Судьба а. Яссави и философская основа его хикметов

Где бы ты ни увидел прокаженных, упавших духом, будь мягок,
Если такой несчастливец в неведении, поделись сокровенным знанием.
В Судный день, чтобы быть ближе к Всевышнему,
Я сбежал от высокомерных, самоуверенных гордецов.
Обездоленных, несчастных, осиротевших знал Пророк.
В ту ночь вышел он в Маридж, чтобы увидеть,
Спросить и посочувствовать обездоленным.
И я тоже решил пуститься по следам несчастных.
Этот перевод довольно точен. Переводчица передает содержание этих строк, используя эмоционально окрашенные эпитеты: «обездоленные», «несчастные», «осиротевшие», «высокомерные, самоувереннех гордецы». Но в четвертой строфе Н.Сагандыкова допускает тавтологию, дважды повторяя слова «обездоленные» и «несчастные», что, безусловно, снижает впечатление. Но безымянный переводчик, опубликовавший свой перевод в Интернете, дает синонимичные выражения: «бедные», «бесприютные». В его переложении третья и четвертые строфы звучат так:
Где бы ни увидел человека огорченного – будь для него мархам ,
Встретив такую душу – сопутствуй ей.
Тогда в День Судный (День Махшар) будешь близок к Богу.
От гордых и самодовольных людей я бегу.
Расул заботился о бедных и сиротах
В ночь Миграджа , вознесшись на небо, он лицезрел Бога,
А вернувшись, вновь беспокоился о делах бедных.
Поэтому я стремлюсь отыскать следы бесприютных.

Н.Сагандыкова говорит о «прокаженном» человеке, о человеке, «упавшим духом», неизвесный переводчик предлагает называть его «огорченным», что вобщем-то возможно, но вариант Н.Сагандыковой более выразительный. В четвертой строфе Н.Сагандыкова заменяет имя собственное словом «пророк», неизвестный переводчик, повторяя казахский вариант перевода, использует имя собственное – Расул. Этот вариант точнее, но для широкого круга читателей вариант Н.Сагандыковой понятнее. Также Н.Сагандыкова заменяет реалию «Махшар» на словосочетание «Судный день», при этом оставляя реалию «Миградж», но, не давая к ней никаких пояснений. В то же время в казахском варианте к этому слову дается обширный комментарий. Несомненно, и русский вариант перевода требует сносок и комментариев.
А.Кодар основное содержание этого хикмета передает всего несколькими строками:
Вруг ворота любви отворил мне Аллах,
Он мне шею согнул и повергнул во прах.
От проклятий его я не встану никак,
Сам поднял я копье и вонзил себе в сердце.
Я в невежестве тверд, злоязычен, лукав,
Не доступен мне смысл коранических глав,
Я быть жертвой хочу, но я грешен и слаб,
От раскаянья, верьте, мне некуда деться.
Не испил я вина под названьем «Любовь»,
Не покинул семьи, не оставил я кров,
С самим чертом в грехе состязаюсь я вновь,
В Судный День, я уверен, мне будет не сладко.
Я стал дервишем, зикры шепча день и ночь,
Кроме Бога я гнал остальное все прочь.
Мотылек, я не мог жар любви превозмочь,
И летел на огонь, чтоб сгореть без остатка.
У Н.Сагандыковой описание перипетий судьбы лирического героя занимает пятнадцать строф. А.Кодар существенно «сжал» повествование, опустив многочисленные злоключения и обретения героя на духовном пути: посещение Медины, встреча с Арыстан Баба, получение «заветной хурмы», победа над «лукавым». А эти события, безусловно, являются существенными в жизни героя. Кроме того, в переводе А.Кодара наблюдаются значительные ритмические нарушения, также смежная рифмовка «Аллах — во прах», лукав-глав, «любовь — кров», «ночь — прочь» сменяется нерифмованными строками: никак — в сердце, «слаб — деться», « вновь — не сладко», «превозмочь — без остатка», что, конечно снижает впечатление. Возможно, в последних восьми строках переводчик рифмует не две строки, а три, и тогда получается: «любовь – кров — вновь», «ночь – прочь — превозмочь», « не сладко – без остатка». Но это тоже, к сожалению, не дает гармоничного звучания стиха на русском языке. Последние строфы первого хикмета А.Яссави звучат так: