Жених из трущоб

3 часть. Я тебя не брал, чтоб бросать. Дождись Лешего 
И что вы думаете? Дед звонил сказать, что не сможет приехать. Караул! Врёт, что машина 
сломалась! Да что ей доспеется?! Ему просто лень её выгонять и за ними ехать. А, может, тут 
замешаны бабушка с матушкой… Но факт остаётся фактом: Тэхён сидит на кровати человека, который 
его терпеть не может; этот человек слышит каждое слово из динамика, и он тоже не в восторге. По 
крайней мере, так его выражение лица трактует Тэхён. Санбом опять хнычет, не отпуская Салли. У 
отца явно иммунитет к детским капризам. 
Чонгук пытается взять сына на руки, но тот лезет на Тэхёна, обнимая его, смотря на папу обиженным 
взглядом. Нет, ну это уже ни в какие ворота… Ребёнок променял отца на не пойми кого! 
— Сейчас по жопе надаю. 
Санбом жалуется Салли на папу, тыча в него пальцем и растирая пузырящиеся сопли. И воет так 
звонко, фальцетом! Тэхёну даже страшно: он понятия не имеет, что нужно делать и как всё 
исправить. Хоть кто-то ценит Тэхёна по достоинству… Но этот ребёнок не его, поэтому он не имеет 
права перетягивать его на свою сторону и пользоваться детской симпатией. 
— Шалли-и-и! Папочка злитча! — Чонгук ещё даже не злится, просто ребёнок нашёл защиту в лице 
«друга» и жалуется на родителя, как истинный ребёнок. 
— Папочка не злится… — мекает-бекает Тэхён, с опаской посматривая на отца. Санбому пора спать, 
поэтому начал вредничать. Тот в подтверждение трёт глаза, сонно моргая. 
— Сын, пойдём булькаться? — неожиданно и очень мирно предлагает батя. Санбом оттаял, 
неуверенно кивнув головой. Но… 
— И Чалли? 
Чонгук бросает косой взгляд на голубого и, видит господь, набирается ангельского терпения. 

---

14/149 
— Хорошо. Салли хочет идти? — с нажимом, обращаясь к мистеру Салливану. Тот что-то бурчит себе 
под нос. — Там домовой, не забывай. 
Вот поганец! Санбом, кстати, даже бровью не повёл, а Тэхён насторожился. Чонгук пошёл за 
полотенцем с довольной злодейской усмешкой. Да, Тэхён не виноват, что сын его любит, но пусть 
ему хотя бы будет несладко. 
Из комода он достаёт детское полотенце и халатик с ушками, зовя их обоих вниз. Чонгук сказал, что 
ванную занимать не нужно (вдруг что), а в бане пусто, правда там жарковато. Ничего, не удохнутся, 
им же не в парилке сидеть. Всё семейство обращает на них внимание: Санбом обоих держит за руки. 
Матушка громко спрашивает, куда они направляются, а услышав ответ, лучезарно улыбается. 
В душевой Чонгук достаёт детское корыто, наливая воды и делая пузырьки. Санбом сам раздевается, 
залезая в ванночку. Чонгук садится рядом, так нежно поливая его водой из ладони. Тэхёново сердце 
сейчас разорвётся от умиления, вот честно. Он просто стоит у стены, наблюдая за этим. Чонгук умело 
моет сыну голову, натирая тело, пока тот играет с резиновой рыбкой. Постоянно что-то спрашивает у 
папы, донимая бессмысленными вопросами. Чонгук не меняется в лице, отвечая одно и то же. Сразу 
видно, что умеет обращаться с детьми. Санбом машет Салли рукой, он ему — в ответ, после чего 
Чонгук вытаскивает его из ванночки, замотав в полотенце и надев халат. Его кудряшки виднеются из-
под капюшона с торчащими вверх ушками-кисточками. Такой распаренный и краснощёкий, сладко 
моргает, опустив голову папе на плечо. Чонгук молча несёт его обратно, Санбом всё ещё следит за 
Салли. А чтобы он спокойно уснул, Тэхён сидит у его кроватки (это ещё детская кроватка, так как он 
туда спокойно помещается), ожидая, пока уснёт. Ребёнок держит его за большой палец и, наконец, 
крепко засыпает. 
Отбой. 
Они вернулись обратно за стол. Их приветливо приняли, спрашивая про
Санбома. Все дети уже были уложены по койкам, остались только взрослые.
Мистер Чон что-то рассказывал, а матушка подсела к Тэхёну, взяв его за руку. Вроде ничего такого — 
просто держала и слушала истории мужа, но ему стало как-то неуютно. Чонгук точно его ненавидел: 
сына отобрал, мать на свою сторону перетянул — целых два веских повода, а третий идёт в подарок 
— Тэхён ещё и гей из города. Одни хорошие новости… 
Так удобно под рукой стояло вино в графине, незаметно попадая к нему в рот. Вдруг стало грустно, 
пусто даже. Вот у них — семья какая огромная, смысл жизни, какие-то цели, амбиции, а у Тэхёна 
ничего такого нет и не будет, кроме папочки с мамочкой, которые до поры до времени терпят его 
«неопределённость». 
Они с Чимином всегда много пили, если оставались вдвоём, так что вино — как вода: алкогольный 
«скилл» у него что надо. Матушка подсовывает сливы (наверное, чтобы он точно обосрался от 
зависти), иногда на него посматривая. Посматривает и дьявол, слегка приподняв бровь. Мало того, 
что гей голубой, так ещё и пьяница! Ух! Но ведь не пьяный, а точнее пьяный, но не до свинячьего 
визга. Просто видно, что он глубоко в себе: никого не слышит, расстроен, а спроси его что — язык 
развяжется на откровения. 
Сегодня им можно лечь спать позже девяти часов вечера. Банный день, поздний ужин — традиция. 
Матушка что-то шепчет Тэхёну, он отрицательно качает головой, и они вместе смотрят на Чонгука. Он 
опять приподнимает бровь — только и всего. 
Досидели до конца. Давон, старшая дочь, кстати, вспоминает про его шишку на лбу. Шишка эта, 
конечно, ещё цветёт клумбой анютиных глазок. Бабушку и Тэхёна провожают до гостевой комнаты: 

---

15/149 
она на первом этаже в конце коридора. И туалет рядом. Прекрасно. Бабушка засыпает, а Тэхён не 
может. Особенность его организма в том, что когда он немного под градусами, то долго не может 
сомкнуть глаз. И сбегает на улицу, в качающуюся беседку, укрывшись пледом. Настроение на самом 
дне, ни с чего. Хотя почему же ни с чего? Его предал парень и друг — повод всегда есть. 
Он снова звонит Чимину. Чувствует себя самым одиноким на Земле (и необязательно человеком). Но 
ни на секунду не забывает, что где-то рядом бродит домовой… 
Если честно, он чувствует его взгляд, оттого сел в самое незащищённое место. Чтобы он, наконец, 
утащил его и съел. 
Беречь нечего. Санбом прав — он один. 
*** 
Тэхён вернулся только под утро. На завтраке (в шесть, мать его, тридцать утра!) клевал носом в 
тарелку, на все вопросы матушки отвечал, что нездоровится. По нему прекрасно видно, что он 
плакал. Чимин успокаивал его, смешил, рассказывал, что произошло нового. В общем, он — 
настоящий друг, самый лучший. Лучше него только родители и баба с дедом. 
После завтрака домой их подвёз Чонгук… Также с ними ехали мистер Чон и Хосок. Вяло 
попрощавшись, Тэхён скрылся в доме, а бабушка (как истинная бабушка) удержала мужчин, одарив 
их фруктами. Последующие дни Тэхён валялся ленивцем на всех поверхностях, умирая от жары и 
грусти. 
А потом… Приехал Чимин! Ещё одна краса с розовыми волосами! Бабуля бегала вокруг него, 
всплёскивая руками, и назвала его куколкой. Чимин тоже привёз пакет с гостинцами. В доме сразу 
стало намного светлее и живее. Они гуляли по двору, гладили котят, а ещё Чимин привёз ему краску 
для волос — насыщенного голубого. Сам его выкрасил, оба нафоткались на фоне цветочных кустов в 
саду. Потом эти две подружки нашишлились* на прогулку: до бульвара, а потом к пирсу. Каждый 
сельский, который попадался им на пути, чуть голову не сворачивал, смотря им вслед. Чимин так 
вообще — заливисто смеялся, шутя, что чувствует себя айдолом, причём суперпопулярной группы. 
Ему нравилось такое внимание к себе. Опять же, они набродились, нафоткались, нахихикались да 
вернулись к ужину. Время с Чимином пролетало незаметно и ценилось на вес золота. Он приехал на 
три дня — поднять другу настроение. 
На следующий день бабушке позвонила матушка Чон и предложила Тэхёну пооббирать яблоки в их 
саду, мол, он одну корзинку забрал бы себе, да и так просто бы развеялся. Чимин подорвался 
быстрее него, чтобы своими глазами узреть, кто таков дьявол, который посмел выгнать плачущего 
человека в предбанник. И вообще, что за хамло малахольное. Тэхён не хотел ехать! Совсем! Но… 
Пока они собирались, а бабка ругала деда, чтобы выводил машину, подъехала другая машина… 
Чёрный «додж». Кошмар! Сто процентов — это дело рук матушки, сам бы водитель не проявил 
инициативу. 
Тэхён надел светлые летние брюки и тонюсенькую рубашку навыпуск, расстегнув сверху три 
пуговицы, демонстрируя на шее цепочку с жемчужинками. Чимин — наоборот, надел обтягивающие 
чёрные джинсы и персиковую рубашку, небрежно подогнув рукава и вправив за пояс только один 
край. У него не было конкретной цели кого-то соблазнить — всего лишь красиво преподнести себя. 
Они с Тэхёном друг друга стоят, вместе — убойная сила. И гомофобы удохнутся. 
Кто же был за рулём «доджа»? Не очень любезный дьявол, сидящий в поношенной чёрной футболке, 
вытянутых трениках и галошах. Сразу видно, что его вырвали с какой-то работы. Наверное, он что-то 

---

16/149 
делал по дому. Впрочем, колхознику всё равно, как он выглядит перед городскими фифами. Зато у 
Чимина загорелся глаз. 
Как говорится: разрешите доебаться! Тук-тук. 
— Привет. Я Чимин. Будем знакомы? — Друг даже сел вперёд, всем видом показывая, что он 
расслаблен и открыт для диалога. А вот Тэхён прибился к окну, не влезая в Чиминовы проделки. 
— Поздравляю тебя с этим, — без всякого интереса, следя за дорогой. Чимин и не ждал, что будет 
легко. 
— А что сразу когти выпускаем? — Ну да, он немного флиртует, но не потому, что ему внешне 
понравился Чонгук — это его такая манера речи. Так все думают, что они нравятся Чимину, и ещё 
больше за ним бегают. 
— Выключись. 
Вот — именно в его стиле. Непробиваемая стена, которая при этом лает. Чимин пошёл другим путём. 
— Почему ты такой грубый? Гомофоб? — Блин, вот так в лоб спросил… Тэхён бы сквозь землю 
провалился, а он и провалился. Стыдно же. Он нигде не афишировал, что гей, пусть это и так все 
знали. 
— Я даже слов таких не знаю. Мы из колхоза — недалёкие. 
— То-то и видно. 
— Взаимно. 
— Тебе говорили, что ты хам? — Даже Чимин немножко разозлился, встречая открытый негатив и 
пофигизм. 
— Моё второе имя. 
— А первое? 
— Колхозник. 
Тэхён улыбнулся в окно, слушая его ответы. И чему тут улыбаться? Вроде как они с Чонгуком немного 
сблизились, совсем малость. Правда, они толком не разговаривали, но всё же. Как-то забавно 
слышать его грубость (забавно и привычно). Даже Чимин не может до него доебаться. 
— Ладно. Ты и сам всё про себя знаешь. Скучно с тобой. 
— Отлично. 
Так они доехали до дома. Чонгук не загонял машину, бросив их всех и возвратившись к работе — 
дрова рубил. Матушка встретила их, воскликнув, радушно приветствуя и друга Тэхёна. По дорожке в 
яблоневый сад она объяснила, что их женский состав разошёлся кто куда, забрав всех детей. Кроме 
Санбома! Он ждал своего Салли. 
Раздался стук колуна. Чимин крутился у деревьев, Санбом целовал Тэхёна в щёчку, рассказывая, как 
сильно он «чочкучился» и ждал его. Всё-таки пришлось заняться делом — собирать яблоки. Парни 

---

17/149 
отрывали яблоки, а Санбом их складывал в корзины, и всё это — под стук раскола дров. Матушка 
тоже тут крутилась, убирая траву с грядок. Чимин умилялся с ребёнка, посадив его себе на шею, 
чтобы он сам мог сорвать яблоки. Тэхён их фотографировал, они оба позировали, улыбались, делали 
что попало, изредка возвращаясь к работе. Короче, веселились и безобразничали, а им никто и не 
запрещал. Чимин тоже понравился Санбому, так что он нарёк его кличкой «Енжил», имея в виду 
Энджел из «Лило и Стич», которая была подружкой Стича. Клички от Санбома значат, что он 
относится к тебе по-особенному. Чимин, как и Тэхён сначала, пищал от радости. Быть «Енжил» не так 
уж плохо. Может, даже лучше, чем мистером Салливаном… 
А потом залаял Хантер, но не по-злому: всего лишь услышал звук мотора. Кто-то приехал. Чонгук 
прекратил колоть, прислушиваясь. 
Послышался голос. Тэхён остановился. 
— Хозяева! Есть кто дома? 
Рыболов… Какие черти его сюда привели? 
Чимин сначала не понял, в чём проблема, но атмосфера ощутимо накалилась.
Тэхён шёпотом пояснил, кто это. Чимин скривился, отпуская Санбома, и толкнул Тэхёна в гущу 
деревьев, чтобы этот мужик его не увидел. Ну а когда показался рыболов, Чимину он тоже сразу не 
понравился. Вроде привлекательный, статный мужчина, но такая грязная, липкая энергетика… 
Сложно объяснить:
просто смотришь на него, и на душе неспокойно. 
— Добрый день! — громко поздоровался он, заинтересованно осмотрев Чимина. Его взгляд — 
цепкий и хитрый. Но Чимин тоже не пальцем деланный. У обоих много вопросов. — А что это за