Предмет и задачи курса

Средний штиль состоит из слов, общих для церковнославянского и русского языков. В нем можно употребить и некоторые русские просторечные слова, но не вульгарные, не слишком «низкие». В него можно подмешать в небольшом количестве «высокие» церковнославянизмы, «однако с великою осторожностью, чтобы слог не казался надутым». Низкий штиль чуждается церковнославянских слов. Он состоит из разговорно-бытовых, просторечных слов и выражений и допускает на усмотрение «по рассмотрению» даже простонародную лексику.
Таким образом, как выразился А.И. Соболевский, Ломоносов пожелал совместить старину и новизну в одно гармоническое целое, так, чтобы друзья старины не имели основания сетовать о крушении этой старины, а друзья новизны не укоряли в старомодности».(Ломоносов в истории русского языка, СПб, 1911, стр. 7,8).
Кроме лексических норм, Ломоносов установил для каждого стиля фонетические и грамматические нормы, о которых он постоянно упоминает в «Российской грамматике» (1755г.) и в «Риторике».
Желание того, чтобы слово российское, «от природы богатое, сильное, здравое, прекрасное превзошло в достоинство всех других языков» и чтоб в России науки распространились; привело М.В. Ломоносова к созданию «Российской грамматики», состоящей из двух частей: общей и специальной. В общей части рассматриваются основные грамматические категории во всех известных Ломоносову языках (а он знал их очень много), а специальная часть – русская.
Во второй части и давалось грамматическое обоснование различия трех стилей. После той пестроты внешних русских и церковнославянских форм, которая была характерна для стилей литературного языка ХVII – первой трети XVIII вв. это была, по словам В.В. Виноградова, великая грамматическая реформа. Но в области фонетической дифференциации стилей резко обозначились только отличия высокого слога и низкого.
Орфоэпические принципы высокого стиля состояли в тенденции к оканью, в различении звуков h и е, в сохранении ударного е перед твердым согласным (а не ё), в широкой распространенности фрикативного h, звучащего только в тех словах, которые низкий стиль знал только со взрывным г, нередко в своеобразиях ударения и в особой системе декламативных интонаций.
И, конечно, господство церковнославянских форм без полногласия, с щ и жд на месте русских ч и ж и т.п. еще более выделяло высокий слог как особую разновидность литературного языка.
Вопросы грамматической дифференциации стилей были особенно существенны. Необходимо было узаконить отход высокого стиля от староцерковной речи. Отграничение церковнославянского языка открывало широкий доступ в литературу грамматическим формам национальной русской бытовой речи.
Грамматические отличия высокого стиля от простого сводятся к следующим формам:

1. 
   В родительном падеже единственного числа существительных мужского рода твердого и мягкого склонения у слов высокого стиля преобладает окончание а, у русских – у: человеческаго долга, но прошлогодняго долгу, ангельского гласа, но птичья голосу.
   
2. 
   В предложном падеже единственного числа существительных мужского рода твердого и мягкого склонения у слов высокого стиля окончание h , у русских – у: на небh , в лесу.
   
3. 
   Простой слог отличается от высокого широким распространением имен увеличительных и умалительных.
   
4. 
   Приметой высокого стиля признаются формы сравнительной и превосходной степени на -ейший, -айший, -ший , особенно в стихах.
   
5. 
   Для высокого стиля характерны архаические формы числительных типа четыредесятый (сороковой), девятьдесятый (девяностой):
   
6. 
   Числительные собирательные «употребляются только о людях - и то по большей части низких. Ибо не прилично сказать трое бояр, двое архиереев, но три боярина, два архиерея».
   
7. 
   Особенностью высокого стиля являются причастия: венчающий, читающий. «В простых разговорах их следует заменять через возносимые местоимения, который, которая, которое.
   
8. 
   Причастия «прошедшие» страдательного залога в высоком стиле имеют окончание. -ый, в родительном падеже -аго и пишутся с двумя -н- (-нн-), в низком стиле оканчиваются на -ой, в родительном падеже -ого (-ово) и пишутся с одним -н-: написанный, но мараной.
   
9. 
   Деепричастия в высоком стиле на -а / -я; в низком на -учи /-ючи: толкая и толкаючи.
   
10. 
    Междометные глаголы типа хвать, глядь, толк характерны только низкому стилю.
    
11. 
    Возвратная частица -ся принадлежность высокого стиля.
    
12. 
    В высоком стиле междометие О! восклицательное употребляется с родительным падежом, а низком – с именительным падежом. Ср.: О чуднаго промысла! и О, чудный промысел.
    
13. 
    С этими морфологическими различиями Ломоносов объединяет синтаксический оборот дательного самостоятельного (восходящу солнцу), рекомендуя употреблять его в высоком стиле.
    
14. 
    В высоком стиле сравнительная степень на -ее, а в низком на -яе (зеленее, светляе).
    
15. 
    Принадлежностью высокого стиля рассматривается инфинитив на -ти и формы 2 лица настоящего времени на -ши, -шися (глаголити, глаголиши) и некоторые др.
    

В области синтаксиса литературно-языковая нормализация половины ХVIII в. была сосредоточена почти исключительно на формах высокого стиля. Это понятно. За высоким слогом стояла богатая традиция церковно-книжной риторики, достигшей в конце ХVII – нач. ХVIII вв. под латинским и польским влиянием блеска и изощренности. Сюда присоединилось и влияние немецких риторик. В среднем и простом слоге царило смешение синтаксических форм просторечия с отражениями латино-немецкого синтаксиса, шедшими из церковно-славянского языка и официально-канцелярского стиля.
Говоря о «Российской грамматике», надо упомянуть еще об изложенных в ней принципах русской орфографии. Ломоносов решительно выступил в защиту основ традиционной орфографии и прежде всего в защиту морфологического принципа, который формулируется им как требование, «чтобы не закрылись совсем следы произвождения и сложения речений», т.е. чтобы орфография не затемняла в угоду произношению морфологического состава слова, как это рекомендовал делать Тредиаковский. Но надо заметить при этом, что, не поддерживая фонетического принципа написания, Ломоносов считал тем не менее, что правописание не должно «удаляться много от чистого выговору».
Значение «Российской грамматики» в нормализации русского литературного языка трудно переоценить. Примечательно в этом отношении высказывание французского языковеда А. Мартеля , который утверждал, что исследования Ломоносова представляют, несомненно, нечто совершенно исключительное и выдающееся в европейской науке ХVIII в. Он считает, что Ломоносов чуть ли не на сто лет определил состояние сравнительной грамматики индоевропейских языков, и признает огромное значение «Российской грамматики». И это тот Мартель, в книге которого, выпущенной в 1933 г. в Париже говорилось: «Трудно сказать, в чем было истинное призвание Ломоносова, однако факт, что в науке он оставил след весьма беглый, весьма скоро исчезнувший». (Martel A. Michel Lomonosov et la langne litteraire russe, p.3).
Ломоносов – автор первого подлинно научного труда по грамматике русского языка – «Российской грамматики», которая была настольной книгой нескольких поколений русских людей. Говоря о значении этого труда, Белинский указывает, что до Ломоносова «существовала только русская азбука, но не было русского языка, и только после него стал возможен в России раздел ученых и литературных трудов. И вот он пишет грамматику, которая уже не годится для нашего времени, но лучше которой еще не являлось у нас; дает законы языку и утверждает их образцами» (В.Г. Белинский. Полное собрание сочинений. Т.II. М., 1953, с. 188).
Наряду с вопросами развития стилей художественных произведений Ломоносов уделял большое внимание созданию отечественной научной терминологии и формированию самих стилей научного изложения. Стремясь к национализации церковно-книжной речи, Ломоносов вместе с тем ограничивает сферу воздействия на русский язык «чужих», т.е. западноевропейских языков. Вместо излишних заимствований Ломоносов в круг отвлеченных понятий и научной терминологии вводит неологизмы, образованные из русских или употребительных церковнославянских слов.
Избегая иноязычных заимствований, Ломоносов в то же время стремился содействовать сближению русской науки с западноевропейской, используя, с одной стороны, интернациональную научную терминологию, составленную преимущественно из греко-латинских корней, а с другой стороны, образуя новые русские термины или переосмысляя уже существующие слова. В предисловии к своему переводу «Вольфиянской експериментальной физики» (1748) Ломоносов писал: «Сверх сего принужден я был искать слов для наименования некоторых физических инструментов, действий и натуральных вещей, которые хотя сперьва покажутся несколько странны, однако надеюсь, что они современем через употребление знакомее будут».
Всестороннее знание русского языка, обширные сведения в точных науках, прекрасное знакомство с латинским, греческим и западноевропейскими языками, литературный талант и природный гений позволили Ломоносову заложить правильные основания русской технической и научной терминологии.
Эти основные положения таковы:
1. Чужестранные научные слова и термины нужно переводить на русский язык.
2. Оставлять непереведенными слова лишь в том случае, если невозможно подыскать вполне равнозначное русское слово или когда иностранное слово получило широкое распространение.
3. В этом случае придавать иностранному слову форму, наиболее сродную русскому.
Очень многие из научных выражений на русском языке, составленных соответственно этим правилам самим Ломоносовым, применяются нами всеми и сейчас: воздушный насос, законы движения, земная ось, огнедышащие горы, преломление лучей, равновесие тел, удельный вес, кислота, магнитная стрелка, негашеная известь.
К этим он присоединил ряд общераспространенных русских слов, но имевших другое бытовое значение: опыт, движение, горизонтальный и т.п.
Ломоносовские научные и технические слова и выражения мало-помалу заменили собой прежние неуклюжие термины. Он положил начало нашему точному научному языку, без которого никто теперь не может обходиться.