши отношения с окружающими определяют не только то, какие
нейронные связи уцелеют, но и то, какие связи будут устанавливать новые
нейроны. И здесь снова рушатся старые нейробиологические гипотезы.
Даже сегодня кое-где студентов учат, что мозг после нашего рождения
более не способен производить новые нервные клетки. Но ведь это мнение
уже опровергли
[391]
. Нам теперь известно, что в головном и спинном мозге
есть стволовые клетки, которые превращаются в новые нейроны, по
нескольку тысяч клеток в день. Скорость образования новых нейронов
выше всего у детей, но этот процесс продолжается и в старости.
Когда на свет появляется новая нервная клетка, она перемещается на
положенное ей место в мозге и за месяц образует около 10 тысяч связей с
другими нейронами, расположенными в самых разных областях мозга. В
течение следующих четырех месяцев или около того нейрон “прокачивает”
эти связи: как только нервные пути проложены, они фиксируются. Как
говорят нейробиологи, если клетки вместе разряжаются, значит, они
связаны.
На протяжении этих пяти-шести месяцев жизненный опыт человека
определяет, к каким нейронам “подключится” новорожденная клетка
[392]
.
Чем чаще тот или иной опыт повторяется, тем сильнее становится

---

привычка и плотнее образовавшееся нейронное соединение. Майкл Мини
обнаружил, что повторения при обучении грызунов ускоряют включение
новых клеток в нейронные цепи. Именно так мозг перестраивается по мере
появления новых нейронов и их связей.
Ну, с грызунами все понятно, а как насчет нас, людей? Здесь, похоже,
действуют те же закономерности, но с усложнениями, обусловленными
формированием мощного социального мозга.
Для каждой системы мозга есть специфическое “окно”, период жизни,
в течение которого опыт максимально влияет на формирование ее
нейронных
цепей.
Например,
сенсорные
системы
формируются
преимущественно в раннем детстве, затем созревают речевые
[393]
.
Некоторые системы, например гиппокамп – а у людей, как и у крыс, он
отвечает за обучение и запоминание, – продолжают сильно меняться под
влиянием опыта всю нашу жизнь. Исследования показали, что у обезьян
особые клетки гиппокампа, которые должны занять отведенное им место в
раннем младенчестве, не делают этого, если детеныш подвергается
сильному стрессу в этот критический период
[394]
. И наоборот, нежная
родительская забота способствует миграции этих нейронов.
У людей самым большим окном для формирования, похоже, обладает
префронтальная кора: она продолжает меняться анатомически даже у
молодых взрослых. Таким образом, у близких людей есть пара десятилетий
на то, чтобы оставить свой след в этой руководящей нейронной системе
ребенка.
Чем чаще в детстве повторяется какое-то взаимодействие, тем сильнее
оно запечатлевается в нейронной проводке мозга – и тем более навязчивым
остается всю жизнь. Такие закрепленные в детстве моменты становятся
автоматическими путями в мозге, торными тропами вроде тех, что
протаптывал Милтон Эриксон в снегу
[395]
.
Возьмем,
к
примеру,
веретенообразные
нейроны,
которые
обеспечивают сверхскоростную передачу сигналов в социальном мозге.
Ученые обнаружили, что у человека эти клетки перемещаются в
предназначенные им места – преимущественно в орбитофронтальной и
передней поясной коре – в возрасте примерно четырех месяцев. После
этого они образуют сеть связей с тысячами других нейронов.
Нейробиологи предполагают, что схема и количество этих связей зависят от
того, в какой семейной атмосфере живет ребенок: худший вариант
сформируется, если он постоянно подвергается стрессу, лучший – если он
любим
[396]
.

---

Веретенообразные нейроны, если вы помните, соединяют верхний и
нижний пути, помогая нам увязывать наши эмоции с реакциями. Эта
совокупность нейронных связей служит основой для важнейших навыков
из арсенала социального интеллекта. Ричард Дэвидсон (нейробиолог, с
которым мы познакомились в главе 6) поясняет: “После того как наш мозг
регистрирует эмоциональную информацию, префронтальная кора помогает
нам грамотно отреагировать на нее. Эти связи формируются под влиянием
генов и жизненного опыта, и от того, как они сформировались, зависит наш
стиль эмоционального реагирования – насколько быстро и сильно мы
отвечаем на эмоциональные стимулы и как долго возвращаемся в исходное
состояние”.
Что касается обретения важнейшего для общения навыка держать себя
в руках, Дэвидсон подчеркивает: “В юном возрасте мозг гораздо
пластичнее, чем в зрелом. Эксперименты с животными показывают, что
некоторые последствия опыта, полученного в ранние годы, необратимы:
нейронная сеть, однажды в детстве сформировавшись под влиянием среды,
затем остается довольно стабильной”
[397]
.
Представьте, как мама с малышом играют в наивную игру вроде “ку-
ку”. Мама то закрывает лицо ладонями, то открывает их, как ставни, – и так
много-много раз. Чем дальше, тем больше эта игра радует малыша. Но
когда игра в разгаре и восторг ребенка достиг кульминации, он вдруг
отворачивается и начинает сосать палец, тупо глядя в никуда.
Этот взгляд означает, что ребенку необходима пауза для успокоения.
Мать дает ему время, и спокойно ждет, когда он будет готов к продолжению
игры. Несколько секунд спустя малыш снова поворачивается к ней, и они
широко улыбаются друг другу.
А теперь представьте другой сценарий той же игры. Снова “ку-ку”
доводит малыша до пика возбуждения, когда ему необходимо отвернуться,
пососать палец и успокоиться, прежде чем вернуться к игре. Но на этот раз
мать не ждет, пока ребенок сам повернется к ней, а наклоняется так, чтобы
его взгляд падал прямо на нее, и прищелкивает языком, требуя, чтобы он
снова обратил на нее внимание.
Но желаемого не происходит, и малыш по-прежнему смотрит в
сторону. Она не сдается – приближается лицом еще сильнее. Ребенок
недоволен: он беспокойно двигается, морщится и отталкивает ее лицо. В
конце концов он отворачивается еще сильнее и уже лихорадочно сосет
палец.
Означает ли это, что в первом случае мать подстраивается под сигналы
малыша, а во втором не обращает на них внимания? Конечно, одна-

---

единственная игра в “ку-ку” ничего не доказывает. Однако многие
исследователи приходят к такому выводу: если человеку, который заботится
о ребенке, раз за разом не удается подстроиться под него, это может иметь
далеко идущие последствия. Если подобные ситуации повторяются на
протяжении всего детства, социальный мозг детей сформируется так, что
одни вырастут открытыми миру, оптимистичными и общительными, а
другие – угрюмыми и замкнутыми или же злыми и несговорчивыми. Когда-
то такие особенности относили на счет “темперамента”, подразумевая
гены. Сегодня наука пытается понять, каким образом тысячи повседневных
эпизодов общения могут влиять на гены ребенка.