Аксиологический аспект изучения пьеса. Н. Островского 1Аксиологическое направление в литературоведение 5

2.2 Любовь и деньги в пьесе «Доходное место»

Уже в составе ранних пьес Островского находим произведение, посвященное аксиологическим ориентирам любовь и деньги в чиновничьей среде – «Доходное место». И по остроте проблематики, и по художественным достоинствам эта пьеса приобрела исключительное значение для становления репутации молодого драматурга (публикация и первая постановка - в 1857 г.).

«Доходное место» – произведение, содержащее обличительные мотивы, связанные с взяточничеством. Эти мотивы в пьесе звучат широко и колоритно, с вариациями как минимум на пять голосов (Вышневский, Юсов, Белогубов, Досужев, Жадов). Сама по себе тема взяточничества со времен Гоголя («Ревизор») оставалась злободневной. В пору написания комедии Островского (1857) тема эта предоставляла революционерам-демократам острое оружие для прямых критических нападок на самодержавно-бюрократический строй России.
Две магистрали внимания прослеживаются у Островского в этой пьесе, и обе они, пронизывая жизненный материал, ориентируют его - поверх всякой «злободневности» - на особо важные для русской культуры ХIХ века проблемы семьи и личности, которые были непосредственно связаны с аксиологическими проблемами любовь и деньги.
Присмотримся к теме семейных отношений, и первое, на что следует обратить внимание: явное пристрастие Островского к этой теме фактически во всех его ранних пьесах. Пристрастие вполне объяснимое в свете того, какое прочное место занимала семья в ряду традиционных жизненных ценностей, и каким чутким барометром социальных перемен она всегда являлась.
Островский открывает пьесу «разоблачением» (в прямом и переносном смысле) семейства Вышневских, их благополучного семейного уклада: муж и жена в утреннем «неглиже» и говорят о том, чего на люди не вынесешь - жена отказывает мужу в своей благосклонности. А между тем причина семейного разлада здесь как раз в том, что принято было в среде купеческо-чиновничьей считать известной и даже желанной нормой: муж - одряхлевший бюрократ, поднаторевший в деле извлечения личной выгоды из служебных обязанностей, - обеспечил молодую жену всеми мыслимыми благами. Но этим он расположения жены не добился, прежняя норма не срабатывает, и он как будто вправе возмущаться:
Странно! …Не для вас ли я купил и отделал великолепно этот дом? Не для вас ли я выстроил в прошлом году дачу? Чего у вас мало? Я думаю, Ни у одной купчихи нет столько бриллиантов, сколько у вас .... Вы не требовали; но я должен был чем-нибудь вознаградить вас за разность в летах. Я думал найти в вас женщину, способную оценить жертвы, которые я вам принес.
Здесь перед нами не какой-нибудь полуграмотный купец-самодур, а влиятельный чиновник с признаками культуры (с женой на «вы»). Но примечательна сама оговорка, судя по которой он остается все-таки в координатах чисто внешних жизненных ценностей. В художественном мире Островского - каким он до сих пор нам раскрылся - это общая аксиологическая среда для чиновников и купцов. Естественно, что и жену свою Аристарх Вышневский ставит на «одну доску» с богатой купчихой («...ни у одной купчихи нет столько бриллиантов, сколько у вас»).
Жизненная норма, о которой здесь идет речь, состоит в том, что ведущей, всё остальное определяющей ценностью признается материальный достаток – деньги. Подразумевается, что это лежит в основе и если не счастья семейного, то «союза» или «согласия». Необходимая расчётливость в делах настолько овладевает сознанием главы семейства, что он переносит ее и в сферу семейных отношений. Со своей стороны, молодая жена довольствовалась материальным достатком и должна была уметь «оценить» добычливость даж старого мужа, с предпочтением этого качества любой любовной пылкости.
«Семьей» здесь прикрывается какая-никакая «любовь», как несущественной формой - существенное содержание, как расхожей нормой - нетривиальная ценность.
По отношению к семейству Вышневских изменение статуса женщины само по себе достаточно очевидно. Аристарх Владимирыч здесь с первого явления показан потерпевшим жизненное крушение. Он как бы по инерции продолжает заниматься делами, принимает подчиненных с докладами, но ощущает себя потерянным, и лишь по одной причине - жена отказывает ему не только в ласках, но и в обычной приветливости. Он не требует, просто молит хотя бы о притворной благосклонности («Притворитесь! Притворитесь!»). Он готов - если требуется «заслужить» ее любовь - на должностные преступления; готов на коленях молить ее. Но ей он только жалок:
Аристарх Владимирыч, не унижайтесь! Вам одеваться пора.
/Звонит./ Одеваться Аристарху Владимирычу.
То есть жена напоминает ему, что помимо семейных проблем, у него есть еще служебные обязанности. Заметим еще, что в финале пьесы даже служебное крушение Аристарха Вышневского не заслоняет, но лишь усугубляет все-таки семейную драму несостоявшегося мужа. Одновременно с известием о крушении карьеры, разорении и судебном преследовании ему приходит пакет с письмами, «обличающими» жену в измене. И примечателен сам порядок, в котором он воспринимает эти удары судьбы: «...Я обесчещен, разорен! За что?» Вновь здесь на первом месте - не служебная, но семейная катастрофа.
В «Доходном месте» благополучие в семействе Вышневских зависит от иных приоритетов: нет семейного согласия - и не складывается подлинная «семья», какая бы прочная база материального достатка под нее не подводилась, как бы не заискивал старый муж перед молодой женой, на какие бы жертвы ни был готов...