Психологические типы

психологии; ясно также, что это понятие становится тем неопределеннее и вместе с тем 
произвольнее, чем более многообразные психические содержания оно объемлет». «Если, с точки 
зрения научной психологии, нет ни памяти, ни рассудка, ни фантазии, но есть лишь известные 
элементарные психические процессы и связи между ними, которые в довольно произвольном 
различении объединяются в этих названиях, то понятно, что еще менее существует какой-нибудь 
«интеллект» или «интеллектуальная функция», в смысле одного, единого понятия, 
соответствующего какой-нибудь резко ограничимой фактической данности. И все-таки остаются 
известные случаи, в которых бывает полезно прибегать к этим понятиям из старого инвентаря 
психологии способностей, хотя и в измененном, благодаря психологическому воззрению, смысле. 
Эти случаи обнаруживаются там, где мы находим сложенные из очень различных составных 
частей смешанные явления, которые заслуживают рассмотрения в силу правильности своих 
связей и прежде всего по практическим основаниям или же там, где индивидуальное сознание 
являет нам определенные направления способностей и образования и где опять-таки 
правильность связей заставляет нас обратиться к анализу таких сложных духовных расположений. 
Однако во всех этих случаях задача психологического исследования несомненно состоит в том, 
чтобы не останавливаться на образовавшихся таким путем общих понятиях, а по 
возможности сводить их к их простым факторам». /78- Bd.3. P.582 f/ 
Это воззрение — подлинно экстравертное. Я выделил курсивом особенно характерные места. 
Для интровертной точки зрения такие «общие понятия», как разум, интеллект и т.д., являются 
«способностями», то есть простыми основными функциями, единообразно объединяющими все 
многообразие руководимых ими психических процессов, тогда как для экстравертной, 
эмпирической точки зрения они суть не что иное, как вторичные производные понятия, осложнения 
тех элементарных процессов, на которые это воззрение и переносит ценностный акцент. Конечно, 
при этой точке зрения такие понятия не поддаются отвержению, но в принципе их всегда 
следовало бы «сводить к их простым факторам». Само собою разумеется, что эмпиристическая 
точка зрения совсем и не может мыслить иначе, чем редуктивно по отношению к общим понятиям, 
ибо для нее понятия суть всегда нечто выведенное из опыта. Она и вообще не знает «понятий 
разума», идей априори, потому что ее мышление имеет пассивно-апперцептивную установку на 
чувственно обусловленный опыт. Вследствие такой установки подчеркивается объект, который 
является как бы действующим и принуждает к познаниям и сложным умозаключениям, а эти 
последние требуют существования общих понятий, которые, однако, служат лишь для того, чтобы 

---

170. 
охватывать известные группы явлений, подводя их под один коллектив. Таким образом, 
естественно, что общее понятие есть не что иное, как вторичная величина, которая, собственно 
говоря, не существует помимо речи. 
Поэтому наука не может признать право на обособленное существование за разумом, 
фантазией и т. д., поскольку наука придерживается того воззрения, что только то действительно 
существует, что предстоит в качестве чувственно данного факта или «элементарного фактора». 
Если же мышление, как у интроверта, имеет активно-апперцептивную установку, то разум, 
интеллект, фантазия и т. д. имеют значение основной функции, способности, то есть внутренней 
возможности или действия, ибо с этой точки зрения ценностное ударение лежит на понятии, а не 
на элементарных процессах, прикрытых и объединенных понятием. Такое мышление с самого 
начала синтетично. Оно упорядочивает по схеме и пользуется опытным материалом для 
наполнения своих идей. Понятие выступает в качестве активного начала, и притом на основании 
собственной внутренней силы, которая схватывает опытный материал и формирует его. 
Экстраверт предполагает, что источником этой силы является, с одной стороны, простой 
произвол, с другой — опрометчивое обобщение ограниченных опытных данных. Интроверт, не 
сознающий своей собственной психологии мышления и, может быть, даже сам признавший 
модный эмпиризм в качестве руководящего правила, безуспешно защищается против такого 
упрека. А этот упрек есть не что иное, как проекция экстравертной психологии. Дело в том, что 
активно мыслящий тип не почерпает энергию своей мыслительной деятельности ни из произвола, 
ни из опыта, но из идеи, то есть из прирожденной функциональной формы, которую активирует его 
интровертная установка. Этот источник не сознается им потому, что он может познать идею, 
вследствие ее априорной бессодержательности, только в ее апостериорном образе, то есть в той 
форме, которую принимает опытный материал, обработанный мышлением. Для экстраверта же 
объект и элементарный процесс важны и неизбежны потому, что он бессознательно проецировал 
идею в объект и может подняться до понятия, а тем самым и до идеи, только при помощи 
эмпирического собирания и сравнения. Оба направления мышления замечательно 
противоположны друг другу: представитель одного направления оформляет материал из своей 
бессознательной идеи и таким путем доходит до опыта; другой же предоставляет руководить 
собою материалу, содержащему в себе его бессознательную проекцию идеи, и таким путем 
возвышается до идеи. В этой противоположности установок есть нечто раздражающее, и потому, в 
сущности говоря, она и является причиной самых горячих и безуспешных споров. 
Надеюсь, что это разъяснение в достаточной мере подтверждает мое воззрение, а именно что 
рацио и его одностороннее возведение в принцип, то есть рационализм, присущи эмпиризму столь 
же, сколько и идеологизму. Вместо того чтобы говорить об идеологизме, я мог бы так же 
воспользоваться 
словом 
«идеализм». 
Однако 
этому 
словоупотреблению 
мешает 
противопоставление «идеализма» «материализму», и я бы не мог противопоставить 
«материалистическое» — «идеологическому», ибо материалист, как показывает история 
философии, часто может быть вполне идеологом, и именно тогда, когда он не эмпирик, а мыслит 
активно, исходя из общей идеи материи.