Девушка в поезде

Вторник 13 августа, 2013 года
Раннее утро
Я в электричке, смотрю на кучу тряпья возле путей. Темно-синяя
ткань. Похоже, это платье с черным поясом. Я не могу себе представить,
как оно там оказалось. Железнодорожники тут явно ни при чем.
Мы движемся, но очень медленно, и я имею возможность хорошо его
разглядеть. Мне кажется, что я уже видела это платье раньше, словно кто-
то в нем ходил. Но когда – вспомнить не могу. Очень холодно. Слишком

---

холодно, чтобы носить такое платье. Похоже, скоро выпадет снег.
Я с нетерпением жду, когда покажется дом Тома – мой дом. Я знаю,
что он будет сидеть в саду. Знаю, что он будет один, и когда я буду
проезжать, улыбнется и помашет рукой. Я все это знаю.
Но прежде мы останавливаемся около дома номер пятнадцать.
Там на террасе сидят Джейсон и Джесс и пьют вино, что очень странно,
потому что еще нет и половины девятого утра. На Джесс платье
с красными цветами и маленькие серебряные сережки в форме птичек – я
вижу, как они раскачиваются, когда она говорит. Джейсон стоит у нее
за спиной, положив руки ей на плечи. Я улыбаюсь им. Мне хочется
помахать им рукой, но я стесняюсь других пассажиров – они решат, что я
ненормальная. Поэтому я просто смотрю и жалею, что не могу тоже
выпить.
Мы стоим уже целую вечность, а электричка так и не трогается
с места. Я нервничаю, потому что Том может не дождаться, и тогда я его
не увижу. Теперь мне хорошо видно лицо Джесс – лучше, чем обычно,
наверное, из-за света, необыкновенно яркого и бьющего ей прямо в лицо,
как прожектор. Джейсон по-прежнему стоит сзади, но его руки уже не на
ее плечах, а на шее, и видно, как ей плохо. Он душит ее. Я вижу,
как побагровело ее лицо. Она плачет. Я вскакиваю на ноги, барабаню
в стекло, кричу, чтобы он прекратил, но он меня не слышит. Кто-то хватает
меня за руку – это рыжеволосый парень. Он заставляет меня сесть
и говорит, что следующая остановка уже скоро.
– Но будет уже слишком поздно, – объясняю я.
– Уже и так слишком поздно, – говорит он.
Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на террасу, и вижу, как Джейсон
наматывает на руку светлые волосы Джесс и собирается разбить ее голову
о стену.
Утро
Я проснулась несколько часов назад, но до сих пор не могу прийти
в себя и унять внутреннюю дрожь, даже сейчас, сидя в электричке.
Я очнулась от кошмара, чувствуя страх, с ощущением, что все мои
представления о Скотте и Меган оказались ложью, всего лишь плодом
фантазии, а никак не отражением действительности. Но если во всем
виновато воображение, то сну тогда тем более нельзя верить? Сказанное
Томом наложилось на чувство вины за ночь, проведенную со Скоттом,
а сон вполне мог явиться естественной реакцией мозга на отдельные
вырванные из контекста факты.

---

И все-таки, когда электричка останавливается у семафора, чувство
тревоги продолжает нарастать, и я со страхом устремляю взгляд на дом
номер пятнадцать. Окна и двери закрыты, никого не видно. Дом кажется
тихим и мирным. Или брошенным. Кресло Меган по-прежнему стоит
на террасе. Сегодня тепло, но меня по-прежнему трясет.
Я не должна забывать, что все, рассказанное Томом о Скотте и Меган,
он узнал от Анны, а мне ли не знать, что ей ни в чем нельзя верить?
Мне показалось, что доктор Абдик сегодня поздоровался не так
приветливо, как обычно. Он будто ежится от внутренней боли,
и рукопожатие у него вялое. Я помню слова Скотта, что полиция обещала
не раскрывать информацию о беременности Меган, но вдруг Абдику
сообщили и он думает о ее ребенке?
Мне хочется рассказать ему о своем сне, но я не знаю, как это сделать,
не выдав себя, и спрашиваю, может ли гипноз помочь вспомнить.
– Ну, – говорит он, положив руки на стол и растопырив пальцы, – есть
врачи, которые полагают, что с помощью гипноза можно вернуть
утраченные воспоминания, но тут все далеко не так однозначно. Я сам это
не практикую и своим пациентам не рекомендую. Я сомневаюсь, что это
может пойти на пользу, но уверен, что в отдельных случаях может нанести
большой вред. – Он смотрит на меня с легкой улыбкой. – Мне жаль.
Я знаю, что вам хотелось бы услышать другое. Однако при проблемах
с головой быстрых решений не бывает.
– А вы знаете специалистов, которые этим занимаются?
Он качает головой:
– Мне очень жаль, но никого порекомендовать я не могу. Вы должны
понимать, что пациенты под гипнозом очень внушаемы. Воспоминания,
которые «извлекаются из памяти», – он изобразил пальцами кавычки, –
отнюдь не всегда достоверны и вовсе не являются реальными
воспоминаниями.
На такой риск я пойти не могу. Я не могу допустить, чтобы в моей
голове
появились
новые
образы,
которым
нельзя
доверять,
а воспоминания бы сливались, трансформировались и вводили меня
в заблуждение, выдавая воображаемое за действительное и заставляя
видеть все под одним углом, хотя на самом деле смотреть надо под другим.
– Тогда что вы можете предложить? – спрашиваю я. – Есть какой-
нибудь способ помочь мне вспомнить?
Он задумчиво проводит по губам длинными тонкими пальцами.
– Да, это возможно. Подробный рассказ о каком-то конкретном
воспоминании поможет оживить память: нужно рассказать о деталях

---

и подробностях в каком-то комфортном месте, где вы чувствуете себя
в безопасности…
– Например, здесь? Он улыбается:
– Например, здесь, если вам тут комфортно и вы чувствуете себя
в безопасности.
Его голос становится громче, он задает вопрос, на который я
не отвечаю. Его улыбка гаснет.
– Подключение других органов чувств помимо зрения тоже может
оказаться весьма полезным. Звуки, осязание… особенно важную роль
в оживлении воспоминаний играет запах. Большую помощь может оказать
музыка. Если речь идет о каких-то конкретных обстоятельствах,
конкретном дне, то можно восстановить события, проделав заново весь
путь «на месте преступления», если такое сравнение допустимо.
Хотя это выражение встречается в речи довольно часто, услышав его
сейчас, я буквально немею и чувствую, как волосы на голове встают
дыбом.
– Вы хотите поговорить о каком-то конкретном событии, Рейчел?
Еще как хочу, но не могу, поэтому рассказываю, как набросилась
на Тома с клюшкой для гольфа во время одного из скандалов.
Я помню, что в то утро проснулась с ощущением тревоги и тут же
поняла: случилось нечто ужасное. Тома в постели рядом не было, и я даже
обрадовалась. Я лежала на спине и прокручивала в голове все,
что помнила. Я помнила, что горько плакала и повторяла ему, что очень
его люблю. Он злился, говорил, чтобы я шла спать и что он больше ничего
не хочет слушать.
Я пыталась вспомнить, что произошло до этого, из-за чего начался
скандал. Мы так хорошо проводили время. Ели креветки, которые я
приготовила на гриле с большим количеством перца и кориандра,
и запивали их чудесным белым сухим вином, подаренным Тому
благодарным клиентом. Мы ужинали во внутреннем дворике под музыку
«The Killers and Kings of Leon», которую часто слушали вместе, когда
только познакомились.
Я помню, как мы смеялись и целовались. Помню, что рассказала ему
какую-то забавную историю, а он ничего смешного в ней не нашел.
Помню, что это меня огорчило. А после этого мы уже кричали друг
на друга. Я споткнулась на пороге, когда входила через раздвижные двери
в дом, и разозлилась, что он не поспешил мне на помощь.
Но проблема была в другом.
– Наконец я встала и спустилась вниз. Но Том со мной не разговаривал

---

и даже не смотрел в мою сторону. Я умоляла его рассказать, что я
натворила, и все время просила прощения. Я жутко запаниковала. Не могу
объяснить почему и понимаю, что это глупо, но когда не помнишь,
что именно сделала, начинаешь заполнять пробел, представляя себе самые
невероятные вещи…
Камаль кивает:
– Я понимаю. Продолжайте.
– В конце концов, только чтобы я отстала, Том рассказал. По его
словам, я на что-то обиделась, стала к нему цепляться и никак не желала
успокоиться. Он пытался меня утихомирить поцелуем, но ничего
не помогало. Тогда он решил оставить меня одну и пошел наверх спать,
и вот тут все и случилось. Я бросилась за ним вдогонку с клюшкой
для гольфа и хотела проломить ему голову. К счастью, я промахнулась. Но в
коридоре на втором этаже от удара отлетел кусок штукатурки.
Лицо Камаля по-прежнему невозмутимо. Он не шокирован. И просто
кивает:
– Итак, вы знаете, что случилось, но не чувствуете этого, верно?
Вы хотите сами все вспомнить, прочувствовать и пережить, чтобы – как вы
выразились? – это стало частью ваших ощущений? И тогда вы сможете
почувствовать свою вину в полной мере?
– Ну, – я пожимаю плечами, – в общем-то да. Но есть еще кое-что.
И случилось это позже, намного позже, может, через несколько недель,
а то и месяцев. Я постоянно думала о том вечере. Каждый раз, когда я
проходила мимо выбоины в стене, я вспоминала о нем. Том сказал,
что заделает ее, но ничего не сделал, а мне не хотелось ему напоминать.
Так вот, однажды вечером я вышла из спальни и остановилась на том
самом месте, потому что вдруг вспомнила. Я сидела на полу,
прислонившись спиной к стене, и всхлипывала. Том стоял рядом и умолял
меня успокоиться, а рядом лежала клюшка. И я почувствовала… Испытала
страх, даже ужас. Реальность не соответствовала тому, что я вспомнила,
потому что в моих воспоминаниях не было злости или бешенства. А вот
страх был.
Вечер
Я поразмыслила над словами Камаля о возвращении на «место
преступления» и вместо того, чтобы отравиться домой, поехала в Уитни
и теперь не обхожу подземный переход стороной, а, наоборот, медленно
и целенаправленно двигаюсь прямо к нему. Я кладу руки на холодные
грубые кирпичи на входе, закрываю глаза и ощупываю их. Ничего

---

не вспоминается. Я открываю глаза и оглядываюсь. На дороге пустынно:
в нескольких сотнях ярдов навстречу мне идет женщина, и больше никого
нет. Ни проезжающих автомобилей, ни крикливых детей, и только откуда-
то издалека доносится едва слышный вой сирены. Солнце прячется
за облако, я ощущаю холод и замираю на пороге тоннеля, не в силах в него
спуститься. Я поворачиваюсь, чтобы уйти.
Женщина, на которую я только что смотрела, поворачивает за угол –
на ней темно-синий плащ свободного покроя. Она проходит мимо, бросает
на меня взгляд, и тут меня осеняет. Женщина… в синем… свет.
Я вспоминаю: Анна! На ней было синее платье с черным поясом, и она
шла от меня так же быстро, как на днях, только на этот раз она оглянулась,
посмотрела через плечо, а потом остановилась. Рядом затормозила какая-
то красная машина. Автомобиль Тома! Она наклонилась, поговорила с ним
о чем-то через окно, потом открыла дверь, села в машину, и они уехали.
Я все это помню. В тот субботний вечер я стояла здесь, у входа
в подземный переход, и видела, как Анна садится в машину к Тому. Только
помнить это я не могу, потому что этого не могло быть. Том поехал
на машине искать меня. Анны с ним в машине не было – она находилась
дома. Так мне сказали в полиции. Опять все только запутывается, и я
готова закричать от бессилия, незнания и бесполезности своих мозгов.
Я перехожу улицу и иду по левой стороне Бленхайм-роуд. Напротив
дома
номер
двадцать
три
останавливаюсь
в
тени
деревьев
и разглядываю его. Они перекрасили входную дверь. Раньше она была
темно-зеленой, а теперь черная. Не помню, чтобы замечала это раньше.
Мне больше нравилась зеленая. Интересно, а что изменилось внутри?
Детская комната само собой, а вот спят ли они по-прежнему в нашей
кровати? И ставит ли она губную помаду перед зеркалом, которое
вешала я? Перекрасили ли они стены на кухне и заделали ли выбоину
в штукатурке?
Мне хочется перейти на другую сторону и постучать в эту черную
дверь. Хочется поговорить с Томом и спросить про тот вечер, когда
пропала Меган. Хочется спросить про вчера: что он чувствовал, когда мы
сидели в машине и я поцеловала ему руку? Но вместо этого я просто
стояла, глядя на окно своей старой спальни, пока к глазам не подступили
слезы, давая понять, что пора уходить.

---

Анна