Эхо во тьме

12

Хадасса проснулась оттого, что кто‑то стучал с улицы в дверь медицинской лавки и звал на помощь.

– Мой господин, врач! Мой господин! Прошу тебя. Нам нужна твоя помощь! – Хадасса привстала, окончательно просыпаясь.
– Нет, – сказал ей Рашид, тут же вскочив. – Уже очень поздно, и тебе надо отдыхать. – Потом он подошел к двери и отпер ее, полный решимости прогнать тех, кто вздумал нарушать покой врача и его помощницы. – Что тебе нужно, женщина? Врач и его помощница спят.
– Меня послала моя хозяйка. Прошу тебя. Дай мне поговорить с ним. Моей хозяйке пришло время рожать, а ее врач, как назло, уехал из Ефеса. Моя хозяйка в очень тяжелом состоянии.
– Иди, иди отсюда. Возле бань полно других врачей. Здесь сейчас приема нет.
– Если ей не помочь, она умрет. Пожалуйста, разбуди его. Пусть он нам поможет. Умоляю. У нее ужасные боли, и ей никак не разродиться. Мой хозяин очень богат. Он заплатит вам, сколько ни попросите.
– Рашид, – сказала Хадасса, закрывая лицо покрывалом, – скажи, что мы идем.
– Ты только что легла, моя госпожа, – запротестовал он.
– Делай, что она говорит, – сказал Александр, который уже проснулся и осматривал свои принадлежности, отбирая то, что ему нужно. – Возьми мандрагору, Хадасса. Если ей действительно так плохо, мандрагора нам понадобится.
– Да, мой господин. – Вместе с мандрагорой Хадасса положила в сумку еще несколько лекарств. Она приготовилась раньше Александра и, взяв свой посох, направилась к выходу. Рашид преградил ей путь, и она спокойно положила руку ему на плечо. – Дай мне поговорить с этой женщиной.
– Разве тебе не нужен такой же отдых, как и всем остальным? – сказал Рашид, потом повернулся к посетительнице. – Обратись к кому‑нибудь еще.
– Но она уже обратилась к нам. А теперь отойди.
Сжав губы, Рашид подчинился. Хадасса вышла на улицу. Рабыня отступила, и Хадасса увидела в лунном свете, какое у нее бледное лицо. Хадассе была понятна ее тревога, поскольку с такой ситуацией она уже сталкивалась не раз. При виде ее покрывала многие испытывали невольное чувство тревоги. Она попыталась успокоить служанку.
– Врач сейчас выйдет, – сказала она как можно спокойнее. – Он очень опытный врач и сделает для твоей госпожи все, что в его силах. Сейчас он приготовится и выйдет.
– О, спасибо, спасибо, – сказала служанка, несколько раз наклонив голову, и заплакала. – Боли у моей госпожи начались еще вчера днем, а потом ей становилось все хуже и хуже.
– Как тебя зовут?
– Ливилла, моя госпожа.
– А твою хозяйку?
– Антония Стефания Магониан, жена Хабинны Аттала.
В этот момент вышел Александр.
– Магониан? Уж не жена ли это мастера серебряных дел?
– Она самая, мой господин, – сказала Ливилла, начиная уже нервничать. – Нам надо торопиться. Пожалуйста, пойдемте быстрее!
– Веди нас, – сказал ей Александр, и Ливилла быстро пошла вперед.
Рашид запер дверь лавки и пошел вместе с ними.
– Тебе трудно идти, – сказал он, поравнявшись с Хадассой.
Хадасса знала, что он прав, потому что боль пронизывала ее больную ногу. Она уже один раз споткнулась и задыхалась от быстрой ходьбы. Рашид сурово посмотрел на нее, протягивая ей руку.
– Ну вот, видишь?
Александр оглянулся и увидел, как ей тяжело. Он остановился, дожидаясь ее.
– Не ждите, – сказала Хадасса, тяжело дыша, – идите без меня. Я догоню вас.
– Ей вообще не нужно было идти, – с досадой проворчал Рашид.
Опираясь на руку Рашида, Хадасса догнала Ливиллу, которая стояла на углу улицы и жестом просила их поторопиться. Александр пошел вслед за ней.
– Рашид прав. Это слишком далеко и тяжело для тебя. Возвращайся. Я пришлю от Магониана паланкин за тобой.
Сжав зубы и преодолевая боль, Хадасса, казалось, не слушала его. Она только смотрела на перепуганную служанку, умолявшую их идти побыстрее.
Рашид ругался на своем языке и поддерживал Хадассу под руку. Когда все поднимались на холм, он продолжал что‑то недовольно бормотать.
– Спасибо тебе, Рашид, – сказала Хадасса, обнимая его рукой за шею. – Бог не зря послал ее к нам.
Они шли за Ливиллой по темным улицам ночного города, пока не пришли к большому торговому дому перед храмом Артемиды. Хадассе хватило одного взгляда на это место, чтобы понять, к кому они пришли. Магониан. Серебряных дел мастер. Делатель идолов.
Рашид помог ей пройти через торговый дом в жилые помещения, которые находились в задней части здания.
– Сюда, – сказала Ливилла, тяжело дыша от волнения и направляясь к мраморной лестнице. Сверху раздавались крики женщины. – Быстрее! Прошу вас, быстрее!
Рашид последовал за ней на второй этаж и остановился, оглядываясь и по‑прежнему поддерживая Хадассу. Александр за его спиной тоже остановился, едва перешагнув порог комнаты. Богатство этого жилища поражало воображение. Комната просто сияла красками. Восточная стена была украшена вавилонскими коврами. Фрески на остальных стенах говорили о таком богатстве, которое было неведомо тем, кто работал в лавках возле бань. На фреске западной стены были изображены эльфы, танцующие в лесу, а пара возлюбленных наслаждалась прелестями любви на ложе из цветов. На другой фреске, украшающей южную стену, была изображена сцена охоты.
Хадасса, однако, ничего этого не видела, потому что все ее внимание было приковано к молодой женщине, корчившейся на своей постели.
– Отпусти меня, Рашид.
Рашид повиновался, продолжая удивленно рассматривать роскошное убранство жилых помещений Магониана.
Хадасса подошла к постели.
– Антония, мы пришли, чтобы помочь тебе, – сказала она и положила руку на потный лоб женщины. Антония была примерно в том же возрасте, в каком была Юлия, когда впервые выходила замуж. Рядом с ней находился седовласый мужчина, очень напоминавший Клавдия, который держал руку жены в своих ладонях. Его лицо было бледным и взмокшим от волнения и переживаний. С очередной схваткой Антония снова вскрикнула, и ее лицо снова напряглось.
– Сделай что‑нибудь, женщина. Прошу тебя, сделай что‑нибудь!
– Только тебе нужно успокоиться, мой господин.
– Хабинна! – воскликнула Антония, и ее голубые глаза расширились от страха при виде Хадассы. – Кто это? Почему у нее лицо закрыто?
– Не бойся, моя госпожа, – тихо сказала Хадасса, улыбаясь ей, хотя понимала, что Антония не видит ее лица. Но это было к лучшему, потому что страшные шрамы напугают женщину еще сильнее. – Я пришла к тебе с врачом, чтобы помочь тебе.
Антония снова тяжело задышала, потом застонала:
– О‑о!.. О‑о‑о!.. О‑о‑о, Гера, смилуйся…
Держа руку на лбу роженицы, Хадасса обратила внимание на амулет, который украшал ее шею. За последние несколько месяцев она видела много таких украшений. Некоторые были изготовлены из драгоценных камней, и в народе верили, что они способствуют успешному протеканию беременности. Другие, подобные тому, что был на шее у Антонии, якобы были призваны стимулировать роды. Хадасса взяла в ладонь овальный красный железняк, на одной стороне которого было выгравировано изображение змеи, поедающей свой хвост. Даже не переворачивая амулет, Хадасса знала, что на другой стороне она увидит изображение богини Исис и жука скарабея. Кроме того, на таких амулетах были написаны воззвания к греческим, египетским богам и Богу Яхве. Те, кто носил подобные амулеты, верили, что это сочетание символов и слов придаст украшению магическую силу. Осторожно развязав амулет, Хадасса отложила его в сторону.
– Я умру, – произнесла роженица, лихорадочно поворачивая голову из стороны в сторону. – Я умру…
– Нет, – сказал ей Хабинна, едва сдерживая слезы, – Нет, ты не умрешь. Я не допущу этого. Сейчас жрецы приносят во имя твое жертву Артемиде и Гере.
Хадасса наклонилась к роженице.
– Антония, это твой первый ребенок?
– Нет.
– Двое уже умерли при родах.
– И этот тоже не родится, – женщина снова начала тяжело дышать, одной рукой сжимая влажное одеяло, а другой держась за руку мужа. – Он толкается и толкается, но не выходит. О, Хабинна, как больно! Пусть все прекратится. Пусть все прекратится! – Она снова закричала и стала корчиться в муках.
Хабинна сжал ее руку в своих ладонях и заплакал.
По‑прежнему удивленный окружающей роскошью, Александр прошел в комнату и убрал со столика из слоновой кости все парфюмерные принадлежности и мази. Потом он снова оглядел сияющую бронзовую постель, покрытую китайским шелком, яркую расцветку мраморного пола, огромную жаровню и золотые светильники.
Методически раскладывая масло, губки, шерстяные покрывала и пелены для новорожденного, хирургические инструменты, он думал, почему такой богатый человек, как Магониан, послал служанку за обыкновенным врачом, который лечит бедных людей. Но тут же на смену этим мыслям пришла другая, заставившая его испытать недобрые предчувствия. Если ему не удастся спасти юную и прекрасную жену Магониана, он будет изгнан из города, и его репутации как врача придет конец. – Надо мне было прислушаться к тебе, – вполголоса сказал он Рашиду.
– Скажи, что ничем не сможешь ей помочь, и пойдем.
Александр едва заметно усмехнулся и посмотрел в сторону постели.
– Теперь уже мне будет не оттащить от нее Хадассу.
Антония перестала кричать, и Хадасса спокойно заговорила с ней и с крайне подавленным Хабинной.
– Да поможет мне Асклепий, – произнес Александр, подходя к постели.
– Нам нужна теплая вода, мой господин, – сказала Хадасса Хабинне.
– Да. Да, конечно, – сказал Хабинна, отходя от постели и выпуская из ладоней руку жены.
– Не уходи, – запричитала Антония. – Не оставляй меня…
– Не волнуйся, моя госпожа, он никуда не уйдет, – сказала Хадасса, взяв ее за руку. – Он пошлет Ливиллу за водой.
– О‑о, снова начинается! Опять! – застонала Антония, выгибая спину. – Я этого не вынесу! Я этого больше не вынесу…
Хабинна не подходил к постели, но оставался поодаль, сжав ладонями виски.
– Артемида, всемогущая богиня, смилуйся над ней. Смилуйся над ней.
Хадасса положила руку на лоб Антонии и почувствовала, что лоб у нее горячий. Антония задержала дыхание, ее глаза наполнились слезами, а лицо покраснело. Жилы на ее шее вздулись, из глаз лились слезы. Она стиснула зубы, потом издала глубокий стон, переходящий в плач. Она так сжала в своей руке руку Хадассы, что казалось, у той сейчас хрустнут кости.
Когда схватка кончилась, Антония бессильно обмякла. На глаза Хадассы тоже навернулись слезы, и она продолжала держать свою руку на лбу Антонии, желая как‑то ее утешить. Потом она повернулась к Александру.
– Что мы будем делать? – шепотом спросила она, но Александр только стоял и хмуро наблюдал за происходящим.
Не дождавшись от него ответа, Хадасса снова наклонилась к Антонии.
– Мы тебя не оставим, – тихо сказала она и вытерла платком пот со лба роженицы.
– Нужно осмотреть ее, – наконец сказал Александр. Антония напряглась, но Александр спокойно говорил с ней, объясняя, что он делает и зачем. Антония расслабилась, потому что его слова в самом деле действовали на нее успокаивающе. Но такое состояние длилось недолго, потому что быстро начались очередные схватки. Женщина снова забилась в муках. Александр не убирал от нее рук, пока она снова не упала на постель, вся в слезах. Наконец он встал, и Хадасса, взглянув на его лицо, почувствовала беспокойство.
– Что случилось?
– Плод расположен неправильно.
– И что здесь можно сделать?
– Можно сделать операцию, вынуть ребенка из живота… Но это рискованно. На это мне нужно согласие Магониана. – Он отошел от постели.
Пока он разговаривал с Магонианом настолько тихим голосом, что ничего было не разобрать, Хадасса испытывала сильные сомнения.
– Нет! – неожиданно в волнении воскликнул Магониан. – Если ты не можешь мне гарантировать того, что она выживет, я на это не соглашусь. Для меня прежде всего важна ее жизнь, а не ребенка. Я не позволю рисковать ее жизнью!
– Тогда остается один, единственный путь, – Александр оглянулся на Хадассу, как бы не зная, говорить дальше или нет. Потом его лицо напряглось, он снова повернулся к Магониану и заговорил тише. Хадасса видела только, что лицо хозяина дома побелело еще больше и он, видимо, от сильного потрясения, медленно закачал головой.
– Ты уверен? И ничего другого ты сделать не сможешь? – Александр покачал головой, и Магониан медленно кивнул ему. – Ну, тогда делай, что считаешь нужным. Только, перед всеми богами, делай все быстрее, чтобы она больше не страдала.
Чувствуя, как у нее колотится сердце, Хадасса наблюдала, как Александр достает из своей сумки инструменты. У нее свело живот от страха. Она смотрела, как Александр велел Рашиду пододвинуть стол к ногам постели. Потом врач повернулся к ней.
– Приготовь ей сильный раствор мандрагоры, а потом выйди. Мне поможет Рашид.
– Но от мандрагоры она уснет.
– При том, что я буду делать, ей лучше всего уснуть. – Александр приготовил крючковатый нож, декапитатор, краниокласт и эмбриотом.
Хадасса встала и преградила ему путь к постели.
– Что ты собираешься делать такого, что мне нужно выйти отсюда? – спросила она, вцепившись ему в руки и посмотрев на жуткие инструменты.
Александр наклонился к ней и прошептал:
– Она умрет, если я не умерщвлю ребенка.
– Ты собираешься его умертвить? – пораженно спросила Хадасса. Она снова посмотрела на инструменты и поняла, что Александр собирается расчленить ребенка и вытащить его из утробы. – Но ты не можешь этого сделать, Александр.
Он схватил ее за руку и решительно отвел в сторону. Поставив ее перед собой, он заговорил с ней так тихо, чтобы слышать его могла только она одна:
– Ты хочешь, чтобы умерли и она, и ребенок? Ребенок не может выйти. Понимаешь ты или нет? При том положении, в каком он находится, он не может родиться.
– Тогда поверни его сам.
– Я не могу, – убежденно сказал он. При этом он показал ей свои руки, чтобы она увидела, какие они у него большие. – Может, ты сможешь?
– Но ты не должен идти на такое, Александр.
– Да, мне тяжело на это пойти, может быть, еще тяжелее, чем тебе, – сказал он с отчаянием в голосе, и в его глазах отразилась безысходность. – Но ничего другого теперь не остается. Роды слишком затянулись. И жизнь матери в такой ситуации важнее жизни ребенка.
– Для Бога они оба важны.
– Выйди и подожди, пока я тебя не позову. Я знаю, что ты не вынесешь такой операции. И лучше тебе не видеть всего этого. А после операции ты сможешь позаботиться о ней.
Он уже хотел идти к постели, но Хадасса неожиданно схватила его за руку.
– Прошу тебя, Александр!
– Слушай, если у тебя есть конкретные предложения, я готов тебя выслушать. Если нет, отойди и не мешай мне. Медлить больше нельзя. – В этот момент, как бы в подтверждение его правоты, Антония закричала снова.
Хадасса видела, что Александр сам не хочет делать то, на что он решился, но он считал, что это единственный путь спасти Антонию. Хадасса покачала головой.
– Нам нужно молиться.
– Молитва ее не спасет! Мне лучше знать, что надо делать.
Хадасса понимала, что у ребенка совсем мало шансов выжить.
Далее если он родится, вероятность, что он умрет, останется очень высокой. Настолько высокой, что, согласно закону, его нельзя будет похоронить в пределах городских стен и ему не успеют дать имя. Таких детей можно было только отнести в сад при вилле и смешать с кучей мусора. Существовала даже традиция помещать тело новорожденного в фундамент нового здания!
Хадасса взглянула на Хабинну и поняла, что на его поддержку рассчитывать не придется. Он думал только о жизни своей жены.
Уловив ее взгляд, Александр снова схватил ее за руку.
– Я не имею права дать ей умереть, Хадасса. Ты представляешь, что за человек ее муж? Это один из самых богатых людей в Ефесе. Он сидит за одним столом с проконсулом. Если его жена умрет у меня на руках, моей медицинской карьере конец. Понимаешь ты? Конец! Она рухнет, так толком и не начавшись. Мне придется уйти из этого города и искать работу где‑нибудь еще.
Хадасса посмотрела ему прямо в глаза.
– Не стремись уничтожать человеческую жизнь. Проси помощи у Того, Кто сотворил и Антонию, и ее ребенка.
Александр отступил от Хадассы. Он не видел ее лица, закрытого покрывалом, но прекрасно слышал ее решительный тон.
– Тогда я умоляю и Его, и тебя. Обратись к своему Богу. Умоляю тебя, сделай это, – еле слышно сказал Александр. – Но молись искренне и поторопись, пусть Он услышит тебя как можно быстрее, потому что я не смогу дать тебе больше времени, чем столько, сколько я буду готовиться к операции. – Александр отвернулся от нее, и тут его охватил липкий страх. Если бы был другой способ спасти Антонию, он воспользовался бы им. Но отсутствие времени не оставляло ему выбора. Он расчленит ребенка и сдавит ему череп, чтобы удалить его из тела роженицы – и если он не проявит осторожности и не сделает это очень быстро, она все равно может умереть. И никому потом не объяснишь, что его вызвали в самый последний момент. Вся вина ляжет на его плечи.
Когда Александр перевел взгляд на свои инструменты, сердце Хадассы разрывалось от отчаяния. Александр всегда полагался только на свои знания, на то, чему его учили. Но сейчас этого было недостаточно.
Хадасса вернулась к Антонии. Начались очередные схватки, и женщина начала жалобно стонать, а по мере усиления боли снова вцепилась в одеяло. У нее уже просто не осталось сил, чтобы кричать.
– Мой ребенок, – стонала она. – Спасите моего ребенка.
– О, Боже, прошу Тебя… – произнесла Хадасса и положила руку на огромный живот Антонии. Ее губы шевелились, хотя никто не слышал ее слов, пока она взывала к Господу, прося Его вмешаться.
О, Боже, Ты – Творец этой женщины и ее ребенка. Спаси их обоих! Сделай так, чтобы они остались живы. Сделай так, чтобы Александру не пришлось делать то, что он собирается сделать, чтобы он не брал на себя такой грех. Прошу Тебя, Иисус, пусть они увидят Твою силу и Твою любовь.
Антония издала истошный крик. Хабинна инстинктивно устремился к постели, и Рашид, встав у него на пути, прижал его к расписанной фреской стене, не думая уже о том, как он обращается с таким влиятельным человеком.
Слушая стоны Антонии, Хадасса заплакала.
– Прошу Тебя, Иисус, – шептала она, двигая руками над тем местом, где находился ребенок. – Прошу Тебя, Господи, услышь нас. Смилуйся над ней и ее ребенком. Поверни ребенка и дай ему возможность выйти.
Ребенок зашевелился.
Хадасса слегка прикоснулась к животу Антонии и почувствовала, что ребенок поворачивается – медленно, плавно, как будто его ведет какая‑то невидимая рука. Она заплакала еще сильнее, но теперь это были слезы радости.
Антония снова закричала, но теперь это был другой крик, и Александр, который стоял рядом, со своим кривым ножом в руках, видя происходящее, выронил его из рук.
Хабинна прекратил кричать и бороться с Рашидом.
– Что случилось? – воскликнул он.
– Ребенок повернулся, – ответил Александр, не в силах скрыть радости в голосе. Теперь надо было действовать так, как обычно действуют при принятии родов. Александр поставил одно колено на край постели и наклонился вперед. Тут прошла очередная схватка, и в это время ребенок плавно вышел из утробы Антонии. Женщина издала порывистый выдох и откинулась на спину.
Глядя на ребенка, оказавшегося в его руках, Александр засмеялся.
– У тебя сын, Магониан! – сказал он голосом, в котором слышались священный трепет и облегчение. – Подойди, посмотри на него, – позвал он, отрезая пуповину.
Хадасса отошла от постели, чувствуя, как ее бьет сильная дрожь.
Рашид отпустил Хабинну, и делатель идолов, застыв на мгновение, услышал крик своего сына. Ливилла взяла новорожденного из рук Александра.
– Сын, Хабинна, – прошептала Антония, не в силах даже пошевелиться. – Я подарила тебе сына… – Она попыталась приподняться, чтобы посмотреть на младенца, но у нее не было сил. Она осталась лежать, прикрыв глаза.
Едва взглянув на ребенка в руках Ливиллы, Хабинна опустился на колени перед постелью. Увидев кровь на простыне, он уткнулся лицом в постель возле плеча Антонии. Его плечи затряслись.
– Больше никогда. Клянусь тебе. Больше ты никогда не пройдешь через такое.
– Позаботься о ребенке, – сказал Александр Хадассе, массируя живот Антонии, чтобы вышла плацента. – А я позабочусь о ней.
Ливилла передала ребенка Хадассе и отошла, глядя на все круглыми глазами. Она сильно дрожала, и Хадасса нахмурилась, думая, что случилось со служанкой.
Хадасса бережно омыла ребенка теплой водой. Потом она осторожно положила его на мягкое чистое белье и натерла крохотное тельце солью, чтобы предотвратить инфекцию. Вспоминая о том, как ее мама натирала Лию, она проделала то же самое. Ласково разговаривая с ним, она завернула малыша так плотно, что он стал похож на маленькую мумию. Потом она взяла небольшой кусок материи и обвязала им головку мальчика так, чтобы закрыть подбородок и лоб. Потом она взяла его на руки и понесла к маме.
Хабинна встал и подошел к ней.
– Ливилла отнесет его к кормилице.
– Нет, ему не нужна кормилица. Ему нужна мама, – сказала Хадасса, склоняясь над постелью. – Антония, – нежно сказала она, поглаживая лоб молодой мамы, – это твой сын. – Улыбнувшись сонной улыбкой, Антония слегка повернулась в их сторону, и Хадасса положила младенца рядом с ней. Антония тихо засмеялась от радости, когда ребенок прильнул ротиком к ее груди. Но в следующее мгновение от ее радости не осталось и следа.
– У меня нет молока, – сказала Антония, подавляя слезы и собираясь с последними остатками сил.
Хадасса нежно потрепала ее по щеке.
– Не волнуйся. Появится. – Но глаза Антонии уже слипались.
В комнате наступила тишина. Хадасса продолжала поглаживать Антонию по щеке, благодаря Бога за то, что Он спас и ее, и ее сына. Ее охватила радость, и ей захотелось петь те песни хвалы, которые она пела когда‑то, но те шрамы, которые остались у нее от львиных когтей и зубов, не просто изуродовали ее. Инфекция, занесенная с этими ранами, повредила и ее голос. Однако Хадасса понимала, что это не такая уж большая трагедия. Бог услышал ее молитву. И теперь Он слышал, как поет ее сердце.
Сдерживая слезы, она подняла голову. Хабинна Аттал Магониан стоял по другую сторону постели, пристально глядя на нее. И в его глазах она увидела то же самое, что минутой раньше увидела в глазах Ливиллы, – страх.
Закончив перевязывать Антонию, Александр отошел от постели. Он сказал Ливилле, что нужно делать, когда она будет ухаживать за своей хозяйкой. Отвернувшись от пристального взгляда Магониана, Хадасса подошла к Ливилле, которая поклонилась ей. Хадасса велела ей раз в день менять младенцу пеленки.
– Тщательно вымой его, а потом снова натри солью. После этого запеленай так, как я это делала. Не отдавай его кормилице, пусть о нем заботится мама.
– Я сделаю все, как ты сказала, моя госпожа, – ответила Ливилла, снова поклонясь Хадассе.
Хабинна тем временем говорил о чем‑то с другим своим слугой. Он подошел к Александру и Хадассе, когда те укладывали свои инструменты, к которым так и не притронулись.
– Я так и не узнал, как тебя зовут.

Александр назвал себя, но промедлил с ответом, когда Хабинна спросил о Хадассе.

– Это моя помощница, – ответил он, так и не назвав ее имени по причине, которую он и сам не смог бы объяснить. Потом он посмотрел на Рашида. – Все, мы можем идти, – сказал он ему, – помоги ей.
Когда Рашид подхватил Хадассу под руки, Александр повернулся к Магониану, не обращая внимание на мягкий протест Хадассы, которую Рашид выводил из комнаты.
– Почему такой богатый человек, как ты, обратился за помощью к врачу, который принимает бедных людей возле бань? – спросил Александр, побуждаемый одновременно любопытством и желанием отвлечь внимание Хабинны от Хадассы.
– Каттул уехал из Ефеса, – сказал ему Магониан, и Александр вспомнил имя известного врача. Каттул был известен как один из самых искусных врачей в городе, который лечил только богатых и знатных людей. – Я слишком поздно узнал о его бесчестии, – хмуро произнес Хабинна. – Поэтому я и послал служанку найти какого‑нибудь другого врача, который мог бы помочь. Я не знаю, каким образом она вас разыскала, но теперь я благодарю богов за то, что она это сделала.